Молодость с нами
Шрифт:
Глинской, Гано, Авдеевой, Кустаревской и другими, в 15 частях. Москва, С. И. Леухин, 1883 год”. До чего же
это интересно! — воскликнул он и уже подряд брал с полок удивительные книги. Названия у них были такие:
“Верный источник к сокращению домашних расходов”, “Для неопытных хозяек советы”, “Пир на весь мир.
Подарок юным поварам и поварихам”, “Что в рот, то спасибо! Поварское и кондитерское руководство для
молодых хозяек”, “На помощь небогатой хозяйке. 500 рецептов, испытанных
хозяйки домашних обедов для людей небогатого класса. Киев, 1902 г.”
Рылись в удивительных книгах и Людмила Васильевна и Румянцев; все трое то и дело восклицали:
“Послушайте только, послушайте!” И дальше шло описание какого-нибудь совершенно неслыханного и
немыслимого блюда.
— Товарищи, товарищи! — упрашивал Белогрудов. — Вы же наглотаетесь пыли. Все не пересмотрите.
Тут пятьсот томов на всех языках мира. Не выкинешь же их. Собирать начал еще мой дед, собирал отец. А я вот
храню.
— А заглядываете в эти книги? — спросил Павел Петрович.
— Сознаюсь, грешен. Бывает. Это так, по воскресеньям, в порядке отдыха. Возьму да что-нибудь
интересное и изготовлю. Этакую экскурсийку в минувшие века совершу. Сегодня, коли уж вы ко мне попали, то
скажу вам откровенно, кажется удачно попали. Делается опыт по книге восемнадцатого века. Я приобрел
индейку, сельдерею, ревеня, мускатных орехов… Готовить приходится, к сожалению, самому.
— А где же ваша жена, Евгения Михайловна? — спохватилась спросить Людмила Васильевна.
— Она? — Белогрудов вдруг застеснялся, даже немножко покраснел. — Она, понимаете, отправилась в
ресторан. Она не разделяет моих увлечений. — Он поспешно ушел в кухню.
Румянцев сказал:
— Ну вот теперь понятно, почему они и живут-то врозь. Их разделяют эти книги и мускатные орехи с
лук- пореем и сельдереем.
— А что же делать нам? — выразила недоумение Людмила Васильевна. — Мы же недавно обедали.
— Ну, попробуем, попробуем. Это даже чисто теоретически интересно, — сказал Румянцев. —
Восемнадцатый век!
Белогрудов то появлялся, то исчезал. Был он в белом переднике, с засученными рукавами. Из кухни в
комнаты проникал приятный запах.
Когда наконец хозяин пригласил гостей к столу, они, возбужденные этим запахом, пошли довольно
охотно.
Кушанье оказалось потрясающим по вкусу.
— Боже! — воскликнула Людмила Васильевна. — От такого великолепия уйти в ресторан, к бараньим
котлетам, к салату оливье! Не понимаю, как это можно?
— Ну ведь… — Белогрудов снова застеснялся. — Ну ведь такое получается не каждый раз. Разное ведь
получается. Опыт, эксперимент, он может оказаться и менее удачным.
Румянцев посмотрел на него и принялся
водички. Он утер слезы ладонью и сказал:
— Экспериментаторы во все века терпели. Но и те немало хватили горя, которые разделяли с ними жизнь
под одной кровлей. Евгения Михайловна, сочувствую вам! — Он поклонился фотографическому портрету
худенькой женщины на стене. — Вы как многотерпеливая подруга Галилео Галилея…
— Гриш-а!.. — дернула его за рукав Людмила Васильевна.
— Ничего, ничего, — сказал Белогрудов. — В общем, это правда, Евгении Михайловне нелегко. С общей,
так сказать, общежитейской точки зрения и мне бывает несладко. Бывает, ешь такую гадость, что потом неделю
ходишь зеленый.
В разговоре Павел Петрович сказал о том, что жилищные условия Белогрудова в городе, видимо, скоро
улучшатся: строительство нового дома идет полным ходом, и Белогрудов, конечно же, может рассчитывать на
квартиру в нем.
Белогрудов замахал руками:
— Пожалуйста, не беспокойтесь! Пожалуйста, ничего не делайте! Дело в том, что моя жена ненавидит
коммунальное квартиры, у нее отдельная квартира из одной комнаты и кухни. А у меня две комнаты в
коммунальной квартире, и я люблю коммунальные квартиры и ненавижу отдельные. Я люблю выйти утром на
кухню, этак при подтяжках, с мылами и зубными щетками в руках, побеседовать с соседками, узнать у них
различные новости, которые волнуют общество нашего города, выразить какое-нибудь неудовольствие по
поводу того, например, что мои галоши кто-то сдвинул с места. В коммунальной квартире надо непременно
затевать скандальчики, но небольшие и по пустякам. Тогда не назреет крупного, непримиримого скандала. Если
вы, например, будете жить тихо, ни к кому не приставая, скромно, корректно, соседи это воспримут как
высокомерие, как нежелание иметь с ними дело. Тогда вы, конечно, пропали. Вас возненавидят. Мелкие
скандальчики служат громоотводом и укрепляют единство коммунальных жильцов. Я прекрасно знаю быт
коммунальных квартир, я привык к нему, я его полюбил.
— Вы знаете, Александр Львович, — сказала Людмила Васильевна, — ваша речь мне напомнила одного
товарища, о котором мне на днях рассказывали. Он тоже всю жизнь прожил в коммунальной квартире и много
лет воевал за то, чтобы ему дали отдельную квартиру. Он писал всяческие заявления во все инстанции, он писал
кляузы на соседей, старался выжить их из квартиры, которую мечтал захватить всю целиком себе. Он
радовался, когда кто-нибудь заболевал: авось, умрет и освободит площадь, которую можно будет высудить для