Монсегюр и загадка катаров
Шрифт:
Керибюс — конечно, «орлиное гнездо» и, как сказано, «сокол, крепко сжатый в кулаке скалы». Это выражение, принадлежащее Гастону Мули, совершенно верно и, кроме того, остроумно. Когда смотришь на крепость снизу, тем больше чувствуешь мощь и смелость замысла, что архитектура, насколько ее можно оценить с первого взгляда, отличается образцовой сдержанностью. Широкая тропа равномерно поднимается по северному склону, наименее крутому, до насыпной площадки, которую ограничивает с северо-запада срезанная ныне стена. Отсюда лестница, одни ступени которой вырублены в скале, другие сложены из тесаного камня, через остатки первого порога и через сквозники ведет ко входу в крепость. А в этой крепости, в отличие от Монсегюра, имеется три кольца стен, расположенных ступенчато и увенчанных донжоном.
Нижнее кольцо состоит из трех частей. Первая предназначена для защиты входной лестницы и образована
Таким образом мы достигаем третьего кольца, которое издалека выглядит самым мощным, построено из известкового камня и заключает в себе несколько строений и внушительный массив донжона. Войдя внутрь этого кольца, налево обнаружим длинный сводчатый зал, который с южной стороны освещен бойницей, а с северо-западной к нему пристроена угловая башня, вероятно защищавшая первую цистерну. Направо можно увидеть трехэтажный жилой корпус, обильно освещавшийся с южной стороны через многочисленные окна. Внутри — два двора, расположенных на разных уровнях, и вторая цистерна под маленьким строением. В глубине, к югу, — донжон, одно из самых примечательных сооружений этого рода во всей Окситании.
Действительно, в этом донжоне можно найти все для обеспечения успешной защиты замка, как и всего восточного склона горы. Но удивительно то, что в самом сердце этого здания обнаруживается архитектурный ансамбль совершенной красоты — знаменитый «зал колонны», по поводу которого выдвигались столь же смелые, сколь и разнообразные гипотезы.
Первое впечатление: ты находишься внутри святилища. То есть это зал, который сегодня выглядит выше, чем прежде, потому что тогда он делился на два этажа. Но поражает здесь единственная огромная колонна, возносящаяся к потолку, где она переходит в четыре малых свода со стрельчатыми оконными переплетами, — такая архитектура необычна для этих суровых мест. Внешний свет проходит сквозь своеобразные двойные оконные проемы, фактически сквозь единственный проем, крестообразный средник которого разделяет два нижних прямоугольных окна и два верхних окна в форме угловых арок. Этот проем проделан в углублении, а вдоль стен идут две каменные скамьи, называемые «кусьежами» (coussi`eges). Длина стен зала составляет здесь семь метров с каждой стороны.
Неизвестно, служил ли этот зал капеллой. Величественность этого места, эта колонна, чрезвычайно напоминающая пальму с асимметричными ветвями, как будто наводят на эту мысль. Но где находился алтарь? Или это катарское святилище? Может быть, здесь отправляли эзотерический культ? Все эти вопросы остаются без ответа. Но бесспорно надо сказать, что повсюду, где побывали катары, они оставили по себе странную память и, во всяком случае, элементы достаточно неоднозначные, чтобы разжечь воображение…
Однако к катарским замкам или, по крайней мере, к замкам, которые называют катарскими, относятся не только Монсегюр и Керибюс. Недалеко от Керибюса, в тех же Корбьерах, но далее в глубину, по другую сторону от Кюкюньяна, находится Пейрепертюз. Само название этого замка свидетельствует, что здешняя пустошь имеет необычный характер, изобилуя впадинами и буграми: слово «Пейрепертюз» означает «Дырявый Камень». Ведущая к этой крепости дорога — узкая и трудная, и перед идущим по ней возникает странный памятник, в котором даже не сразу опознаешь замок: скорей это похоже на природное укрепление, изваянное из камня переменчивой погодой. Но по мере приближения понимаешь, что различать творения природы и человека не всегда легко, тем более что Пейрепертюз, в отличие от более компактного Керибюса, раскинулся так широко, что теряется в продолжающих его острых скальных гребнях. На самом деле это уже не постройка с одним двором, как Керибюс и также Монсегюр, а настоящая деревня, «небесный Каркассон», по выражению Мишеля Рокебера, которому не давали покоя «цитадели Головокружения». Собственно замок — не более чем центр обширного ансамбля, построенный на огромной скале, которая возвышается надо всей местностью.
Пейрепертюз производит впечатление своим положением, очень отличаясь в этом плане от других замков того же типа. Но история здесь почти не
Все в тех же Корбьерах, над Тюшаном, возносит свои слегка романтические руины замок Агилар. Правду сказать, здесь сохранились лишь остатки большого кольца стен и донжона с римской капеллой. Очень вероятно, что в начале альбигойского крестового похода многочисленные катары, бежавшие из соседних деревень или уцелевшие после побоищ, некоторое время укрывались в замке Агилар. Но документов на этот счет нет.
Лучше нам известен замок Терм, расположенный тоже в Корбьерах, но северо-западнее, по соседству с Разе. Терм — один из крупнейших замков в окрестности, и он дал имя всему здешнему краю — Терменес. Во время первого крестового похода его защитники оказали ожесточенное сопротивление королевским войскам. В 1210 году крепость выдержала четыре месяца непрерывного обстрела из камнеметов. Наконец Симон де Монфор сломил это отчаянное сопротивление и захватил в плен здешнего сеньора — Раймунда де Терма. Тот, не будучи катаром, всегда проявлял снисхождение к еретикам и, во всяком случае, не мог стерпеть вторжения в Окситанию людей с Севера. Симон де Монфор заточил его в темницу в Каркассоне, где тот и умер. Его брат был катарским епископом. Что касается его сына, Оливье де Терма, он принял активное участие в восстании 1239 году, после чего был вынужден сдать свои крепости Агилар и Терм, принести публичное покаяние и, как известно, выдать последнего защитника Керибюса. Название «Терм» бесспорно связано с катаризмом. Но от самого замка осталась только груда руин.
Руины можно увидеть и в Пюилоране, на полпути между Кийяном и Сен-Поль-де-Фенуйе. Но здесь руины роскошные, они поднимаются среди лесистых гор, и пейзаж более напоминает Монсегюр, чем Керибюс. Тропа, ведущая к крепости, сначала представляет собой не более чем проход между двумя огромными живыми изгородями из дрока, а потом буквально вклинивается в просвет, перерезанный несколькими защитными стенами. Войдя в ворота, попадаешь в ловушку: фактически это ложный вход, углубление в стенах без перекрытия, где невозможно избежать стрел из направленных в одну точку бойниц настоящего входа и камней, метаемых с верха куртины. Двор низкий: это просто небольшое пространство, огороженное высокими стенами, поднимающимися на отрог. Похоже, чтобы защищать замок, хватило бы дозорного пути — настолько глубока и отвесна пропасть, открывающаяся под самыми стенами. В дополнение к стенам сделано всего две башни. Донжон относится к XII веку.
В Пюилоране все маленькое, даже сводчатый зал со стрельчатыми оконными переплетами, занимающий внутреннюю часть башни. Но эти малые размеры, отнюдь не исключающие удлиненности в небо, придают всему ансамблю странный, почти тревожный вид. Окрестности, поросшие лесом, превращают эту крепость в некое логово призраков или даже вампиров, как в Карпатах.
Но частыми гостями Пюилорана были вовсе не вампиры. На самом деле в первой половине XIII века здесь бывали многочисленные катары. Правда, некоторые северные католики считали еретиков демонами, жаждущими крови! К несчастью, документов об этом периоде нет, и никто точно не знает, был ли Пюилоран одним из последних прибежищ катаров, как Монсегюр или Керибюс, как ничего не известно ни о событиях, которые привели к его сдаче, ни об обстоятельствах, при которых она произошла. Что касается находившихся здесь катаров, они тоже исчезли. После себя они оставили только легенды, прежде всего, легенду о Белой даме, в которой иные опять-таки узнают королеву Бланку Кастильскую. Но в 1880 году в эту Белую даму еще верили, как напоминает Луи Федье, дотошный историк графства Разе и диоцеза Алет: «Белая дама — все еще живое воспоминание галло-кельтской эпохи, воплощение жриц друидического культа, две тысячи лет назад проводивших таинства своего дикого обряда, воспоминание, по сей день живущее в этих краях. Белая дама замка Пюилоран появляется в некоторые эпохи, зимними ночами при свете растущей луны, и, влача за собой свои призрачные вуали, обходит столь впечатляющие развалины башен и укреплений старинной крепости».