Мои семейные обстоятельства
Шрифт:
— Я и не прыгнула бы.
— Понятное дело. Не такая ты девчонка, чтобы прыгать и убиться с горя, — хмыкает Селина.
— А какая я?
— Наша, конечно! Из тех, кто выживет и по-своему все переделает. Не хуже, не лучше, разве что не летучая, но по характеру ведьма как есть…
— Спасибо, — почему-то мне становится легче на сердце. — Умирать я действительно не имею желания. Сбежать — возможно.
— Увы, я приказ нарушить не могу. Но как только договор окончится, сразу уволюсь. И своим скажу, нас здесь еще пятеро осталось. Все уйдем. Нечего нам делать там, где расплачиваются чужой жизнью за преференции, — негодующе сжимает кулаки ведьма и бьет себя кулаком в грудь. — Я считаю так: у меня есть моя жизнь, и я сама принимаю решение, на что ее убить или разменять, сама ошибки делаю и сама по счетам плачу. Была бы я на твоем месте — вылетела в окно при первом же намеке на брак ради чьей-то скидки на торговлю мехом и медовухой. Договор, конечно, много значит, да только искал бы меня суженый по всем сторонам света!
— Хорошо бы, но я не ведьма, — я улыбаюсь Селине. Ведь она так открыто выражает свое негодование, не входит в положение других, не думает о чьих-то интересах и не заботится о высшем благе. Впрочем, ведьму действительно подобным договором не взять, даже если она урожденная радетельная.
— Жаль, — оценивающе посматривает на меня собеседница. — Почему-то мне кажется, что ты бы не просто вылетела из окна на свободу, а еще и дворец этот к Предкам снесла.
— Думаешь, хватило бы силы? — я, не сдерживаясь, смеюсь.
— Думаю, да, — неожиданно серьезно кивает Селина. — У тебя хорошая наследственность. И концентрация хороша. Твои родственницы нарадоваться не могли, когда в очередной раз твое зелье что-то плавило или, наоборот, взрывалось.
— Порченая посуда как показатель силы?
— Нет, в подобных экспериментах порченая посуда — это очень хороший знак. Значит, ты как алхимик подошла очень близко к тому пределу, за которым к таланту нужно примешивать ведьмовскую силу. Там где у тебя всего лишь плавился горшок, другие взрывали дома и калечили себя и окружающих.
— А я и не знала… — слова Селины меня удивляют: в Птичьем клюве всегда было много талантливых ведьм, куда же мне с моими способностями. — Иногда меня хвалили, но за что именно, никогда не объясняли. Может, просто из вежливости. Ведь мои составы были не так и хороши.
— Думаю, они иногда забывали, что ты все-таки не ведьма и очень многое тебе неизвестно, — ободряюще улыбается Селина и, на секунду задумавшись, предлагает: — Знаешь, выпустить я тебя не могу, но передать сообщение или выполнить какую-то твою просьбу мне вполне по силам.
Эти слова немного выбивают меня из колеи. Я умолкаю, погружаясь в мысли. Таким предложением просто необходимо воспользоваться. Не предаст же она меня? Мысль неприятная, из-за нее сразу становится тяжелее в груди. Но этот груз надолго не задерживается: он развеивается, стоит мне подумать о моих шансах с учетом новых обстоятельств. Ведь если Селина меня предаст, никакого вреда не будет. Левиса и Кариссу я смогу отбить и забрать с собой из Феникса. Дядя не посмеет портить отношения с Фьюринами. А уж с будущим мужем я как-нибудь договорюсь. Скорее всего. А если Селина по-прежнему та ведьма, которую я знаю, то уже сегодня ночью все содержимое из хранилища ценностей будет у меня в руках.
Я долго объясняю Селине, что именно хочу сделать. От нее мне нужно немалое: найти Левиса и передать ему мой план. Другого шанса у нас все равно уже не будет. Селина еще три часа будет охранять дворец, значит, брата она найдет хорошо если к ужину. Но это и не важно, мне пока спешить некуда. Одно ясно: дядя не даст мне надолго задержаться во дворце. Определенно уже завтра к вечеру или послезавтра утром я покину Феникс. Селина, задумчиво качая головой, делает заметки, чтобы не забыть ничего важного, и в итоге улетает. Единственное ее условие — чтобы проблем у ведьм-охранниц из-за моего плана не было. Это я пообещать могу, потому что в место, откуда я буду бежать, согласно традициям, никаким посторонним ведьмам хода нет.
20. Дворцовая жизнь
Первым делом мне приходится вспомнить о тех дворцовых порядках, которые никогда не насаждали ни отец, ни мать. Конечно, этикет, ритуалы и танцы входили в мое образование, но на деле в нашей семье мало применялись. А поскольку дядя до сих пор приверженец традиционных норм общения, на этом можно сыграть.
Я жду еще час или около того, чтобы окончательно выяснить: принесут мне завтрак или дядя забыл распорядиться. В последнем случае я готова напомнить о себе. Но нет, в то время как я уже почти решаюсь начать тарабанить по запертой двери, в детские комнаты впускают слугу с подносом. Я милостиво разрешаю себя обслужить. Сначала я спокойно жду, пока все чашечки, тарелочки, вилочки и другая дребедень будут расставлена по местам, потом присаживаюсь на пододвинутый слугой стул и приступаю к церемонии завтрака, иначе и не скажешь. Есть, когда на тебя направлено настолько пристальное внимание, не особо приятно. Хорошо, что у меня за плечами школа выступлений перед котлом для двух дюжин алхимиков, когда любой жест или поворот, не говоря уже о движении губ, нужно четко контролировать. Все же не каждый мастер с убеленными возрастом сединами станет слушать просто так какую-то девчонку, только получившую диплом.
Знание, чем и что есть, на какие кусочки резать и каким боком отставлять чашечку с чаем, я всегда считала чепухой, полезной для саморазвития, но не больше. Даже в лучших ресторанах Викки, куда меня приглашали пару раз, я не видела, чтобы кто-то придерживался всех правил застольного этикета. Но сегодня мне нужно отыграть безупречно, так, как когда-то учили дома и тем более на курсах в колледже. Дома эту дисциплину, по крайней мере, не на оценку сдавать нужно было. В колледже алхимии придерживались старых норм и уделяли немало внимания истории магии и ритуалов, истории формирования магических зон — земель — в их сегодняшней форме и прочей чепухи, которая если и вспоминается, то только среди радетельных. Это мне так не повезло, а для остальных на моем потоке это был всего лишь местами забавный, местами скучный и сложный курс.
Я монотонно отрезаю и пережевываю кусочки пищи, откладываю приборы строго по регламенту и под правильным углом, бесшумно ставлю чашечку на блюдце. Спина, которую нужно держать ровно, немного ноет от напряжения. Вкус приготовленных блюд практически не ощущается, как и удовольствия от них нет никакого. Но в этом издевательстве над собой есть смысл. Слуга наблюдает не просто так, он, конечно же, расскажет дяде по первому требованию все, что видел. А в том, что дядя поинтересуется о моем поведении, я уверена. Впрочем, мне нужно большее: не просто интерес с его стороны, но выполнение моей просьбы. Если для этого мне следует показать себя героиней из древнего романа, то пусть будет так.
В конце завтрака я оставляю рядом с чашкой письмо. Передать его дяде через слугу будет в корне неверно, с человеком его положения я не должна заговаривать, даже смотреть на него и обращать внимание. Как подписанное письмо дойдет до адресата, меня тоже не должно волновать, как и мысль, что оно может не дойти. Странное ощущение: априори считать себя из лучшего и достойнейшего мира, где даже намек на желание исполняется.
Я жестом даю знать, что завтрак окончен. Слуга тут же оказывается рядом, чтобы помочь мне встать. Теперь мне нужно отвернуться и заняться своими делами, иначе этот человек будет стоять, согнувшись в поклоне, на одном месте и ждать момента, когда он перестанет попадать в область моего взгляда. И где только дядя нашел слуг с настолько традиционным образованием? Но, скорее всего, заработная плата на этой работе гораздо выше, чем в ближайшей продуктовой лавке. В основном это весомый аргумент, чтобы закрыть глаза и выполнять все пункты из давно состарившихся кодексов и этикетов.