Моника

Адамс Браво Каридад

– Нет! – неистово взорвался Хуан. – Никогда не вел я себя великодушно с врагами, а менее всего теперь буду вести себя в дальнейшем. Предупреждение с Ямайки было верным: я могу быть опасным, могу ответить ударом на удар, низостью на низость, так и будет, Ренато. Клянусь тебе, так будет!

– Хватит! Хватит!

Председатель суда старался совладать с беспокойным шумом, волной жарких суждений, которые перекрыли слова Хуана. И этим воспользовался английский офицер, чтобы приблизиться и передать записку в ладонь Хуана, который прислонился к перилам. Хуан отошел со странной запиской в руке, и первым желанием было взглянуть на Монику. Может быть, это от нее? Казалось, ветерок призрачной надежды окутал его душу, и он жадно поискал

ответ в ее глазах. Но рядом с Моникой по-прежнему стоял Ренато, который снова наклонился прошептать что-то. Слышались приглушенные голоса бурного спора, и с беспокойством Хуан скомкал письмо, которое не хотел читать, когда столько взглядов остановились на нем, письмо могло его душу перевернуть дюжиной слов, письмо, от которого, несмотря на мужество, его бросило в дрожь.

– Пусть пройдет четвертый свидетель обвинения, – приказал председатель. И секретарь, в свою очередь, крикнув, позвал:

– Четвертый свидетель обвинения! Бенхамин Дюваль! Бенхамин Дюваль!

Но Бенхамин Дюваль не появился.

– Тишина, тишина! – председатель сделал ударение на словах. – У вас есть какой-нибудь вопрос к четвертому свидетелю, сеньор личный обвинитель?

– Прекрасно понимаю иронию сеньора председателя суда, – согласился Ренато с деланным спокойствием. – Я сам не могу не улыбнуться тому, как выступали два последних свидетеля. Но не важно, потому что речь идет о доказательствах. Бенхамин Дюваль не отрицает, не может отрицать очевидное. Хуан Дьявол ранил его в потасовке в таверне, оставив непригодной правую руку вплоть до настоящего времени, и не взирая ни на что, я желаю известить суд о четвертом факте! Правда, что Хуан Дьявол помог ограбить у берега Ямайки богатый груз кофе, табака и какао! Правда, что он помогал перевозить ром! Правда, что он насмехался над всеми законами ограничения контрабанды более, чем на десяти Карибских островах, обманывая торговцев Франции, Голландии и Англии! Правда, что в злополучной драке в таверне он играл и потерял шхуну Люцифер, восполнив потерю имущества благодаря куче денег, которые еще не заплатил.

– Я хотел заплатить, но ты не принял эту плату! – гневно опроверг Хуан, уже не сдерживаясь. – Почему? Для чего? К чему столько лицемерия?

– Соблюдайте тишину, обвиняемый! – обязал председатель. – Тишина! Продолжайте, сеньор личный обвинитель.

– И одно за другим я докажу все выдвинутые обвинения, – продолжал Ренато с еще большим спокойствием и желчью. – Прошу немедленно явиться в суд пятому свидетелю и пусть немедленно будет прочитан акт перед Хуаном Дьяволом, в котором он обвиняется в похищении, пусть это будет подкреплено заявлением мальчика.

– Пятый свидетель обвинения! Ребенок, известный под именем Колибри! – позвал секретарь. Назовите свое имя, фамилию, возраст и профессию.

– Обойдемся на этот раз без формальностей, сеньор секретарь, – вмешался председатель. – У мальчика, скорее всего нет фамилии, и он не помнит своего возраста. Конечно же, ему меньше восемнадцати лет, и он может не произносить клятву. Сделайте пометку в обвинительном акте, что есть возможная опасность. Ты обещаешь говорить правду, мальчик? У тебя нет другого имени, кроме Колибри?

– Колибри меня назвал капитан, сеньор председатель, Колибри меня называют на Люцифере.

– Ты скажешь, как тебя звали раньше? Как твое имя? До того, как тебя забрал Хуан Дьявол, как тебя называли?

– Называли бездельником, грязным негром и паршивым псом.

– Это не имя! – отверг председатель.

– Так меня звали, сеньор председатель. Как хотелось каждому, так и звали, и каждым криком, палкой или пинком, поэтому спокойно я не ходил. Надо было много дров загрузить в печь.

– Тишина! – настаивал председатель, трезвоня в колокольчик, чтобы стихли усилившиеся перешептывания. – Секретарь, зачитайте акт.

Секретарь послушно зачитал:

– «В городе Порт Морант, в присутствии нотариуса Уильяма

Годманом, ниже подписавшиеся заявили: Первое: полновластные владельцы усадьбы в сотню корделей, которая простирается от левого берега реки Морант до горы, называемой Холм Ял, все эти участки земли заняты под платаны, табак и тростник. Второе: для работы на спирто-водочном заводе, которым владеют и распоряжаются на вышеуказанной собственности, необходимо несколько мальчиков, один из которых ближайший родственник, живущий и выросший в доме, сирота без родителей. Третье: мальчик, под опекунством, черной расы, среднего роста, около двенадцати лет, исчез утром, сел в порту Белые Лошади на шхуну, называемую Люцифер, увезен обманом или даже жестокостью капитана по прозвищу Хуан Дьявол. Также заверено, что упомянутый мальчик, проявив неблагодарность тем, кто покровительствовал ему, сотрудничая с вышеупомянутым похитителем, подчинился голосу Хуана Дьявола, а не родственникам, когда те разыскивали его. Четвертое: названный Хуан Дьявол сбил кулаком тех, кто хотел отыскать мальчика, проникнув на шхуну; он поднял якорь и отправился из порта Белые Лошади, не вняв просьбам и заявлениям. Кроме того, по безусловной подлости, Хуан Дьявол выстрелил в бочки рома, собственность подписавшихся, которые ждали у причала Белые Лошади. Он сделал так, что жидкость вылилась, потеряно более ста фунтов стерлингов. Выкрикивая наихудшие оскорбления, провоцируя недисциплинированное поведение остальных молодых людей, он серьезно нарушил порядок в усадьбе. Подписавшиеся: Берк, Джордж и Джейкоб Ланкастер, четыре свидетеля, соседи-владельцы города Порт Морант, документ заверен нотариусом Уильямом Годманом. Заявляю…»

– Ты слышал, мальчик? – уведомил председатель. – Признаешь, что тебя похитил называемый Хуаном Дьяволом?

– Я был с капитаном, попросил увезти меня. По своей вине я испортил бочку с ромом, и за это меня забили бы до смерти палками. Я сбежал от страха. Не знаю, как убежал, свалился на пляже и увидел Люцифер. Тогда капитан забрал меня внутрь, не знаю, что произошло дальше.

– Обвинение в похищении доказано полностью, – отметил Ренато.

– Я пошел с ним! – настаивал Колибри. – Просил, чтобы он забрал меня. Меня бы убили. Капитан был добр со мной. Скажите, что я сам ушел. Скажите, капитан, почему я сбежал оттуда.

– Тишина! – взывал председатель уже в который раз. – У вас есть что сказать в свою защиту, обвиняемый?

– Ничего, сеньор председатель, – ответил Хуан, сочась иронией. – Тем более не думаю говорить в защиту мальчика. Он бы заплатил жизнью за потерянную бочку рома. Я задержал их, когда пролил содержимое сотни бочек, и не позволил зайти проходимцам на свой корабль. Мне нечего добавить в свою защиту. Пусть это делают власти Порт Морант, которые проявляют терпимость к тому, что вы слышали, в этом почти цивилизованном городе.

– У вас есть, что ответить на эти слова, сеньор обвинитель? – спросил старый председатель, повернувшись к Ренато.

– Не думаю, сеньор председатель, что с обвиняемым следует обсуждать социальную несправедливость, следует лишь доказать его ответственность за содеянное, которое он не отрицает. Он добровольно разрушил чужую собственность, забрал мальчика двенадцати лет без разрешения, против воли тех, кто зовется его родственниками, кто поддерживал его с детства, который не знает другой семьи, кроме дома Ланкастер.

– В доме Ланкастер Колибри был лишь рабом, – отверг Хуан. – Да, рабом, даже если закон это печально отменил. Не верю в существование этой кровной связи, о которой говорят его палачи. Было около десятка мальчиков, осиротевших и брошенных родителями, спавших кучей в грязном овраге, питавшихся отбросами, как собаки, на которых не обращали внимания и заставляли работать сверх детских сил, где их били, оскорбляли. Но конечно же, меня это не должно касаться, ведь я лезу в чужие дела.

– Ты мог бы поступить иначе, – заметил Ренато. – Заявить властям.