Молох морали
Шрифт:
– - Ладно, не шуми, Жюль. Я говорил тебе, в конце января людьми Дрентельна была взята их типография. Наборщик Жарков был на следующий день освобождён и через знакомых рабочих предлагал свои услуги для устройства новой типографии. По сведениям Тюфяка, который их и сдал, они сочли, что именно Жарков предал типографию и приговорили его. Он был убит на льду Невы агентами Исполнительного Комитета. Судя по всему, один отвлёк Жаркова, второй сзади ударил его гирей по затылку, а тот, что шёл рядом, вонзил ему в сердце нож, потом оба положили на убитом приготовленную прокламацию и пошли дальше. Тюфяк слышал разговор, что это дело рук некоего Француза. А тут Акимова твоя это имя и проронила. Но напрямую вопрос не задашь. Никаких французов там нет, но это может быть прозвище кого-то, бывавшего во Франции. Тюфяк не знает такого, он, сам понимаешь, тоже по тонкому льду ходит и лишних вопросов там никому не задаёт. Не поймут-с. Лучший путь - Галчинская или Тузикова. Кроме того, младший Осоргин ничего про записку Акимовой не знает, он настороже не будет.
– - А... вот что ты стойку-то сделал. Так прямо к Ростоцкому и обратись, - усмехнулся Юлиан, - пусть он Галчинскую и пригласит.
– - Да откуда Ростоцкому девиц эмансипированных знать-то?
– сделал большие глаза Валериан.
– - Ну, тогда Деветилевич.
– - Не выйдет, - покачал головой младший из братьев.
– Недавно умершая мамочка Аристарха, ни в чём себе не отказывавшая, точнее, ни в чём не отказывавшая своему тайному любовнику лейтенанту Амосову, оставила сынка с носом. Именьице оказалось заложенным и перезаложенным, и полученная им сумма в итоге не покрыла и третью часть его долгов. Но Аристарх на многое и не рассчитывал, всегда отличаясь здравомыслием. Сейчас здравомыслие подсказывает ему верный выход - женитьбу на Елене Климентьевой, его кузине, которой предстоит унаследовать свыше двухсот тысяч. Это решает все его проблемы, и Аристарх уже полгода преданно влюблён в свою двоюродную сестру, неизменно дарит цветы и милые знаки внимания, сумел даже заручиться поддержкой Белецких. У Ванды он бывал - эмансипированные девицы, в отличие от проституток, дают бесплатно, по идейным соображениям свободной любви, но для него публично признаться в знакомстве с Тузиковой и Галчинской, - он театрально развёл руками, - сие невозможно-с.
– - Что ж, любовь не нуждается ни в каких оправданиях, - саркастично согласился Юлиан.
– Ну а наш Павлуша Левашов? Он ведь нам недорого стоит?
– - Павлуша? - задумчиво переспросил Валериан.
– Он попался тогда на анонимных письмах и никуда не денется, но сам он единственный наследник состояния дядюшки и не привык беспокоиться о деньгах. Однако старик Уваров крепок, как дуб, и кто знает, когда он сыграет отходную? Пока же старик требует брака Павлуши со своей внебрачной дочкой Дарьей Шатиловой, ибо не хочет вписывать её в завещание, опасаясь скандала. Левашов же, весьма неглупый молодой человек, предпочитает не спорить с богатым родственником, но женитьба на Дарье, некрасивой толстой девке, от которой вечно воняет, как он болтал спьяну, прогорклым маслом и дегтярным мылом, отнюдь не его мечта. Он согласен спать с жабой, но не упустит своего, когда рядом есть кое-что получше. И он тоже весьма внимателен к Климентьевой - если удастся очаровать богатую наследницу, он может дядюшку с его побочной дочкой послать к чёрту. И потому - он тоже будет скрывать это знакомство.
– - Харитонов?
– - Не пойдёт, - покачал головой Валериан, - он несколько побаивается эмансипированных девиц. И, по слухам, безнадёжно влюблён в среднюю Шевандину, вот и вертится там. В том-то и беда. Их знают все, но ни Деветилевич, ни Левашов, ни Харитонов такое знакомство афишировать не будут. Тем паче - младший Осоргин, если мозги есть, он вообще прикинется, что первый раз в жизни их видит.
– - Понимаю. И что же делать?
– - Есть одна мысль. Эти нигилистки там нужны - и они там будут.
– - Кстати!
– откинулся Юлиан в кресле.
– Постарайся, чтобы там был и Дибич.
– - Зачем?
– подлинно изумился Валериан.
– Вы встречались?
– - Да, и насколько я понял, никакой родственной близости и симпатии между Осоргиными и Дибичем нет. Дибич презирает братьев, они, судя по всему, считают его "кутилой-белоподкладочником", однако это не мешает им пользоваться протекцией своих богатых родственников. Тут другое. Дипломат выдаст вам всё, кроме своих чувств. Если же они проступают, - усмехнулся Юлиан.
– Он тоже влюблён в Климентьеву. Влюблённый - это дурак, а если пяток дураков столкнуть лбами - толк будет.
– - Циник ты, Жюль, - смерил Валериан брата быстрым взглядом.
– Но он там будет, я постараюсь.
Оба некоторое время молчали. Нарушил молчание Юлиан.
– - А что по гнили в Датском королевстве - ты что-нибудь узнал?
– - Да, Дрентельну сообщил, и фальшивые даты мы расписали. Все агенты предупреждены.
На следующий день Андрей Дибич получил от генерала Ростоцкого приглашение на юбилей, который старик явно решил отметить с размахом, а вечером столкнулся с его превосходительством у почты, где старик внимательно проглядывал газеты, читая, правда, только уголовную хронику и изучая дело Мейснер.
Генерал, шелестя газетной страницей, недоуменно и восторженно покачал головой.
– - Удивительно! Судя по всему, ни одного лишнего жеста. Он шёл по следу как борзая, ей-богу, точно нюхом.
Дибич знал, что это нашумевшее в Петербурге дело вёл брат Нальянова, и с живым любопытством спросил:
– - А Валериан Витольдович душевно похож на своего брата?
Старик улыбнулся.
– - Не знаю, это вам, Андрей Данилович, самому лучше приметить. Молодёжь сегодня не особо любит душу-то раскрывать. Валериан Витольдович очень умны-с, Юлиан Витольдович тем же с юности отличались, а вот душевные нюансы - это не про меня-с.
– - Нальяновы ведь, я слышал, рано осиротели?
– осторожно и мягко спросил дипломат.
Ростоцкий кивнул, сразу погрустнев.
– - Да, и пятнадцати старшему не было, а Валериан - годка на три, почитай, моложе. Такое несчастье.
Тон дипломата стал ещё мягче.
– - А что произошло?
– - Она по ошибке не ту микстуру выпила. Спасти не смогли.
Сходка заканчивалась.
– - Великий принцип "реабилитации плоти" - это попираемое обществом понятие мы оправдываем как выражение закона любви. Закон этот - в равенстве всех, вопреки предрассудкам, порождённых невежеством и разъединяющих людей на сословия и классы!
– Мария Тузикова села под аплодисменты публики.
В конце сходки к ней подошёл Лаврентий Гейзенберг, похожий на толстого серого кота, всем своим кошачьим видом показывая, что рассчитывает остаться на ужин. И, невзирая на то, что его не было во время выступлений, нагло просочился в гостиную снимаемой девицами квартирки и угнездился за столом между Марией и Вандой, начав уплетать за обе щеки. Лаврушку никто не принимал всерьёз и подобное поведение не вызвало возмущения.
Однако, к удивлению девиц, Лаврентий, дождавшись, пока народ разойдётся, неожиданно огорошил их новостью. Его дальний родственник, сообщил он, отставной генерал Георгий Ростоцкий, вчера пригласил его на свой юбилей и пикник в Павловске и предложил взять с собой пару друзей.
Ванда и Мари переглянулись. Попасть на генеральский банкет и в Павловск с его дороговизной и немыслимыми ценами? Лаврентий явно не шутил, да и, если оставить в стороне его вечное стремление щипать их за задницы, был надёжен, по крайней мере, долги всегда отдавал и доверенное ему ни разу не выболтал. Гейзенберг ещё раз повторил, что ничуть не шутит, и, чуть покраснев и опустив глаза, добавил, что во избежание слухов и пересудов представит их своими кузинами.
Девицы не возражали и принялись за обсуждение, в какой сак лучше сложить вещи для пикника.