Мои пятнадцать редакторов (часть 2-я)
Шрифт:
И выпал навстречу четвероногому другу.
Я закрыл за Казбеком дверь и вернулся к столу. Заварил свежего чая. И вдруг почувствовал какое-то тягостное беспокойство. Казалось бы, из-за чего? Не колымская тайга кругом, беглых зэков нет. До вагончика Казбеку идти всего метров пятьдесят. Метёт, но не сильно, да и собака с ним…
Однако с каждой минутой беспокойство усиливалось.
Такое же гнетущее чувство я испытал в 89-м в Минске. Я был веселым и при деньгах, мой путь лежал на Москву и дальше —
— Вы квартиру ищете? На сутки? — разбитная девица высмотрела меня на привокзальной площади. — Первый раз у нас в Минске? С самого Сахалина прилетели? Там не то, что у нас в Белоруссии… Есть у меня отличная квартира, в новом доме. Есть!
— Но мне рано утром на автобус…
— Никакого беспокойства! — тараторила девица. — Из подъезда выйдете — и вот она, остановка. Нет проблем!
Перед тем как сесть в троллейбус, девица позвонила кому-то из телефона-автомата.
— Предупредила, что везу на квартиру, — сказала она, и добавила при этом. — Здесь-то и ехать всего пятнадцать минут!
Подошёл троллейбус. Мы сели и поехали на квартиру. Сердце благостно стукалось о кредитки в пиджачном кармане, предвкушая заслуженный отдых до утра.
Прошло десять минут. Ещё пять. И снова десять. Девица сидела впереди, ряда за четыре от меня, и вела себя так, словно бы возвращается домой с работы. Многоэтажки закончились, пошёл за окном плохо ухоженный пригород. Замаячили пустыри. Как-то быстро стало темнеть, ладно хоть дождика не было…
Я почувствовал тягостное беспокойство. С каждой минутой оно усиливалось. Ещё пара минут, и беспокойство превратилось в тупую ноющую боль под ложечкой.
Троллейбус стал притормаживать. Девица даже не оглянулась: видать, не та остановка. Створки двери захрустели и сложились, открывая мне путь к свободе. Не раздумывая, я выпрыгнул из троллейбуса.
Троллейбус тронулся, и боль ушла вместе с ним.
Я перешёл на противоположную сторону и через полчаса снова был на вокзале. Там и переночевал на лавочке, в окружении приднестровских беженцев и вещей. А ранним утром сел в автобус и отправился в аэропорт.
Автобус шел не по троллейбусному маршруту, это я отметил сразу. И спросил у водителя насчёт остановок.
— У нас экспресс, мы до самого аэропорта идём без остановок! — ответил водитель.
Я вспомнил вчерашнюю девицу в троллейбусе — и понял, что в Минске лучше всего ходить пешком.
… Итак, беспокойство усиливалось. Еще несколько минут, и оно стало невыносимым. Не выдержав, я оделся и вышел в метель. Цепочка следов тянулась от рыбстана к портпункту. Я пошёл по цепочке. Завернул за угол склада и вот он, вагончик, с тусклой лампочкой при входе. И пьяный Казбек при нём.
Даргинец сидел, привалившись спиной к закрытой двери, и лениво загребал руками снег, словно пытался плыть от вагончика в сторону Кавказа. Глаза у Казбека были закрыты, шапка съехала на одно ухо, придавая даргинцу разбойничий вид.
Собака сидела рядом и охраняла хозяина. Увидев меня, медленно встала со снега и обнажила клыки.
— Ты же замёрзнешь! — я ухватил Казбека за ватник. Собака зарычала.
— А я ключ… уронил… вот, ищу… — промычал Казбек.
Связка ключей валялась у него за спиной. Я открыл дверь и ухватил Казбека за шиворот. Собака бросилась, но неудачно: попала мордой на рыбацкий валенок с резиновой подошвой и отлетела в сторону. Я перетащил даргинца через порог и закрыл дверь.
Самодельный калорифер — толстая нихромовая проволока, намотанная на асбестовую трубу — был включён и электричества не жалел. В вагончике было тепло, как в Сочи. Мне даже показалось, что в воздухе пахнет шашлыком. Я даже огляделся по сторонам в поисках мангала.
Казбек сидел у калорифера. Он держал обмороженные руки над спиралью и блаженствовал. Я ухватил его за шиворот и с большим трудом оттащил в дальний угол. Сочи кончилось вместе с шашлыком. Потом я открыл дверь и зачерпнул в миску снега.
Минут пятнадцать я оттирал Казбеку пальцы и ругался сквозь зубы. Даргинец буянил и делал вид, что хватается за кинжал, которого у него не было. Вскоре пальцы начали отходить, и Казбек завыл от боли. А я подался на боковую.
Наутро Казбек появился на стане.
— Болят, — сказал Казбек вместо приветствия, и показал забинтованные руки.
Я напоил даргинца чаем с остатками коньяка и ещё раз его отругал. Для профилактики.
— Сильно болят, — сказал Казбек, и вздохнул.
— Ничего, заживут, — успокоил я пострадавшего. — Главное, пальцы на месте.
Не знаю, где он сейчас, этот Казбек Караев. Хорошо, если жив. А если нет, пусть останется хотя бы на этой странице. В назидание потомкам. Север — дело серьёзное, сильно пьющих не любит. Норму надо держать, а то ведь не только пальцы — голову можно отморозить.
6.
Незадолго до окончания путины, приехав на выходной в Ноглики, я встретил на улице Комаричева. Постояли, поговорили.
— Марков вроде бы собирается в областную газету переходить, — поделился тот редакционными новостями. — Говорит, замредактора звонил, приглашал.
Признаться, это меня задело.
Вечером я расчехлил машинку и написал в редакцию письмо: дескать, хотел бы попробовать себя в качестве корреспондента. За ночь успел приложить к письму репортаж о зимней путине в рыбколхозе "Восток" и утром бросил конверт в почтовый ящик.
Редакционной коллегии материал понравился. Он был опубликован. А мне от редактора пришёл ответ: присылайте материалы, будем смотреть, такие вопросы быстро не решаются
Отработав путину, я заглянул в "Знамя труда".