Молодинская битва. Риск
Шрифт:
Но если и понимали это, все равно — куда им деваться? Не в огне же и дыму гибнуть. А мудрый царь Иван Великий верно в свое время поступил, повелев вокруг Кремля очистить добрых полверсты от домов и даже церквей, чтобы пожар от посадов, из Китай-города и Белого города не мог перекинуться на Кремль, а случись осада, чтобы не было где врагу укрыться от пушечных ядер и дроби рушниц, от болтов каленых, метаемых самострелами. А она, эта полоса, вон еще какую службу несчастным людям служит.
«Поспешать надобно, — думал с горестью Воротынский. — На все унижения идти, только нападения не допустить».
Последние угрюмые трубы, как вздернутые в небо обгоревшие руки, последние дымящиеся пепелища, — и окружила послов татарская сотня. Воротынский приказывает:
— Полдюжины белок и пару соболей сотнику. Пусть к ставке хана сопроводит.
С откровенным удовольствием принял сотник дар, пообещал без помех доставить до ханской ставки, привел, однако, послов и обоз к темнику. Чего как раз и не желали ни князь Воротынский, ни сопровождавшие его бояре и дьяки: знали они повадки нойонов, что пока на мзду не вынудят, дальше шагу ступить не дадут. Хорошо стервецы понимали, что никто на них жаловаться не станет. Не осмелится.
Так, собственно говоря, и начали развиваться события. Темник встретил послов, усиленно изображая свою совершенную незаинтересованность, и, выслушав сообщение о цели посольства, сказал с хорошо наигранным равнодушием:
— Мы позовем писаря, подготовим письмо хану и пошлем с этим письмом гонца. Ждите. Каков будет ответ хана, да продлит Аллах его славную жизнь, так и поступим. Подарки можно отправить с гонцом. Решение тогда может оказаться более выгодным для нас.
Князь Иван Воротынский, склонив голову попросил темника:
— Уважаемый нойон, мы хотели бы сами сказать светлому хану Мухаммед-Гирею свое слово, сами и передать подарки. За оказанную услугу мы щедро отблагодарим. — И князь распорядился: — Несите дюжину соболей и две дюжины белок.
И в самом деле, очень щедро. Только князь не прогадывал, понимая, что если темник настоит, чтобы обоз был отправлен к хану с гонцом, то одному богу известно, что от того обоза останется. Ополовинят, это уж как пить дать.
Темник оживился. Полюбовался подарками, пощелкивая от удовольствия языком, и смилостивился:
— Мы сами сопроводим до юрты хана. Наша личная охрана станет охранять посольство.
Темник ликовал. Он и без всяких подарков повез бы послов в ставку Мухаммед-Гирея, зная о неблагоприятно складывающейся обстановке. Из Орды прислал гонца верный крымскому хану нойон с сообщением, что Астрахань готовится к походу на Крым. Хочет напасть, пока крымское ханство беззащитно, и любо Мухаммед-Гирею или не любо, а возвращаться ему из похода необходимо как можно скорей. Хан уже собирал самых близких ему сановников и спрашивал их, как поступить. О чем они говорили, темник не знал, но догадывался, поэтому рад был в самое нужное время предстать пред очи своего повелителя с радостной вестью.
И верно, весть для Мухаммед-Гирея, да и для Сагиб-Гирея, который тоже был обеспокоен, не возмутятся ли данники, воспользовавшись отсутствием войска, была весьма желательной. Советники высказывались однозначно: нужно возвращаться как можно скорей. Мухаммед-Гирей и сам это знал. Без них. Только он хотел уйти победителем. Еще он хотел как можно сильней унизить русского царя, чтобы никогда больше он не величался царем российским, а числил бы себя князем-данником Крыма, но как этого добиться, хан пока не надумал.
Чего проще, конечно же, пройтись с туменами до Пскова и Новгорода, пограбив по пути Тверь и Ярославль, — это заставит князя Василия покориться; реальность, однако, брала буквально за горло, не давала шанса развернуть свою многочисленную рать, распылить ее. Награбленное добро и полон, которые он уже повелел темникам отправлять к переместившимся на Сенной шлях караванам верблюдов и корякам вьючных коней, начали русские отбивать, уничтожая одновременно и охрану, как бы многочисленна она ни была. А если попятится он со всем своим войском, тогда русские полки, пока не собранные воедино, начнут нападать и с боков, и с тыла. Туго тогда придется.
«Только победителем уходить!» — твердил себе Мухаммед-Гирей и искал, каким способом обеспечить себе победное возвращение в свое ханство, которое заставит астраханцев хвост поджать.
Брала верх рискованная и заманчивая идея: осадить Кремль. Взять его, конечно, не удастся, но страху нагнать вполне можно. Установить на тарасы [109] пушки турецкие и бить через стены по Кремлю. А на стену погнать впереди войска русских. Жаль, конечно, дорогой товар, в Кафе за них дадут много золота, но не всех же пленных побьют защитники кремля.
109
Тараса — подкатной сруб для нападения на крепость; наружное укрепление, сруб.
«Склонит голову Василий! Обязательно склонит! — со злорадством предвидел свое торжество крымский хан. — Он — данник мой! Раб!»
Мухаммед-Гирей как раз обсуждал со своим братом Сагиб-Гиреем, когда и как лучше начать осаду Кремля, переждать ли какое-то время, чтоб совсем догорели посады, или пустить по дымным и жарким еще улицам? Они уже склонялись к преимуществу немедленной осады Кремля, как ширни осмелился прервать их стратегическую беседу.
— Аллах милостив к тебе, мой повелитель. Гяуры прислали мирных послов и обоз даров от раба твоего князя Василия.
Первым желанием Мухаммед-Гирея было желание немедленно пригласить послов Васильевых в шатер, он даже сказал слово:
— Зови…
Но не докончил фразу, и ширни ждал, кого повелит хан позвать. А Мухаммед-Гирей молчал. Долго молчал. Потом заговорил..
— Поступим так, как поступали предок наш, Великий Покоритель Вселенной Чингисхан, и грозный внук его Бату-хан. Пусть послы пройдут сквозь очистительный огонь и поклонятся солнцу. Предупреди послов: кто осмелится креститься своему Богу, тому смерть неминуемая. Возьми для этого моих лучших нукеров.