Монетка на удачу

Фритти Барбара

Глава 4

Адрианна гипнотизировала контейнеры из алюминиевой фольги, расставленные на ее кухонном рабочем столе. От волшебных ароматов у нее буквально текли слюнки и оживали многочисленные воспоминания, как чудесные, так и болезненные.

Ребенком она почти всегда голодала и даже привыкла к вечной ноющей боли в желудке. О еде она думала всегда — как достать ее, как заплатить за нее, как растянуть тарелку лапши на целый день или сделать из одной пачки макарон полноценный обед, как выкроить что-нибудь на завтра. Ей приходилось выпрашивать

еду у задних дверей ресторанов или супермаркетов, точно как тем троим деткам, приходившим к ней в проулок за «Винченцо».

Уайт Рэндал спросил, почему она не позвонила в полицию. Тот же вопрос задавали Уилл и Линдси, но она всегда была на стороне тех детей, и, когда Бен умолял ее никому ничего не сообщать, она слышала собственный тонкий голосок: не они, а она сама ребенком молит незнакомых взрослых о том же самом.

Правда, ей давно следовало вырасти из образа двенадцатилетней девочки. Надо было связаться с социальной службой, чтобы пристроить этих несчастных детей, или по меньшей мере расспросить их поподробнее. Должна была, могла бы… Глупо упиваться чувством вины. Это ничего не изменит.

Открыв первый контейнер со спагетти, Адрианна достала из ящика вилку, накрутила на нее длинные макаронины. Первая проба оказалась на вкус неплохой, но не восхитительной. Адрианна нахмурилась, пытаясь понять, чего же не хватает. Откусила еще пару раз. Почти идеальное сочетание приправ, но только почти. И от пиццы с грибами создалось такое же ощущение. И с лазаньей, и с каннелони [4] все повторилось. Легкие сливочные нотки, но ничего дерзкого или волшебного.

4

Итальянская паста (макароны) в виде трубочек небольшого диаметра.

Адрианна отложила вилку и снова уставилась на контейнеры. Ей хотелось улучшить эти блюда, кое-где добавить приправы, кое-что подогреть, перемешать, довести до совершенства. Но это значит, что придется заняться готовкой… Ничего страшного, ведь для этого вовсе не нужно возвращаться в «Винченцо». Можно поколдовать и дома. Проанализировать ингредиенты и понять, чего не хватает.

Вскочив на ноги, Адрианна принялась вытаскивать кастрюли, сковородки, приправы и впервые за долгое время почувствовала, что на самом деле снова хочет готовить.

Два часа спустя ее кухня наполнилась ароматами чеснока, лука, орегано и других кулинарных трав. В раковине громоздились горшки и кастрюли, различные ингредиенты переместились из кладовки и холодильника на рабочий стол, но усилия не оказались напрасными. Все блюда были выполнены идеально, и Адрианна засветилась от счастья.

Да, да! Впервые за долгое время она забыла про печаль, гнев и чувство вины.

Приготовление пищи всегда было ее терапией.

Резко и коротко звякнул домофон, вернув Адрианну с небес на землю. Настенные часы показывали половину десятого вечера. Линдси наверняка еще на работе, а больше друзей, которые могли бы запросто заявиться без звонка, у Адрианны не было.

— Кто там? — спросила она, нажав кнопку домофона, непременной принадлежности почти всех квартир Сан-Франциско.

— Уайт Рэндал. Мне необходимо с вами поговорить.

Уайт Рэндал? У нее перехватило дыхание. Какого черта он здесь делает?

— О чем?

— У меня к вам несколько вопросов о детях, которых вы видели в ночь ограбления.

— Я рассказала вам все, что знаю.

— Вы не могли бы меня впустить? Я не займу много вашего времени.

Адрианна заколебалась. Как полицейский, он заслуживает доверия, но в последние дни она шарахается от собственной тени, и пускать в квартиру незнакомого мужчину, пожалуй, не самый разумный шаг. К тому же вряд ли ей понравятся вопросы, которые он хочет задать.

Домофон снова ожил, запыхтел, напоминая, что посетитель ждет и терпение его иссякает.

— Хорошо, заходите, — произнесла Арианна, впуская Уайта в здание, и прошла через гостиную к входной двери.

Ее квартирка с одной спальней была крохотной и загроможденной, многоцветной и разностильной. Может, многие сочли бы ее жилье незавидным, с мебелью, купленной по случаю в комиссионке, но для нее это домашний очаг, только ее крепость. Уилл предлагал съехаться, объединить доходы, купить квартиру побольше, но она оттягивала решение. Хотя в целом идея была привлекательной, Адрианна была не готова отказаться от убежища, которое впервые в жизни называла своим домом. И делить свое личное пространство даже с Уиллом ей не хотелось. Наверное, ее нерешительность должна была многое прояснить обоим в их отношениях, но они нечасто это обсуждали.

Стук в дверь отвлек ее от мыслей о Уилле и общем доме, которого у них никогда не будет, и она открыла дверь.

Уайт вошел в квартиру, не дожидаясь приглашения. «Человек действия, — подумала Адрианна. — Мужчина, способный перевернуть жизнь женщины вверх тормашками. Разумеется, он явился сюда не ради меня, — напомнила она себе. — У него свои цели, просто я каким-то образом попала в орбиту его интересов».

— Извините, что врываюсь к вам, но меня мучает вопрос: почему вы никому не рассказали о детях, находившихся в проулке во время ограбления? Мы с инспектором Бертоном просмотрели ваше заявление, там ни слова о детях.

Адрианна осознала свое упущение еще после первого допроса, а позже промолчала, посчитав эти сведения несущественными. Дети не имели никакого отношения к ограблению, не могли видеть больше, чем видела она, и ей не хотелось навлекать на них лишние неприятности.

И все-таки, похоже, чувство вины отразилось на ее лице, потому что Уайт прищурился?

— Вы видели две фигуры, бегущие по улице. Дети тоже могли их видеть.

— Те люди были далеко, и на головы натянуты капюшоны.

— Куда подевались дети, когда раздались выстрелы?

— Не знаю. Я бросилась внутрь. Думаю, убежали в противоположную сторону. Точно не знаю.

— Почему вы скрываете этих детей от полиции?

Адрианна видела решительный блеск в его глазах и понимала, что придется найти ответ получше.

— Когда-то я была такой же, как они. Много времени проводила на улицах. Я по собственному опыту знаю, что такое социальный работник, бросающий тебя в жуткую приемную семью или омерзительный приют. Представьте испуганного, голодного волчонка, не доверявшего никому. На моих глазах разлучали родных братьев и сестер… Знаете, бывают места гораздо хуже, чем улица.