Монсегюр и загадка катаров
Шрифт:
Однако окончательно военный крестовый поход завершился договором в Mo, подписанным в 1229 году. Отныне задачу борьбы с ересью — и сохранения французского господства над Окситанией, причем обе задачи были неразделимы, — доверили инквизиторам, а те в любой момент могли обратиться за помощью к королевским войскам и к вассалам, по видимости примкнувшим к королю Франции. В Корбьерах тогда применяли тактику терпеливого изматывания гарнизонов последних крепостей, занятых катарами или их сторонниками.
Керибюсом тогда командовал рыцарь Шабер де Барбера, раньше занимавшийся постройкой военных машин для арагонского короля, а со смертью виконта Пьера де Фенуйе в 1242 году облеченный всей военной властью над еще независимыми замками региона. Это был человек, преданный
Разумеется, после падения Монсегюра Керибюс, также неприступная крепость, получил огромное значение и стал выглядеть второй «синагогой Сатаны». Но против Керибюса ничего не предпринималось. Сенешали Каркассона довольствовались тем, что захватывали хуже защищенные и менее удачно расположенные замки, как Падерн и Молье в 1248 году или же Пюилоран и Сен-Поль-де-Фенуйе в 1250 году. Однако тиски с двух сторон Керибюса неумолимо сжимались.
Вернувшись в 1255 году из крестового похода, Людовик IX, желавший создать в Каркассоне первоклассный пояс обороны, решил сделать все возможное, чтобы Керибюс попал под королевскую власть. Он назначил сенешалем Каркассона Пьера д’Отея и поручил ему осуществить эту операцию.
Дальнейшие события известны плохо и остаются довольно темными: тексты, касающиеся осады и падения Керибюса, весьма невнятны и часто противоречат друг другу. Однако бесспорно одно: в мае 1255 года Пьер д’Отей начал окружение замка Керибюс.
Это сделать было не проще, чем окружить Монсегюр. Керибюс построен на чем-то вроде скального зубца, в свою очередь возвышающегося над обрывистым гребнем. Его естественные укрепления впечатляют: он окружен пропастями, с наименее крутой стороны гребня его эффективно защищал массивный донжон, так что крепость могла долго не бояться любых действий многочисленной армии. К тому же у сенешаля были трудности с набором контингента, необходимого для военных действий. Похоже, прелаты Лангедока отказали ему в помощи — несомненно, просто из шантажа: тогда местное духовенство пребывало в конфликте с сенешалями короля по корыстным причинам материального характера. Тогда Пьер д’Отей попросил поддержки у архиепископа Нарбоннского. Тот не ответил. Пьер д’Отей направил послание Людовику IX, заявив протест, но король не мог ничего сделать, кроме как приказать сенешалю Бокера прийти на помощь каркассонскому коллеге. Просьбы о помощи со стороны Пьера д’Отея объяснялись не самой по себе осадой, для которой требовалось не более тысячи правильно расставленных воинов, а угрозами со стороны короля Арагона, дававшего понять, что он без колебаний пройдет со своей армией через Лангедок, чтобы достичь Монпелье, где взбунтовались его подданные. А ведь арагонский король всегда поддерживал превосходные отношения с защитником Керибюса — Шабером де Барбера. Наконец после многих проволочек архиепископ Нарбоннский прислал подкрепление, «потому что замок Керибюс — прибежище еретиков и разбойников и тем самым оное дело касается Церкви».
Но условия, в которых происходила осада, не были благоприятны для каркассонского сенешаля. С одной стороны, он понимал, что никогда не сможет сломить сопротивление Шабера де Барбера в его крепости, потому что к ней нельзя было даже приблизиться, как к Монсегюру, чтобы установить камнемет; с другой стороны, его беспокоило происходящее по ту сторону каталонской границы — сковав свои силы под Керибюсом, он предоставлял свободу действий арагонскому королю.
Все шансы представить корректную версию фактов имеет одна гипотеза, выводящая на сцену Оливье де Терма, одного из тех, кто в обществе Раймунда Транкавеля развязал в 1239 году восстание файдитов с целью вернуть конфискованные земли. Из-за нерешительности Раймунда VII Тулузского восстание было подавлено: Транкавелю и Оливье де Терму пришлось сдаться. И Оливье, окончательно примирившись с королем Франции, после сопровождал его в крестовый поход и вел себя геройски. Пользуясь милостями Людовика IX и, вероятно, получая хорошую плату, он слегка подзабыл, что был сыном того Раймунда де Терма, который умер в темницах старого города в Каркассоне после взятия его замка в 1211 году, во время первого из альбигойских крестовых походов. В равной мере он забыл, что приходился племянником катарскому епископу Бенедикту де Терму, укрывшемуся в Керибюсе и умершему там в 1241 году.
По всей вероятности, Оливье де Терм, очень хорошо знавший Корбьерские горы, потому что часто наносил там ущерб королевским войскам, заманил Шабера де Барбера в ловушку. Попав в плен, Шабер де Барбера в обмен на свободу и жизнь сдал крепость. Один документ уточняет, что он обещал выполнять условия, которые были ему продиктованы, «едва за тысячу марок серебра под поручительство Филиппа де Монфора и Пьера Вуазена». Впоследствии имя Шабера де Барбера трижды упоминается в официальных актах, в частности, 12 сентября 1278 года он участвовал в подписании договора о разделе Андорры между епископом Урхельским и графом де Фуа. Это доказывает, что он снова попал в милость.
Что касается катаров, нашедших убежище в Керибюсе, — что с ними сталось, неизвестно: ни один документ ни словом не сообщает о их судьбе. Однако вероятно, что, коль скоро крепость Керибюс не была ни взята, ни сдана под давлением осады, катары, как говорится, исчезли в неизвестном направлении, постаравшись, чтобы о них забыли, и, может быть, эмигрировав в Северную Италию. «Последний оплот независимости Юга» пал — бесславно, но и без ненужных избиений. Может быть, поэтому Керибюс не получил такой репутации, как Монсегюр. Для этого ему недостало сожжения еретиков.
Впоследствии эта крепость под властью короля Франции стала становой осью всей системы обороны, расположенной между Руссильоном и Францией. В 1258 году были проведены масштабные работы, что, как и в Монсегюре, значительно исказило тот облик, какой могло иметь катарское строение. В 1260 году малочисленный, но энергичный гарнизон включал шателена и десять сержантов. В 1321 году стены были снова дополнены и усилены. В 1473 году замок был взят войсками арагонского короля, пришедшими освободить Руссильон от французской оккупации, но в 1475 году французы вернули себе эту крепость. А в 1659 году после подписания Пиренейского договора, подтверждавшего аннексию Руссильона Францией, Керибюс утратил всякое стратегическое значение. По 1789 год в крепости проживал род Кастерас Сурния, а потом она стала добычей ветров и воспоминаний.
Однако надо признать: Керибюс не только производит сильное впечатление благодаря своему положению, не менее удивительному, чем у Монсегюра, — он еще и столь же загадочен. Может быть, катаров здесь, как и в Монсегюре, привлекала не только «неприступность». Конечно, как и в отношении Монсегюра, никаких точных выводов сделать невозможно как из-за нехватки письменных документов, так и из-за трансформаций, которым подвергся первоначальный замок, но некоторые вопросы возникают. А безумное желание катаров находиться на вершине, в самых сложных жизненных условиях, но в контакте с небом, особенно вдохновляет на выдвижение спорных гипотез об их «солярных храмах».