Мои турецкие ночи
Шрифт:
Я вцепляюсь в Давута и тащу его туда. Подхватив из висящей на стене корзинки ключи парень покорно идёт со мной. Отперев дверь, мы выходим наружу. Прямо от сада Алихана в воду ведёт широкая деревянная пристань. Чуть поодаль справа и слева от садиков соседей идут такие же. Кое-где пришвартованы белоснежные яхты. Ноги сами собой двигаются по деревянным мосткам. В конце дорожки я замираю и, сложив руку козырьком, оглядываю воду. Давут хлопает меня по здоровому плечу и показывает куда-то в сторону. Сначала я не вижу ничего, кроме бликов. Но потом! На расстоянии примерно двадцати метров от нас над волнами показывается серо-голубой гладкий горб, выпускает фонтанчик и скрывается
– - Он тебе улыбнулся! – смеётся Давут.
Я не знаю, можно ли любить этот город ещё сильнее.
Глава двадцать четвертая
– - Они тут часто играют, ещё увидишь, -- говорит Давут и тянет назад. В саду он усаживает меня в большие садовые качели и подкладывает подушки под локоть так, что я могу отстегнуть подвязку, фиксирующую левую руку. Сбегав в дом, парень приносит мне обезболивающее и широкополую соломенную шляпу.
– - Это Мерьем, матери Алихана, -- поясняет Давут.
– - Она тут бывает? – спрашиваю я.
– - Останавливается всегда, когда приезжает в Стамбул читать лекции. Преподаёт французскую литературу в измирском университете.
– - А почему они развелись с вашим отцом? – задаю я вопрос и тут же жалею об этом. Зачем суёшь нос не в своё дело, Снега!
Но Давут так не думает.
– - Ей было тяжело. Мерьем выросла в семье университетских преподавателей-алевитов, и мои тётушки унижали её за это.
– - Алевиты? Кто это?
Давут чешет в затылке.
– - Мы не считаем их настоящими мусульманами. Они чтят имама Али, отрицают намаз, не соблюдают пост в рамазан, не видят греха в распивании вина и считают равными мужчин и женщин.
– - Подожди, подожди, -- говорю я, -- а что в этом плохого?
Парень присаживается передо мной на траву и пожимает плечами.
– - Я не вижу ничего плохого. Мы с братом не считаем женщин людьми второго сорта, не читаем намаз, хотя и постимся в священный месяц раз в году. Наверное, семья отца не приняла Мерьем потому, что она совсем другая. Она всегда смеётся, у неё голубые глаза и раньше она была блондинкой, как ты. А мы все – как я, -- парень показывает на свои тёмные волосы.
Ой-ой, не матушку ли я напоминаю Алихану? Это как-то странно.
– - Все мои тётушки очень серьёзные, не любят веселья и умеют только ругаться, да гонять служанок наводить чистоту по домам целыми днями, -- продолжает Давут. – И они обвиняли мать Алихана в том, что из-за неё чуть не началась кровная вражда. Хотя это отец влюбился, когда учился в университете и женился против воли родни.
Я неловко дёргаюсь при упоминании кровной вражды.
– - Отец должен был жениться на моей матери по договорённости кланов ещё до их рождения. Мы ведь с Востока, из провинции Ван на границе с Ираком. Там до сих пор хватаются за оружие при любом конфликте. Когда в семью попала Мерьем, деду пришлось отдать много земель и денег, чтобы не началась резня. Из-за этого он и невзлюбил невестку.
– - Поэтому они развелись с твоим отцом? – уточняю я.
– - Тётушки говорят, что она вела себя так, будто считала себя лучше всех. Не хотела покрывать волосы, читала книги, слушала иностранную музыку, любила
– - Вот это да, какая «нехорошая» женщина, хотела развиваться, и сама дала имя ребёнку, которого выносила и родила, -- горько усмехаюсь я.
– - Тебе не понять, -- вздыхает Давут. – Когда Мерьем решила вернуться в Измир, она хотела забрать сына, но отец с дедом не дали. Мама говорит, мать Алихана приходила каждый день и стояла за забором особняка, но её отгоняли охранники с автоматами. Отец поклялся, что она никогда не увидит своего ребёнка.
Я вспоминаю статью из таблоида. Родители Малахитовых глаз развелись, когда ему было три.
– - А когда твоя мама начала воспитывать Алихана? – спрашиваю я со сжимающимся сердцем.
– - После развода с первой женой отец ждал четыре года до маминого восемнадцатилетия. Брату было семь. Если подумать, она ему больше сестра, чем мачеха.
Я закрываю лицо здоровой рукой. Если до этого мне казалось, что Давут рассказывает про события из позапрошлого века, то сейчас это больше смахивает на Средневековье.
– - Подожди, так кто занимался братом до того, как твоя мать вышла за вашего отца?
Парень пожимает плечами.
– - Ну, отец, если был не в Стамбуле. Дед, пока не умер. Тётушки. – По его сморщенному носу я понимаю, что детству Малахитовых глаз вряд ли стоит завидовать.
– - А теперь Алихан и Мерьем снова близки?
– - О, ну этом вообще история из сериала, в которых он снимается. Мерьем приезжала каждый день на протяжении года после развода, но потом перестала. Мама пыталась объяснить Алихану, что мать не бросала его, но тётушки уже порядком промыли ему мозги. Только когда брату исполнилось двадцать, Мерьем отправилась к нему в Италию и как-то добилась встречи с ним. После этого Алихан бросил университет и начал сниматься в кино, а отец возненавидел бывшую жену ещё больше.
Давут закатывает глаза и откидывается на газон.
– - Хорошо, что я младший, и мне можно жениться, на ком захочу! А наша сестра Зейнеп вообще собирается убежать за границу!
– - Эй, подожди, -- пихаю я в его бедро пальцами правой ноги. – Алихан говорил что-то про злую принцессу и про стать королём через восемь месяцев. Это он о чём?
Давут хватает мои пальцы и, повернувшись набок, подпирает голову кулаком.
– - Через восемь месяцев двоюродной племяннице моей матери исполнится двадцать один год и тогда они с Алиханом должны пожениться. Я не видел эту девку, но, говорят, она настоящая стерва. Вытребовала себе дополнительные три года незамужней жизни, пока не доучится в университете в Германии. По слухам, шляется там по клубам и прожигает деньги отца. Не знаю, как им не стыдно выдавать такую потасканную девицу за брата.
– - Слушай, я бы тоже прожигала жизнь, если бы знала, что меня выдадут замуж против воли. Может, вообще сбежала бы.
– - Сбежать не получится. Братья и дяди в Ване пойдут и вырежут всех мужчин в её семье.
– - О господи!
– - Даа, и с её стороны тоже явятся, если Алихан пойдёт на попятный. Откупиться, как нашему отцу, уже не получится.
Глава двадцать пятая
Одеваться на пресс-конференцию было тем ещё испытанием. Пыхтя и замирая от резкой боли в плече, мне удалось запихнуться в классические брюки, рубашку и серебристые кожаные лодочки.