Мои семейные обстоятельства
Шрифт:
— Он жив. Он действительно жив. Я думал, что сойду с ума. Но Амир жив. Прости, Лайм, я не сразу понял, что это Реман ударил тебя. Прости! Я такой дурак, я ничегошеньки не понял. В кабинете было темно. И первым делом я увидел брата. Кинулся к Амиру с воплями: как рад ему, как здорово, что теперь все вернется на свои места, что тебе, сестра, не нужно выходить замуж… А он… Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. И просто сказал Реману «выведи его, он мешает». А я смотрел-смотрел-смотрел, — Левис не может сдержаться и начинает рыдать: — А потом увидел тебя. И вдруг понял. Он ничего не будет менять. Ничегошеньки. Оно ему не нужно. Мы ему не нужны. И я ударил его… Его. Амира.
— Скорее он тебя ударил, — печально бормочет Карисса, гладит рыдающего Левиса по спине и продолжает уже за него: — А потом в кабинет ворвалась полиция. Меня сняли с балкона какие-то ведьмы. И, наконец, мы здесь, в этом подвале или что это. Все, и платье свадебное тоже.
— В подвале? — я, щурясь, рассматриваю окружение. Очень похоже на комнату для отдыха возле дворцовой лаборатории: диван, стол с полудюжиной стульев, шкаф с посудой и рукомойник на стене. Две двери, и та, что поуже, скорее всего, ведет в душевую. Стены побелены некачественно, кое-где виднеется кирпичная кладка. Да, это действительно помещение в подвале.
— Никаких окон, и никак нам не выбраться, — Карисса пододвигает один из стульев к дивану и забирается на него с ногами. — Да и куда бежать? По городу облавы… Я слушала под дверью: вашего дядю уже допрашивают — какие у него были связи, деньги, и куда все ушло или, наоборот, где лежит. Почти все члены территориального Совета низложены.
— Что значит: низложены? — непонимающе морщусь я. Разве так легко поменять территориальный Совет? Кажется, некоторые из представителей были в его составе еще при моем отце.
— А то, что Амир Флейм за ночь растащил по камерам тюрьмы неугодных, корыстных, ворующих и неподходящих ему, поставил на места своих людей, — разводит руками Карисса. — А на позднее утро у него намечено чаепитие с делегацией из Фьюрина. Знаешь, очень деятельный человек твой брат для умершего и похороненного… Скотина бешеная!
Я морщусь от ее крика, и Карисса тут же это замечает.
— Извините, я не хотела… Точнее, хотела. Но он ваш брат, а я…
— Ничего, — останавливаю я ее, потому что она права. Ее слова стоят того, чтобы их обдумать.
Я кладу ладонь на шею, в место, куда пришелся удар. Больно. Очень больно. Не только там. Отвратительное чувство расползается во все стороны, захватывает меня полностью. Предки, как я не догадалась? Да и как бы я могла подумать. Возможно, Рада поняла чуть больше, когда увидела тело в мавзолее. Возможно, она понадеялась, что Амир жив. Но скажи она мне, смогло бы это что-то изменить? Нет. Потому что в самом страшном сне мне бы не привиделось, что мой брат, старший любимый брат, так поступит. Он не предупредил, он не поделился планами и ничуть не волновался, что с Левисом или мной что-то произойдет.
— Он ни разу не посмотрел на меня. Только сквозь. Сказал Реману, что мы сейчас ему не нужны. А когда-то были нужны? — шепчет Левис. Я подтягиваю его к себе под бок и пытаюсь обнять за широкие плечи. Брат сильно зажмурился, побледнел и тяжело дышит. Чувствует ли младший тот ужас, который пожирает меня изнутри? Да, я могу сопротивляться дяде, но не Амиру. Ведь он — старший и самый лучший. Как я могу что-то думать против него?
Моя голова разрывается от мыслей. Неужели все так и было? Вот так просто: старший брат спланировал свою смерть, дал шанс нашему дяде сделать за него всю грязную работу — собрать верных дяде людей, заключить мою свадьбу, отстранить Левиса от дел. Чтобы потом Амир мог появиться на сцене и… добиться блага для себя или народа этих земель? За время, что его считали умершим, он собрал компромат и заручился поддержкой важных ему людей, а потом одним махом убрал всех ненужных. Что ж, наконец, он может править так, как ему хочется.
Но я бы так не смогла. А он… А что я в действительности знаю об Амире?
— Бывает, что все время мира не поможет понять другого человека. А иногда достаточно имени и нескольких минут, чтобы стать верным кому-то, — внезапно произносит Карисса. Оказывается, я проговариваю последнюю мысль вслух.
— Прости, — извиняюсь, ведь ведьмочке пришлось многое пережить из-за моего старшего брата.
— А разве ты должна извиняться? Ты здесь при чем? — непонимающе смотрит на меня Карисса.
Мы молчим очень долго: ведьма раскачивается на стуле, Левис лежит рядом со мной, а я сижу на диване и просто моргаю. Изредка в мою голову забредает какая-нибудь мысль, но тут же разбивается: я слишком не в себя, слишком шокирована, чтобы думать. И мне все еще больно.
Нам приносят завтрак и обед, но не новости. Левис требует присутствия Амира, но на него смотрят как на сумасшедшего: дескать, как этот глупый парень может что-то требовать от такого значимого и уважаемого оберега. Вместо ужина неожиданно появляется горничная. Я вспоминаю Ланаду: интересно, она просто хотела помочь или тоже работала на кого-то? Но Ланада хотя бы изображала заботу и теплоту, а пришедшая девушка явно мне не сочувствует. Облачение в платье происходит быстро и неприятно. Чужие пальцы дергают за волосы и впиваются в кожу. Вместо улыбки мне достается брезгливо поджатые губы. Какие обо мне ходят слухи, чтобы эта девушка меня возненавидела? Что я обираю бедных и увожу деньги за границу? Или что не желаю облегчить жизнь простым людям и бросила своего брата и долг радетельной? Вопросов становится все больше, но отведенное мне время давно закончилось.
Следом за горничной на пороге комнаты появляется Рем. Я не даю Левису даже подняться с дивана, останавливаю его. Младшему хватит и того синяка, что уже есть, против Рема у него нет шансов. Да и дракой здесь ничем не поможешь. Я на мгновение задерживаю взгляд на своем отражении в зеркале. Мама была бы счастлива: на мне красивое свадебное платье и украшения в тон. Хотя она бы добавила к моему образу больше разнообразия, например, не собирала бы все волосы в высокую прическу, а оставила несколько прядей. Тогда я бы выглядела более живой. Но даже косметика не может придать моему побледневшему лицу яркости и жизни.
Я двигаюсь рывками, будто сломанная марионетка: выхожу в полутемный коридор, оставляя за спиной растерянного Левиса. Мы с Реманом идем в тишине, только слышно, как шелестят мои пышные юбки и клацают набойки туфель. Мимо изредка пробегают посыльные, я с легким интересом поглядываю по сторонам. Стоит нам подняться из подвала на первый этаж, как мне становится немного дурно. Амир точно перевернул здесь все с ног на голову. На полу виднеется не до конца затертая кровь, на стенах — подпалины. Значит, бой все-таки был. А может и не бой, а бойня?..