Монады

Пригов Дмитрий Александрович

Я понимаю, конечно, что у литераторов всегда отношения так себе, но утверждать такое! Может, конечно, я виноват в чем-то. Вот, например, действительно не принес. А зачем я его приносить-то буду, ведь я не пью! Я не принес так и не унесу. Я же не пью, это может подтвердить любой, так зачем же мне и приносить.

Но все дело, конечно, сложнее, все дело в подсознании. В подсознании и соперничестве, как говорится, у литераторов-то. В ревности прекрасной, творческой! В мнительности, у литераторов-то, дело все глубокой и стремительной, высокой и культурной! В зависти возвышенной благородной! Нет, не так уж и просты литераторы, как это кажется на первый взгляд: мол, не принес спиртного! Да, не принес! Да! Но я и не пью, потому и не принес. Не принес, но и не унесу! Не так, не так просто угадываем со стороны литератор в своем непотребстве и как бы ответном негодовании призывном, претензиях справедливых! Во всем нужно искать внутреннюю причину, как у нас любят повторять: зри в корень!

Вот, скажем, я не принес спиртного! А почему? – а потому что я не пью! не пью я! Вот, вот причина-то глубинная! А следствие? А следствие, что я и не унесу! Вот смотри – один побледнел в негодовании, будто его толкнули. На деле же он дальним оком узрел, как его будто бы товарищ что-то там такое успел, нырнул куда-то, вынырнул где-то там. Ну, не принес, не принес! Так ведь я и не пью! Ой, все сложно, все сложно у нас. Вот, например, меня легко даже очень может кто-нибудь обидеть тем, что я спиртного не приносил, а на поверку выходит, что я не пью. Так зачем же мне его и приносить, если я его не пью. Я же не унесу, потому что не пью. Мне незачем и уносить. А уж как там у других – не знаю.

Не мое это дело, учить других. Мое дело не уносить, потому что я не пью, поэтому я и не приношу. Мне незачем и подсматривать – кто там уносит, не уносит. А и унесут – ничего, не оскудеют. Может, потом когда и сами принесут чего-нибудь куда-нибудь. А я вот не приносил, потому что не пью. Потому и не унесу. Некуда мне уносить-то, а то и унес бы может быть куда-нибудь, домой, например – и в этом Некрасов провиденциально, в идее, метафизически, онтологически, дискурсивно (но отнюдь не фактологически, нет! Нет) может, и прав. Да, зарекаться нельзя. Но я не пью, потому и не принес, и не унес тоже. Ну, ладно, устал я сражавшись-то.

Хватит.

1 |00209 Приходит Чехов на погост Слезу случайную роняет Змея из гроба выползает Чехов берет ее за хвост Ее тревожит и ласкает Она ж мурлычет и поет Потом она его кусает В мужской незащищенный рот И оба смеются1 |00210 Она сидела среди зала И некоему толстяку Шептала как холостяку: Ты – Пушкин! Я тебя узнала! Он выхватил тут трость с хлыстом И ее бросил на колени Под опрокинувшийся стол И стало ясно – Бог и гений Он! И все 1 |00211 Вот он лежит без жизни красок В гробу лежит он, Николай И все его зовут: Некрасов! Но бабочка на гроба край Садится и поет: Давай Сольем уста наши таинственные! Давай – он говорит – единственно Что я вижу сейчас — Так это уста твои бархатно-мохнатные1 |00212 Вот мальчик Гоголь в речку прыгает Под Киевом И затевает с кем-то драку На берег в ужасе выпрыгивает И видит неземного рака Кровавый ком в клешне держащего Продолговатый Себя ощупывает он дрожащего Гоголь — Нет, на месте пока 1 |00213 Ее подружка с трактористом Всю ночь гуляла до утра Когда же по траве росистой Домой вернулась, то она Подружку стала вопрошать: Ну, что? — Ах, Анна, тебе не понять! — Отвечала подружка Отчего же, – сказала Анна — я и медведицу могу понять! — И та упала замертво 1 |00214 Вот Тютчев лезвием вскрыл вену А кровь течет и не течет Язвительно и откровенно Он редким каплям счет ведет До вечера Потом одев камзол остылый Летит на бал, зане постылый Лишь только входит в зал – мгновенно Кровь диким фонтаном забрызгивает всё1 |00215 На чашечке цветка Тургенев Прозрачный мед невидный пьет И ножки, как балетный гений То вдруг совьет, то разовьет То бородой по самый пах Вдруг зарастет что патриарх Вселенский

Вот, кстати, и с Рубинштейном подобная же история. Он, может, вам уже говорил (он всем это рассказывает), что однажды, еще когда он жил на Кольце, я как-то зашел, а ему спешно надо было куда-то (может, притворялся или специально подстроил – это я только позже догадался). Я остался, наивный, подождать, но не дождался и ушел. После этого он мне рассказал, как бы между прочим, как бы фальшиво взывая к моему сочувствию даже, что, мол, у него из дома исчезли 152 р. (по тем временам деньги немалые и не думаю, чтобы они в действительности у него водились). Нет – восклицал он патетически – нет, конечно, я даже в мыслях не могу себе позволить такое (а где же это он может?), чтобы заподозрить вас, уважаемый Дмитрий Александрович! И жена моя тоже (жене-то уж, наверное, все-то в позорном для меня свете и представил), нет, нет, никогда! – фальшиво сокрушался он, а глаза-то говорили: ну, не стыдно тебе, у совсем небогатого человека украсть 167 р. – (а ведь до этого, помните, было 152 р.). Я просто-таки ужаснулся: Лев Семенович, креста на вас нет! – Да что вы! да что вы! – перебил он меня – ни в коем разе я не хочу даже намеком обидеть вас, даже жалею, что завел этот разговор, – просто для меня 344 р. деньги немалые! – а сам так пытливо всматривается, словно говоря: что, сука, обчистил меня! не встали поперек горла-то мои нищенские 487 р.! Лев Семенович – отвечал я сдержанно – мне непонятен тон ваших речений! Будьте добры изъясниться яснее! Ну, украли у вас деньги, ну, предположим бы, это был бы я – но это еще не повод для подобного тона! – Ему неприятен мой тон! – воскликнул Лев Семенович, обращаясь к обществу собравшемуся в гостиной, мужчины оторвались от карт, дамы придерживая кринолины, пытались из-за спин рассмотреть участников скандала. Хозяйка, обмахивая веером раскрасневшееся лицо, бросилась к нам: Лев Семенович! Дмитрий Александрович, вы же светские люди, ну какие-то там 571 р. Но Лев Семенович был уже неудержим: Я ему объясняю что у меня украли 865 р., а он почему-то, явно выдавая себя, начинает защищаться, оскорблять меня, делать недостойные намеки в адрес моей жены, будто бы мы могли кого-либо без всяких на то оснований обвинить, укорить, укради он даже мои 1598 р.

Ну, естественно, потом оказалось, что он куда-то их подевал сам, или специально подстроил – но зачем? Мне же они не нужны! Я не пью, не курю, в рестораны не захаживаю – на меня просто невозможно это свалить, весь свет это знает. А сам Рубинштейн как раз очень даже это все любит – выпить там, закусить, посидеть с хорошенькими женщинами до утра, а потом по пустынным улицам эдак со свистом на ямщике промчаться до своих построек. То есть есть на что деньги тратить, и он их тратит, вот и случилась история. А мне зачем деньги – я не пью! Да и жена у меня зарабатывает неплохо! А вот Рубинштейну как раз деньги нужны, он всегда жалуется на их отсутствие, он сам и растратил эти деньги, а чтобы скрыть от жены, всю эту историю и выдумал.

1 |00216 Вот Хлебников ест суп-окрошку И видит в тарелке мошку Нет, чтоб сказать ей: Дорогая Я весь мушиный ваш народ Как множественность понимаю Идеальную Или сказать наоборот: Как числа чистые из сажи! — Но нет Со злостью некой даже Он съедает ее 1 |00217 С ребенком на руках один Средь моря дикой повилики Великий Салтыков-Щедрин Стоял с подъятым к небу ликом И думал: Что делать с ним? вот он пытается И силится! – а ну-ка зайцу Отдам его И отдал1 |00218 Парис стоит и сзади Блок Вульгарной женщиной подходит Рукой по волосам проводит И ядовитых пчел клубок Находит и бежать пытается Но передумал и впивается Зубами красными В мраморное бедро Париса