Мои семейные обстоятельства
Шрифт:
— Ничего не скажешь? — внезапно разрывает повисшее между нами молчание Реман.
— А я должна? — приходится даже остановиться, чтобы посмотреть ему в лицо: — Договор подписан, Рем. Мне кажется, на этом моя роль завершена. Будешь спорить?
— Нет, ты права, — легко соглашается он. А у меня сердце разрывается на части. Какая-то часть меня верила, изо всех сил верила, что я ошибаюсь в своих предположениях. Во мне жила надежда, что когда утихнут политические страсти, когда во дворце все успокоится, Амир снова вернется к нам тем самым братом, которого я люблю и помню. Но я гляжу на Ремана и понимаю, что я до сих пор слишком наивна.
Мне нужно успокоиться. Я делаю глубокий вдох и расправляю складки пышных юбок — все, чтобы выиграть немного времени. Крайне необходимо, чтобы мои губы перестали дрожать, а голос приобрел хоть немного твердости. Сложно казаться безразличной, когда меня рвут на куски непонимание и обида, когда предательство, а это оно, и никак иначе, только открылось.
— Теперь ты можешь сказать, почему наорал на меня при встрече? — мне требуется немало сил, чтобы продолжить разговор с Ремом.
— До поезда за тобой следили. Предполагалось, что ты сойдешь с поезда в Фениксе и сразу кинешься во дворец, — он не смотрит на меня, а оглядывается по сторонам. В коридорах стало оживленнее, на мне скрещиваются чужие взгляды, так что нам приходится идти медленнее. — Вместо этого нам достался полуживой оберег Фьюринов. А тебя нет нигде. Я обязан был тебя найти, приказы Амира не оспариваются, и уже почти отчаялся. А тут ты сама являешься. Представляешь мое состояние?
— Нет, — устало произношу я. — Потом ты пошел за мной.
— Да.
— Архивариус — это твой…
— Информатор. Он должен Амиру, поэтому был рад помочь, — Рем слегка кривится. — Хотя с этим южанином были проблемы…
— Когда я встретила его в архивах, он хотел отдать документы именно мне. Это не входило в ваши планы?
— Ему захотелось справедливости. Пришлось поумерить его пыл.
— Он жив? — я останавливаюсь и требую ответа. Реман растягивает губы в неприятной улыбке:
— Жив, но отстранен от службы. Ты же знаешь: ни я, ни Амир вообще-то не фанаты убийств.
— Знаю ли? А тот человек, чье тело принесла Карисса в Феникс, он бы так же сказал? А сама напуганная ведьмочка?
— Ее нужно было убрать из города, — морщится Реман.
— Живой или мертвой?
Он пожимает плечами, дескать, это уже мелочи, не стоит их упоминать. Больше никто из нас не продолжает разговор. Я боюсь не выдержать и разрыдаться, а о чем думает Реман, мне неизвестно. И только когда до официальной приемной, где ждет меня муж, остается всего пара дюжин шагов, я снова обращаюсь к нему.
— Знаешь, а я ведь любила тебя, — признаюсь я. И это действительно правда. Реман одного со мной возраста. Не было в моем окружении более привлекательного, умного и находчивого мальчика, чем он. Мы вместе могли обсуждать книги и воровать яблоки из сада, шутить и исследовать дворец. Конечно, больше времени он проводил с Амиром, да только меня никто не гнал. Я будто хвостик бегала за этими двумя, восхищаясь старшим братом и вздыхая по его другу. Как же далеки те детские воспоминания от того, что происходит сейчас.
— Я знал. Ты мне тоже нравилась, но Амир запретил подходить к тебе, — признается Рем, будто ничего ужасного в этом признании нет. Я качаю головой, глядя на него:
— И хорошо, что ты не подошел. Это слишком жестоко: если бы я любила тебя всерьез и у нас были отношения, а потом ты бы спокойно отказался от меня. Потому что мой брат так сказал.
— Не драматизируй, — лицо Ремана меняется, будто приоткрывается маска. Я вижу за ней другого человека: более жесткого и циничного. — Если бы ты не дергалась, все прошло бы более гладко — без слез и истерик.
— Если бы Амир со мной поговорил, то никаких бы истерик и не было! — срываюсь я на крик.
— Да что ты понимаешь?.. — резко хватает меня за плечо Реман. Я в ответ впиваюсь ногтями ему в ладонь. Во мне говорят гнев и обида, мне страшно, и я ужасно устала, но остановиться, согласиться с происходящим я не могу. И если Рем поднимет на меня руку еще раз, я отвечу со всей своей ярости.
— Что здесь происходит?
Это Амир. Я чувствую, как начинается нервная дрожь — подкашиваются ноги, сводит пальцы на ногах, и от внезапного ощущения холода хочется обхватить себя за плечи, свернуться в клубочек. Но так нельзя. Я лишь сильнее выпрямляю спину и оборачиваюсь.
— Амир!
Он такой же. Абсолютно такой же, как я его помню. Он не изменился. Может, немного поменял прическу, и четче стали складки у губ. Может, чуть сильнее хмурится лицо, и из-за этого взгляд кажется более суровым. И, наверное, он похудел. Я уверена, что раньше его щеки не были настолько впалыми. Я хорошо помню своего старшего брата. Я сотни раз болтала с ним в собственном воображении. Когда не успевала послать письмо или нужен был срочный совет, а поделиться оказывалось не с кем, я представляла, что мог ответить Амир или как отреагировать Левис. Поэтому я уверена, что Амир почти не изменился внешне. Но что-то не так. Он смотрит не так, как я помню.
— Лайм, — произносит Амир и, не прекращая движения, проходит мимо. Он не задерживает на мне взгляда, не произносит ничего, кроме имени, будто так и надо. Словно мы чужие друг другу.
— Ты мог просто попросить меня и обойтись без этих сцен, — я иду вслед за ним, не обращая внимания на тянущего меня в другую сторону Ремана. — Ты мог посвятить меня в свой план! Я же твоя сестра, я тебе верила! А вместо этого воспользовался моими слабостями. Понятно, откуда была та смесь, которой меня усыпили в архиве. О моей сопротивляемости знает не так много человек, — я кричу брату в спину. Амир на секунду застывает и, не оборачиваясь, спрашивает:
— И ты бы согласилась?
— Да! Тогда мне бы хватило одного твоего слова, потому что я верила тебе, — произношу я ответ и понимаю, что так оно и было бы. Он мог придумать любую красивую сказку, а я бы поверила и согласилась на все. Потому что это Амир, а на Амира всегда можно положиться.
— Но не сейчас?
— Ты хоть немного сожалеешь? — я отвечаю на его вопрос вопросом. Потому что это разговор не обо мне, а разговор о его решениях.
— Конечно, — произносит Амир, но я слышу это — едва заметное трепетание его голоса. Легкое, невесомое, но такое знакомое. Амир не любит прямые вопросы, потому что на них нужно дать четкий и короткий ответ. Амир предпочитает долгие и пространные рассуждения одному слову. Потому что легко спрятать смысл за словесными кружевами, а простой ответ может раскрыть нечто большее. Например, что он так и не научился лгать на неудобные ему вопросы.