Молодой маг Хедин
Шрифт:
Волшебник торопливо распахнул старую книгу в засаленном кожаном переплёте с черепом на обложке. Распахнул — и принялся чертить на полу магическую фигуру.
Хрофт и Хедин старательно храпели.
Немало времени ушло, чтобы нарисовать все положенные лучи, дуги и хорды. Расставить по углам и вершинам чёрные вонючие свечи, зажечь. И, встав в середину отпорного круга, приняться бормотать заклинания.
Хедин от любопытства аж глаза широко раскрыл. Озарк, правда, ничего не заметил — на висках его блестел обильный пот, он раскачивался, делал пассы,
Формулы вызова.
Посреди пентаграммы, как и положено, зазмеились струи фиолетового тумана. Из получившейся лужи проступили острия пары рогов, жёсткие чёрные волосы, торчащие прямо вверх, лиловое лицо с оранжевыми глазами, рассечёнными отвесными прорезями зрачков.
Демон. Точнее, демонша, или демонесса, или демонка. С едва прикрытыми грудями, тонкой талией и соблазнительными бёдрами.
Старый Хрофт услыхал, как Хедин, не сдержавшись, пробормотал себе под нос: «Суккуб?»
— Тебе, великая, припас я жертвы, полны они горячей свежей крови… — загнусавил Озарк, отчего-то переходя на белый стих. — Вкуси их плоти, госпожа моя, вкуси и выполни моё ты повеленье!
Такого скальда в моё время, подумал Старый Хрофт, с любого пира прогнали б пинками.
— Внимай же мне! — продолжал распинаться чародей.
Демон облизнула ярко-оранжевые, в тон глазам, губы. И поплыла, не касаясь земляного пола, к отпорному кругу. Вытянула лапу с длинными оранжевыми же глазами, коснулась незримой стены, взвизгнула, отдёрнулась.
— Нет-нет, никак нет, не меня! — взвизгнул Озарк. — Их, вот их, вон же они лежат!
Демон обернулась, наморщила лиловый лоб, облизнула оранжевые губы. Склонив рогатую голову набок, воззрилась на Старого Хрофта и Хедина.
— Этих? — прошипела она. — Ты даёшь мне этих? Смеёш-шься?
Старый Хрофт расправил плечи, приподнялся. Верёвки лопнули, словно гнилые. Следом вскочил на ноги и Хедин.
Демон попятилась, оранжевые глазищи так и сверкали.
— Владыка Живых Скал! — прошипела она, показывая клыки.
— Тебе нечего здесь делать, — тяжело сказал Отец Дружин, вытягивая руку. Пальцы начинали чертить руну.
— Я… я не хотела… я не желала… меня он вызвал, я не виновата! — взвизгнула демон.
— Знаю. А ты, убийца, готовый отдать двух путников, не сделавших тебе ничего плохого, на съедение этой твари, — тебе придётся заплатить.
Старый Хрофт пнул чёрную свечу.
Озарк взвыл, но демон с быстротой молнии пронеслась через потерявший силу отпорный круг, в один миг повалила колдуна на пол, сноровисто заломив ему руки за спину.
— Могу ль я удалиться? — прошипела она, глядя прямо на Старого Хрофта. — И забрать его с собой?
— А я думал, ты слопаешь его прямо тут, по вашему обычаю.
— Не-ет, — оскалилась в подобии ухмылки демон. — Мы с ним поиграем у меня. Какое-то время.
— Как хочешь, — пожал плечами Старый Хрофт, и прежде чем Озарк успел взвыть на прощание дурным голосом, демон сгребла
— Вот так и только так, — сказал Отец Дружин, когда они с Хедином вернулись в таверну. — Демонам нет дороги в наш мир, если только их не вызовут. А вызывают их почти всегда отъявленные негодяи. Зачастую вызывание заканчивается тем, что заклинатель становится обедом для голодного чудища. Подобно волкам, прежде всего пожирающим больных и слабых, демонам тоже достаются… те, кто пойдёт на преступление и убийство ради своей алчбы или дурной выгоды. Демоны не дают скверным чародеям набрать особой силы, причём в отличие от судов земных их невозможно подкупить.
Хедин долго молчал в задумчивости.
— Жестоко, почтенный Хрофт.
— Жестока жизнь, — Отец Дружин пожал плечами. — Есть волки и овцы. Лисы и зайцы. Совы и мыши. Кто-то охотится, кто-то убегает. Хищник убивает для пропитания, поражённый жадностью чародей — ради мёртвого золота или власти, покупаемой за то же золото. Демоны страшны и отвратительны для нашего взора, однако они и полезны.
— Но если чародей окажется умелым? Злым, жестоким и бессердечным, но умелым? Если не допустит ошибки, и демоны станут на самом деле ему служить? Разве не сделается он источником ужасного зла?
— Сделается, — кивнул Старый Хрофт. — Как и злой правитель, атаман разбойников с большой дороги, чудовище, выползшее из какой-нибудь бездны. Зла много, у него множество ликов, однако оно всегда… здесь и сейчас. И нужны те, кто защитит других — здесь и сейчас. Не везде и всюду. А здесь и сейчас.
— Боюсь, что я не понимаю тебя, почтенный Хрофт.
— Нет никакого вселенского зла, молодой маг Хедин. Есть голодное чудовище, глупый великан, властолюбивый колдун, жестокий правитель, жадный деляга-ростовщик. И на его пути должны вставать не особые герои, а обычные люди, все, способные носить оружие. А если они не встают — то недостойны и лучшей участи.
— Жестоко, — поморщился Хедин.
— Как и сама жизнь, — пожал плечами Хрофт. — Слабые уходят, сильные живут. Великий закон, и не нам его отменять.
— Это несправедливо! — возмутился Истинный.
— Тогда бери дело в свои руки, — посоветовал Отец Дружин. — Бери дело в свои руки и устанавливай истинную справедливость. Защищай обиженных, спасай больных, корми голодных. И знаешь, чем это кончится?
— Обиженные будут защищены. Больные выздоровеют. Голодные станут сытыми. Чем плохо?
— Тем, что они станут уповать на тебя. Станут верить, что всегда найдётся кто-то другой, кто спасёт их, не они сами. Слабые и больные, спасённые твоим попечительством, дадут хилое, дурное потомство. Нет, молодой маг Хедин. Мои слова могут показаться жестокими, но я знаю — всё живущее есть часть великой цепи, и не нам перекладывать по своему усмотрению её звенья.
Маг Хедин только покачал головой.
— Разумные, смертные и бессмертные — не племенной скот, почтенный Хрофт. Нельзя говорить о них, как о диких зверях.