Молодость с нами
Шрифт:
остается. Сильно влез в районные дела. Меня один наш товарищ, стараясь уязвить покрепче, назвал Гарун аль-
Рашидом. Люблю, понимаешь, с народом. Ну что поделаешь, тянет! Каких только дел нет на свете. Зашел вот на
днях в ветеринарную лечебницу… Ты бывал в ветеринарных лечебницах? Ну! Зря. Сходи. И смех, знаешь, и
грех. Кто кошку свою любимую принес, кто бобика привел, кто с канарейкой в клетке: что-то скучная, третий
день не поет. Кошек большей частью приносят
тащат старички. Я зашел, сел в приемной, огляделся. Сидит мальчик лет двенадцати. Грустный такой, на
кончике носа мокро. Нет сил на него смотреть. Ты знаешь, не могу я спокойно смотреть на грустных
мальчишек. Может, кто его обидел, думаю. Всегда себя такого вспоминаю. Кто только не обижал нас: и за ухо
дернут, и коленкой поддадут, и обманут в лучших твоих чувствах. Вот я его и спрашиваю: ты что, дорогой мой,
какая у тебя такая беда? “Ах, дядя, — говорит, — петушка очень жалко. Я петушка нашего принес. Он что-то
проглотил, и ему худо. А ведь как пел, дядя, вы бы знали!” Ну, гляжу, сейчас заплачет, еле держится.
Воспользовавшись своим руководящим положением в районе, я встал да и туда, в кабинет. Гляжу, на столе, на
этаком алюминиевом противне, на котором вся эта ветеринарная хирургия происходит, стоит петушище, крылья
повесил, будто на костылях держится, ноги подгибает, голова на сторону валится. Да, верно, плохо петуху. “Что
с ним? — спрашиваю. — Спасти можно?” — “А! — узнает меня врач. — Товарищ Макаров! Здравствуйте! Ваш,
значит, красавец? Сейчас посмотрим, что это он забастовал”. Сестра петуха держит, врач распялил ему клюв,
заглянул в глотку, потребовал какие-то щипцы и вытащил из глотки вязальный крючок. Ну что за дурак, такие
предметы глотает! Петух сразу и ожил, встрепенулся, крылья подобрал, перья поправил, затряс гребнем и
серьгами. Я этому парнишке вынес его сокровище. Ты бы видел, как тот обрадовался!.. Нет, Павел, мы уж так
радоваться не умеем. Чтобы нас обрадовать, это же бог знает, что должно произойти!
Им было приятно, что они вместе, два старых друга, что они могут говорить и рассказывать один
другому все что вздумается, без опасения быть неправильно понятыми. Они всю жизнь друг друга понимали
правильно.
Они гуляли по вечернему городу, никуда не спеша. Этот день был для них закончен, а новый с новыми
заботами наступит еще только через десять часов. Павел Петрович, как всегда при встречах с Федором
Ивановичем, рассказывал ему о своих институтских делах, просил совета.
— Слушай, — сказал Федор Иванович, когда Павел Петрович упомянул о том, что к Новому
институт будет заселять свой дом, — ты не дашь нам заимообразно одну комнатушку в твоем доме? — Он
принялся рассказывать о Леньке и о его судьбе, о том, что они с секретарем райкома комсомола не могут решить
его квартирные дела. — Дай комнатку! — повторил просьбу Федор Иванович. — Мы напишем тебе
обязательство возместить таким же количеством жилой площади и тоже в новом доме, но следующей весной.
Только в апреле — в мае наши ближайшие новостройки будут готовы к заселению.
— Ладно, — сказал Павел Петрович. — Не такая уж проблема. Надеюсь, не обманете.
— По всей форме райсовет выдаст расписку. И еще у меня к тебе просьба, если уж дело коснулось
просьб.
Федор Иванович подробно рассказал Павлу Петровичу о своем посещении гадалки.
— Никак никуда не могу пристроить ее в нашем районе. Стесняется. Может, найдется местечко у тебя в
институте? Гадать бросила, ждет, что я ей чем-то помогу, есть хочет.
— Присылай, — сказал Павел Петрович. — Посмотрим. Чего доброго, нагадает нам что-нибудь
полезное.
Павел Петрович и Федор Иванович поужинали в ресторане и в полночь разошлись по домам.
4
Утром Варя и Оля, едва встав с постелей, тотчас отправились в больницу, потому что ночью Варе
ответили по телефону о состоянии отца: тяжелое, и они хотели поскорее увидать врачей и расспросить их
подробнее.
Заведующий хирургическим отделением, к которому они прошли, подтвердил, что да, состояние не такое
уж легкое, но он добавил, что и не такое уж тяжелое, как могло быть в преклонные годы Вариного отца; что
одну операцию ему сделали, главные трудности, следовательно, позади; предстоит вторая операция, менее
серьезная, намечена она как раз на этот день, через полтора часа начнется, и поэтому девушек в палату сегодня
не пустят, увидятся они с Игнатом Никитичем Стрельцовым, может быть, завтра, а вернее всего, послезавтра.
Варя расстроилась: так спешили, так спешили, и вот — на тебе!
— Но, Варенька, — резонно возразила Оля, — спешили потому, что положение твоего отца было очень
худое. И правильно спешили. Ну, а если оно улучшилось, то этому радоваться надо. Что тебе важнее — увидать
отца или чтобы он поправился?
— Странный вопрос!
— Ну, значит, давай подождем до завтра. Ты не волнуйся, все будет хорошо. Ведь если врач говорит, что
положение трудноватое, то он это говорит с перестраховкой, на всякий случай сгущая краски. Ты ведь знаешь,