Мои волки. Любовь истинная и нет
Шрифт:
А потом говорит:
— Как-то тут жарко, — и снимает майку, обнажая совершенный торс с кубиками на прессе, после чего жарко становится уже мне.
Тем вечером я понимаю, что мои бастионы готовы рухнуть, но держусь изо всех сил, отчаянно цепляясь за свою, не особо нужную мне свободу. Мне страшно. Я боюсь, что стоит сдаться — и сказка закончится, карета превратится в тыкву, а прекрасный принц — в очередного Гора, мечтающего о боевой подруге. Внезапно выясняется, что я перестала доверять мужчинам.
Но Эштер терпелив.
В отличие
Глава 28
Гор
В дверь стучат в тот момент, когда я пытаюсь уместить свои нехитрые вещи в одну большую спортивную сумку. Оказывается, у меня не так много одежды, которую хочется взять с собой. Шкаф забит строгими белыми рубашками и деловыми костюмами дорогих брендов, но я с облегчением оставлю их в этом доме болтаться на вешалках. Хватит с меня дресс-кода! Хватит чертовых правил!
Книги, фотоальбомы, мелкая техника рассованы по коробкам, которые уже громоздятся в багажнике. Дорогой отец великодушно позволил мне забрать машину, но отнял дом и нашел способ заморозить счета.
«Все, чем ты пользуешься, принадлежит мне, — сказал этот подонок. — Уйдешь из стаи — останешься с голой жопой».
Так что теперь я нищий. Вся моя собственность — пара сумок и трехлетний автомобиль, который мне больше не по карману. Кажется, я хотел начать жизнь с нуля — и вот мои мечты исполнились. Ни денег, ни работы, ни крыши над головой. Чистый ноль.
Я на дне. Теперь надо как-то постараться выплыть.
Молния на сумке расходится, когда я пытаюсь ее застегнуть. В дверь уже не стучат — барабанят. Проклиная все на свете, я иду открывать незваному гостю, черт бы его побрал. По дороге спотыкаюсь о забытую в коридоре коробку и едва не падаю, что не добавляет позитива.
У самой двери я ловлю себя на глупой надежде. Отчаянно хочется увидеть на крыльце Элен. С ней грядущие перемены, вся эта гребаная неопределенность будут восприниматься проще. Мне нужна опора. Волчица, которая поддержит в трудную минуту.
Как там говорят? Пройти вместе огонь, воду и медные трубы.
Но за дверью, скорее всего, мама. Опять будет плакать и умолять меня остаться. Как она прожила с моим папашей столько лет и не рехнулась? Святая женщина. К тридцати годам я готов бежать из стаи с пустыми карманами, с одной лишь сумкой в руке, даже голым и босым, только бы ни дня больше не видеть властную рожу этого мерзавца.
«Я найду самку. Сделаю ей ребенка, и мы выдадим его за твоего наследника».
Вот же ублюдок! Урод!
Ничего, скоро я буду далеко отсюда.
На пороге Хлоя. Волосы толстыми косами лежат на плечах. Ветер треплет подол пышной цветастой юбки, звенит колокольчиками на браслетах.
И этот звук, этот звон напоминает о нашей последней встрече. О том, как Хлоя, голая, одетая лишь в свои дурацкие украшения, скакала на моем члене и ее груди тряслись от толчков, а золотые побрякушки неприятно бренчали.
Встречаться взглядом с шаманкой на удивление неловко. И дело не в том, что мы трахались. А в том, что я до сих пор не понимаю, как это случилось, какое затмение на меня нашло. Хлоя не то чтобы не в моем вкусе. Она совсем не в моем вкусе. Совсем. Низкая, невзрачная, с мелкими, лисьими чертами лица. Слишком яркая в этих своих пестрых платьях. Похожая на цыганку.
И как только у меня на нее встало?
— Ходят слухи, что ты уезжаешь. Правда?
В ожидании ответа Хлоя кусает губы. Смущенной она не выглядит — скорее, нервной, и я вдруг чувствую себя дураком из-за того, что мне, в отличие от нее, жуть как неловко. Чего это я, в самом деле? Подумаешь, переспали. Было бы из-за чего переживать.
— Уезжаю, как видишь.
Я пинаю коробку, о которую зацепился, когда шел открывать дверь.
Ведьма хмурится, а потом говорит то, что делит мою идиотскую жизнь на до и после:
— Я беременна.
Вот так, черт побери, без подготовки, вываливает на меня эту ошеломительную новость.
Первые секунды я смотрю на шаманку, вытаращив глаза. Просто смотрю, моргая как придурок. Мне словно со всего размаха заехали по лицу дверью. Неожиданно и резко.
— Бля-а-адь…
Я закрываю глаза руками, приваливаясь к стене.
— Бля-а-а…
— Примерно такой реакции я и ожидала, — спокойно говорит Хлоя, оттесняя меня и проходя в дом. — Может, чая предложишь, если не все упаковал? А себе налей коньяка.
Я бы и рад, да только вчера прикончил последнюю бутылку.
Беременна.
Хлоя беременна!
От меня!
О боги!
— Как… Как это получилось? Ты же говорила, что я бесплоден? Что детей не будет?
— Ну, ты же пил мои зелья, — Хлоя невозмутимо идет по коридору, заглядывая в пустые комнаты. — Все пять лет исправно следовал инструкциям. И вуаля — лечение помогло.
— Но с Элен…
— Иммунологическая несовместимость. Такое бывает.
Я смеюсь как чертова истеричка. Не могу поверить. Проклятие!
— Ты беременна?
— Да.
— От меня?
— Нет, ветром надуло.
Из груди вырывается совершенно не мужественный стон. У меня будет наследник. Я должен радоваться, но не получается, потому что совместный ребенок связывает родителей на всю жизнь. На Хлое придется жениться. Черт!
В голове речитатив из трехэтажных нецензурных конструкций.
— Смотри на все позитивнее, — вздыхает Хлоя. — Тебе, считай, приговор отменили.
Один — отменили, другой — впаяли. От счастья хочется проблеваться радугой.
Мне требуется пять минут тишины, чтобы вернуть самоконтроль, вспомнить о том, что я мужик и должен нести ответственность за свои поступки. Пока я стою с закрытыми глазами, пытаясь успокоиться, Хлоя бродит по дому: длинная юбка шуршит от движения, браслеты позвякивают, скрипят под ногами отдельные половицы.
— Поедем со мной, — говорю я обреченно и смотрю на Хлою — пытаюсь найти в ней привлекательные черты, что-то красивое лично для меня.