Молодой маг Хедин

Перумов Ник

Отец Дружин пожал плечами и бросил в огонь ещё одно полено, взвилась целая стая пламенных искр.

— Это нетрудно сделать, Гулльвейг. Если, конечно, он таки постучится. Или я должен сам отыскать его?

— Нет, бог Один. Ты ничего никому не должен — кроме меня.

— Обнадёживает, Гулльвейг.

— Конечно. Я всегда дарю надежду. Разве не так? Разве твой золотой меч не достаточное доказательство?

— Твою просьбу исполнить легко, — повторил Отец Богов, уклоняясь от прямого ответа. — Мне даже неловко. Ты отдала мне действительно могущественную

вещь, а я…

— Вещи мертвы, бог Один. Кому, как не тебе, знать это. Просто вы, мужчины, так любите красивые игрушки… даже если вы проживёте века и века, внутри вы всё равно мальчишки. Иногда мне даже завидно. Хотела бы я… становиться такой… — она улыбнулась, — такой простой. Чтобы целью становилась бы разукрашенная рунами и чарами железка, лучше других способная рубить другие железки.

— Ты всегда умела красно говорить, Гулльвейг. Но всё-таки просьба твоя… кроме неё, ничего? Ничего больше? Не отказывать от дома молодому магу Хедину?

— И отвечать на его вопросы, — улыбнулась Гулльвейг. — На все. Какие б он ни задал.

— Нетрудное дело…

— Что-то повторяешься ты, Отец Богов, — лукаво сощурилась гостья. — Замышляешь чего-то? Не бойся, никто тебя не обманывает. Клятва твоя исполнена будет, слово даю.

— Не люблю я таких клятв, — как бы с раздражением проворчал Старый Хрофт. — Ты мне — талисман, а я тебе… Попросила б тоже какую диковинку добыть!

— Разве что меч Ямерта, — звонко рассмеялась Гулльвейг. — Не бойся, шучу. Мне эти игрушки без надобности.

— Ишь, гордая, — хмыкнул Старый Хрофт. — Меч Ямерта ей без надобности! Может, ты ещё и знаешь, где его добыть? И как?

— Знаю, — пожала плечами Гулльвейг. — Но мне он не нужен. Да и тебе тоже.

— А может, я это сам решу?

— Ох, бог Один, бог Один! Пропадёшь ты без женского пригляда. Затеешь какое-нибудь безумство и пропадёшь.

— Уж не станешь ли ты плакать, Гулльвейг?

— Может, и стану, откуда ты знаешь?

— Ничего я уже не знаю и знать не хочу, — махнул рукой Старый Хрофт. — Просьбу твою исполню, мага Хедина — приму, если он только сам назад не повернёт.

— А ты его испытай, — медовым голоском посоветовала Гулльвейг.

— И это нетрудно. Однако, гостья дорогая, скажи, зачем всё-таки…

— Не нужно тебе знать этого, бог Один, владыка мой. Волю мою ты обещал исполнить, вопросов не задавая.

— Обещал, — вздохнул Старый Хрофт. — Будь по-твоему.

— Вот и хорошо, — тьма сгустилась, окутав Гулльвейг словно плащом. — Прощай, Отец Богов, не скоро свидимся. Недосуг мне будет, дел уж слишком много. Большие дела затеваются, дела невиданные, но ты меня в них не ищи. Не там я буду.

— А где же? — не удержался Один.

— Ах, Отец Дружин, Отец Дружин! У Матери Ведьм своего начатого хватает. А боги, маги, восстания, войны — это ваши, мужские, забавы. Кончатся они в один прекрасный день, и миром займёмся мы, ведьмы. На наши плечи ляжет всё.

— Не могу дождаться, — съязвил Старый Хрофт.

— Ждать и впрямь долгонько придётся, — легко согласилась гостья. — Но что для

нас с тобой время, друг мой?

«Какой я тебе друг?» — едва не брякнул Отец Дружин.

— Всё равно, — сказал он вслух. — Помня тебя в Асгарде, Гулльвейг, поневоле задумаешься.

— Что ж, тогда помогу, — она наклонилась к уху Отца Богов, быстро и горячо зашептала:

— Будут войны, будут походы и битвы. Пламя повсюду, огонь, смерть, как положено от века. Мать Ведьм видит и знает. Видит, как расступятся стены мира, как войдёт сквозь них чернота, что не чернота, и ночь, что не ночь, но Мать Ведьм останется незримой. Не стоит искать её и призывать, ибо справитесь без меня. И тебе лучше обо мне забыть, бог Один, пока не настанет час, пока не изменится мир, пока не прогремит по всему сущему и несущему гибель богов, великая, настоящая. Никто не поможет вам, кроме лишь вашего разума, а я, Мать Ведьм, займусь извечно женским: буду готовиться принять роды.

— Чьи?

— Нового мира, конечно же, — её губы слегка коснулись виска Старого Хрофта. — Если не удастся мужам, настанет черёд жён. Но не на поле битвы.

— Загадки, Гулльвейг, загадки…

— Таковы уж мы, ведьмы. Обожаем говорить загадками. Ну, прощай, бог Один. Мы увидимся. Хоть и не скоро. Да! Чуть не забыла. О Фенрире я позаботилась. Твой названый племянник в безопасности, Отец Дружин.

И она исчезла.

(Комментарий Хедина: никогда я не слышал от Старого Хрофта об этой встрече с загадочной Гулльвейг. Сам я этой особе никогда не придавал значения — в Упорядоченном преизрядно древних сил, Молодые Боги истребили их без числа, но и осталось немало. С иными мы оказывались в союзе, иные, окончательно обезумев, выступали против нас, иные оказывались в заложниках у сил молодых и дерзких, вроде так называемых «Безумных Богов», кого пришлось давить Гильдии Боевых Магов; иные так и оставались сами по себе, ни нашим, ни вашим; их не трогали ни мы, ни наши противники.

Прародительница ведьм, основоположница женской магии — но при этом никогда ни во что не вмешивавшаяся открыто. Загадочные сущности вроде Лунного Зверя всегда интересовали меня гораздо больше. Однако, перечитав эти строки Старого Хрофта, я невольно подумал, что эту самую Гулльвейг неплохо бы отыскать. Потому что уж больно всё это смахивало на заговор. Самый настоящий заговор, ну или чей-то «план» с большой буквы.

Не привык становиться мелкой тавлейной фигуркой в чьих бы то ни было руках.

Добавлено уже совсем на полях страницы, всё той же рукою Хедина:

Гулльвейг скрылась, подмастерья не могут отыскать никаких её следов.

Ещё дальше, иным пером и другими чернилами: Специально вернулся к рукописи Хрофта — Гулльвейг нет нигде. Множество лет так называемая «мать ведьм» никак и ничем себя не проявляет. Она не в союзе с козлоногими, она не в союзе с Дальними. Она сама по себе и так запряталась, что не вдруг отыщешь. Подмастерья требуются в иных местах, поиски прекращаем.)