Монограмма
Шрифт:
Удержание разума в этом расслабленном бездеятельном состоянии очищает его, и осадок беспокоящих мыслей успокаивается на его дне.
Гуру Гампопа сказал:
Невозмутимая вода достигает прозрачности; Бездеятельный разум достигает покоя.А владыка йогинов Миларепа учил:
Когда разум оставляется в своем изначально спокойном неизменном состоянии, Знание возникает; Когда это состояние удерживается и становится более продолжительным, Знание достигает своей полноты. Полностью отринь всякое прикосновение к мысли, ученик,Естественное состояние разума. Третий метод, или искусство — позволение разуму принимать его естественное состояние покоя, — достигается четырьмя приемами: Скручиванием брахманического шнура, Разрыванием соломенной веревки, Ментальной бдительностью ребенка, Невозмутимым безразличием слона.
Скручивание брахманического шнура
В этой медитации спокойствие разума соблюдается столь же тщательно, как при скручивании брахманического шнура. Ибо если спокойствие разума при сплетении брахманического шнура, знака касты, будет нарушено, это может привести к несчастью. Поэтому шнур должен сплетаться не слишком туго и не слишком свободно, но прочно и равномерно на протяжении всей длины и с уравновешенным разумом. Подобным же образом в медитации не следует напрягать разум слишком сильно, иначе это приведет к потере контроля над мыслями. С другой стороны, слишком большая вялость, пассивность разума во время медитации может привести к лености и инертности. Поэтому следует медитировать равномерно, ни ослабляя, ни напрягая тока концентрации, подобно тому, как равномерно, ни туго, ни слабо, сплетается брахманический шнур. Вначале йогин использует первую технику: мгновенное пресечение мысли по ее возникновении. Затем, утомленный этим упражнением, он расслабляется и позволяет мыслям скитаться где им заблагорассудится, оставляя разум пассивным. Этот метод чередования напряжения и расслабления разума также назван методом скручивания брахманического шнура.
Разрывание соломенной веревки
В этой медитации спокойствие разума достигается твердой решимостью сохранять нерушимую бдительность в деле полного отъединения разума от мыслей. Как одна прядь рвущейся соломенной веревки отделяется от другой, так и в этой медитации разум решительно отделяется от всех мыслей, осаждающих его. Ибо все предшествующие попытки сдержать мыслепроцесс все-таки создавали новые мысли и возбуждали мышление: пока веревка не разорвана, она удерживает самое себя. Поскольку все вышеописанные приемы обуздания мысли все еще нуждались в применении познающей способности и поэтому творили все новые и новые мысли, подлинная цель медитации все еще не достигнута. Оставление как познающей способности, так и Познающего неприкосновенными и позволение разуму пребывать в бездеятельном и спокойном состоянии известно как искусство отъединения разума от всякой ментальной деятельности, и эта техника отъединения сравнивается здесь с разрыванием соломенной веревки.
Ментальная бдительность ребенка
В этой медитации спокойствие разума достигается особой бдительностью, или внимательностью, сравнимой с глубокой внимательностью ребенка, глядящего на росписи храма. Мятущийся слон разума привязывается в этой концентрации к столбу познающей способности и Познающего, посредством чего каждый из десяти жизненных токов, пранаваю, удерживается в своем собственном месте, а не блуждает по телу, что ведет к несокрушимому здоровью.
Тогда возникают дым и туман и другие призрачные видения и экстатическое, почти обморочное, блаженство.
Ни тело, ни разум здесь больше не познают; йогин плавает в этой медитации, подобно рыбе в воде, парит, словно птица в воздухе. Какие бы видения ни возникали, не следует задерживаться на них: не отвергать отталкивающих
Невозмутимое безразличие слона
В этой медитации спокойствие разума достигается нереагированием его на стимулы непрерывного возникновения и исчезновения мыслей.
Если восприятие возникло и разум при этом спокоен, то тотчас возникает и сознание этого восприятия — в других случаях восприятие не осознается. «Сдерживающий» (йогически тренированное сознание, сдерживающее появление мыслей) и «сдерживаемое» (мысль, мыслепроцесс), приведенные лицом к лицу, как бы замирают друг перед другом, останавливаются перед собой, и тогда одна мысль предупреждает появление следующей, как бы охраняя одна другую. Искусство удержания разума в этом состоянии, где нет ни подавления мысли, ни реагирования на нее, сравнивается с безразличием слона, невозмутимо шествующего по шипам и колючкам.
Наполнена шестая кринка молока.
Из записей Лиды. «Я! Я! Я! Что за дикое слово! Неужели вон тот — это я?» Дорваться, догрызться до этого мерцающего ядра в мозгу, сжигаемого похотью существования, достать его, вылущить, вырвать из комка кровавых нервов, опутавших его, раздробить в мельчайшую космическую пыль, испепелить, пустить по ветру… Остудить в межзвездном пространстве — и нестись безмолвной ледяной глыбой в вечность.
В не-мысль, в находящееся в середине мысли, в не-мыслимое, тайное, сокровенное, высшее.
Туда пусть заключит человек свою мысль. И это — тонкая сущность, лишенная прибежища. (Майтри упанишада.)
Месяц назад Лида получила странную посылку, обычных размеров посылочный ящик с осыпавшимися сургучами, но до странности легкий, будто набитый бумагой. Обратный адрес, нацарапанный каким-то старческим трясущимся почерком (который полностью разобрать оказалось невозможно), был незнакомый, московский — про Москву только Лида и разобрала. В столице, однако, у Лиды никого не было. Но, вскрыв посылку (удивительно, что Настя даже не подошла тогда, хотя всегда была по-детски нетерпелива, когда они что-нибудь получали от своей украинской родни, а только как-то пристально посмотрела на мать) — вскрыв посылку, Лида не нашла там ничего, даже бумаги. Ящик был абсолютно пуст. Может, вытащили на почте, подумала она, сургучи были нарушены и бечевка порвана.
Она уже стала забывать об этой посылке, как вдруг на днях опять получает извещение с тем же обратным адресом и тем же дребезжащим почерком. На почту не пошла, даже после вторичного извещения. И не пошла бы совсем, когда бы не настойчивые причитания Насти («Мама, ты получила посылку? Мама, ты получила посылку?»). Пришлось идти, хотя она ничего хорошего не ждала. Чья-то злая шутка.
На этот раз это была небольшая, с блюдце, картонная коробка, обшитая желтой материей, примерно цвета шафрана, в которой Лида нашла пластмассовую баночку, обернутую в фольгу. В таких баночках обычно хранят диафильмы. И точно, там оказался рулончик пленки, правда, толще, чем диафильм.
— Это мне! Это мне! — обрадовано запрыгала Настя и выхватила у матери пленку. — Давай сейчас же смотреть!
На бумажной этикетке баночки значилось: «Братья Лю. Китайская народная сказка». Они заправили фильм в диапроектор, повесили экран, и Лида прочитала (текст был английский, Лида переводила дочери):
«Южной Школы учение о Внезапном Просветлении. Верховной Махаяны Праджняпарамита: Сутра Шестого патриарха Хоэй-нэна. (Дана в монастыре Та-фан, Шаочжоу.)