Мои пятнадцать редакторов (часть 2-я)
Шрифт:
— Пименов, что ли? — спросил молодец и, не выдержав, рассмеялся.
Розыгрыш закончился в нашу пользу. Вологда была посрамлена. Мы сунули в карманы студенческие билеты и отправились с Балюком в магазин. Уехали мы из Рязани через два дня на третий.
У Генки Давыдова определённо был нюх на романтиков. Лет через пять, встретив Балюка на Сахалине, я этому не удивился. Хотя романтика из Валеры, как мне тогда показалось, улетучилась ещё в Рязани. На Сахалин Балюк приехал каким-то озабоченным. Возможно, здесь примешивалось что-то личное, не берусь об этом судить.
Выпить
Одно время Балюк увлёкся прозой — написал несколько рассказиков о похождениях Бармалея в эпоху гласности и перестройки. Бармалей был довольно смешным, местами по-пролетарски прямым и даже грубоватым. Впрочем, больших гонораров Бармалей своему создателю не принёс и тихо увял после нескольких публикаций.
Из Литинститута Валеру отчислили в первом же семестре (он поступил вместе с Генкой). Позже, став членом СП, решил поднять уровень образования и подался на Высшие литературные курсы, но и там продержался всего год и вернулся в Южный.
А дальше всё пошло в темпе хмельного вальса. Чем чаще Валера выпивал, тем хуже становились его стихи. Талант разваливался быстрей, чем Советский Союз после Беловежской пущи…
В лучший мир Валера Балюк отошёл всего в сорок лет. Пара тоненьких сборников — вот и всё, что осталось от поэта. И ещё пара строк в библиографии Сахалинской областной библиотеки.
Осенью 2001 года в одном из пансионатов города Хайфа скончался 65-летний писатель-эмигрант из России А. Тоболяк. Смерть его осталась почти незамеченной читающей публикой: к тому времени некогда популярного автора в России уже успели забыть, а в Израиле узнать его ещё не успели.
Не слишком практичный в быту, легко относившийся к славе и деньгам, Тоболяк на Сахалине до сих пор остаётся личностью легендарной. Достаточно полно и хорошо рассказал о нём журналист и писатель В. Семенчик в очерке, опубликованном в альманахе "Сахалин". Без сомнения, сахалинская литература 80-90-х была бы заметно бедней без Тоболяка, с его слегка театральной судьбой и умело выписанными повестями.
С Тоболяком я познакомился в 84-м в Южно-Сахалинске — на областном семинаре молодых литераторов. Наши дружеские отношения продолжались вплоть до моего отъезда на материк. Иногда мы встречались каждый день, иногда — через месяц или год. Все зависело от обстоятельств — жизненных и житейских. Бывало, он ночевал у меня, случалось — я у него. А иногда обоим приходилось ночевать там, где нас накрывала волна очередного застолья.
Несколько лет назад я написал небольшой рассказ, посвящённый А. Тоболяку — "Не кормите кошку с балкона". Позвольте выдернуть из него несколько абзацев:
"…Однажды мы надолго заблудились в квартире случайного знакомого. Сначала пили за новую книгу, потом — за её автора, а дальше — за тех, кто находился сейчас рядом с ним. Поименно, но
В поисках выхода мы бродили среди незнакомой мебели, перманентно натыкаясь на сервированный стол. Он подстерегал нас повсюду — на кухне, в гостиной, в спальне, даже в прихожей. Уйти через дверь не представлялось никакой возможности (иногда так бывает). Мы попытались обмануть коварный стол: сделали вид, что отправляемся на кухню, а сами прокрались в спальню и выбрались через окно.
На улице нас встретили. Двое в форме, не считая "бобика". Спросили документы, которых мы с собой не носили. Запахло протоколом и принудительным выяснением личности. Край света, по меткому выражению поэта, поджидал нас за первым же углом…
Тогда он вынул из кармана только что вышедшую книгу и ткнул пальцем в свою фотографию.
— Это я, — сказал он, и тут же спросил: — Это я?
— Это вы, — был ответ. — А вот вашего приятеля мы не знаем.
— Ничего, еще узнаете! — весело прозвучало в ответ. — Вот пару книжек издаст, и тогда!..
Он был щедрым человеком…"
Вот так, или примерно так, выглядели иногда наши встречи.
В своих воспоминаниях Семенчикназывает Тоболяка гением искреннего общения. Рискну внести уточнение: на мой взгляд, он был гением застольного общения. Искренность близка к истине лишь на трезвую голову, в своём застольном варианте она часто оказывается заранее подготовленным экспромтом.
Я знал Тоболяка разным: трезвым, выпившим, прилично выпившим и выпившим изрядно, однако каких-то особых откровений за ним не замечал. Если не принимать за таковые неуёмное желание балагурить, дурачиться, читать стихи… Но этим за столом отличаются многие литераторы.
Путь к прозе Тоболяк начинал с поэзии. В дружеской компании любил почитать что-нибудь из "Северного цикла". Так он называл стихи, написанные в Эвенкии, где в 70-х работал журналистом на радио.
…Вы хорошо поработали — Так утверждает сводка. Вот вам, товарищ Ботулу, Ваша бутылка водки! —с чувством декламировал подвыпивший Тоболяк. История о товарище Ботулу, получившим свою законную алкогольную пайку, воспринималась компанией с неизменным успехом.
Вне пиршественного стола Тоболяк был другим: рассеянным, малоразговорчивым, чаще всего — озабоченным поиском денег, печатной машинки или бумаги для неё. Любил вдруг исчезнуть на неделю или месяц из поля зрения — уехать на рыбалку или отправиться в творческую командировку, согласно путевке Сахалинского бюро по пропаганде художественной литературы. Но чаще всего исчезновение было связано с работой над очередной рукописью. Писал Тоболяк торопливо, запойно, хотя и мелким, но разборчивым почерком, неизменно оставляя большие поля, так что страницы рукописи живо напоминали газетные гранки.