Молодость с нами
Шрифт:
губами Калерия Яковлевна.
3
Павел Петрович любил ездить в поездах и особенно в общих вагонах. Правда, в последние двенадцать —
пятнадцать лет это ему удавалось не слишком часто. С возрастом Елену Сергеевну тянуло на жизненные
удобства, а удобств в мягком или так называемом международном вагоне, говоря откровенно, куда больше, чем
в общем да к тому же еще и бесплацкартном. А так как они всегда брали отпуск одновременно, Павел Петрович
и Елена Сергеевна,
устраиваться, лишь когда бывал в командировках и курсировал между Донбассом и Уралом, по дороге в
Кузнецк или Криворожье. С командировочным удостоверением в кармане он, конечно, не упускал случая где-
нибудь в Сызрани, на Лозовой, в Белой Церкви или на иной не менее знаменитой пересадочной станции
ринуться со своим чемоданчиком к подошедшему поезду, забиться в такой бесплацкартный вагон, где можно
лежать и на третьих полках, расположиться там и слушать, слушать, слушать, изредка слезая вниз попить чайку
и самому вступить в беседу.
О чем только не говорят в общих вагонах дальних поездов, над какими только не бьются проблемами,
каких только не решают вопросов! В отличие от всяких иных человеческих собраний и заседаний, на
совещаниях в вагоне ставятся вопросы, которые касаются всех без изъятия сторон нашей жизни — от
мельчайших заусениц личного быта до глыб государственного и мирового значения. Тут будет и критика в адрес
председателя Псковского горсовета, у которого летом пыль метет по улицам так, что ходить надо зажмурившись
или в автомобильных очках, иначе без глаз останешься. Будет и рассказ о том, как в голой степи строили город,
которому и названия еще нет, а уже в нем семьсот домов с водопроводом, три кино и завод, такой громадный,
какие и на Урале не на каждом шагу. Будет тут длинное повествование мужа, от которого убежала жена, бросив
троих детей, и вот он теперь сам и мать, и отец, и нянька, и постирушка, что хочешь, и готов жениться на вдове,
у которой тоже есть дети, и не знает ли кто такую. Рядом пойдет рассказ о молоденькой красавице —
медицинской сестричке, которая подобрала на войне инвалида без ног, привезла к себе на родину, вышла за него
замуж, и живут они нынче душа в душу, всем соседям на зависть. Будут даны полные комментарии к заявлению
американского президента по поводу политики “с позиции силы”; после них стратеги с медалями на груди за
отвагу, за Будапешт или Берлин, споря и ссорясь, примутся составлять блестящий план разгрома банды Чан
Кай-ши, засевшей на острове Тайвань; потом поговорят об урожаях, о воспитании детей, о том, что для
грузового и пассажирского сообщения надо шире использовать средние и малые реки, зря они пропадают.
Поговорят
посочувствуют народам этих стран, — и так будет разматываться, разматываться клубок жизни со всеми ее
горестями и радостями, со всеми недоумениями и неустройствами, со всеми надеждами и верой в будущее.
Проедешь сутки-вторые в общем вагоне — и словно заглянул в сердце народа, в его думы и помыслы.
Возвращаясь из подобных поездок, которые от года к году удавались ему все реже и реже, Павел
Петрович входил в дом каким-то просветленным, рассказов у него после этого хватало на несколько месяцев,
примеров всяческих из жизни — на добрый год.
Пригородный поезд — это совсем не то, с поездом дальнего следования его не сравнишь. Но все равно и
в нем интересно.
Павел Петрович в открытое окно помахал рукой Румянцевым и Белогрудову, две девушки потеснились,
уступая ему место рядом с собой, он сел и сразу же стал осматриваться и прислушиваться, о чем вокруг него
говорили. В вагоне стояли гул, шум и смех, потому что ехало много молодежи. Павел Петрович спросил своих
соседок, откуда они едут; девушки сказали, что из Тетерина, где их курс проходит летнюю практику по
топографии, что в понедельник у них выходной, вот они и отправились в город погулять.
В противоположном конце вагона расположились студенты, которые пели песни, неведомые Павлу
Петровичу. Была тут песня с такими строфами, которые он, не удержался, записал:
Ночь мы прогуляем, день мы промотаем,
А потом не знаем ни бум-бум.
Выпьем за гулявших, выпьем за мотавших,
Сессию сдававших наобум.
Другая группа студентов запела, стараясь заглушить первую:
Крутится, вертится теодолит,
Крутится, вертится, лимбом скрипит,
Крутится, вертится, угол дает,
На две минуты он все-таки врет.
Я микрометренный винт повернул,
Я одним глазом в трубу заглянул,
Вижу вдали, там, где липа цветет,
Девушка в беленьком платье идет.
Мигом влюбился я в девушку ту,
Отфокусировал в темпе трубу,
И любовался я девушкой той…
Жалко лишь только, что вниз головой.
Первая группа тотчас усилила голос и ответила:
В первые минуты бог создал институты,
И Адам студентом первым был.
Он ничего не делал, ухаживал за Евой,
И бог его стипендии лишил.
От Евы и Адама пошел народ упрямый,
Лихой, неунывающий народ.
От сессии до сессии живут студенты весело,
А сессия всего два раза в год.
Парни со студенческими погонами на тужурках и в фуражках с белыми верхами пели дружно и