Монстры, с которыми мы живем

Светлана Исаенко

Знаешь, а я не злюсь на тебя за то, что ты мне искалечил жизнь. Вот совсем не злюсь, честно, злюсь на себя, что не ушла раньше. Возможно, жизнь бы сложилась по-другому. А так, что уже поделаешь. Мне шестьдесят. Хотелось бы начать жизнь заново, но сердце не восстановить, настолько уже затвердело. Вот только сейчас начала немного позволять себе радоваться, и оно застучало веселее. Даже волосы покрасила и купила себе джинсы – настоящие джинсы из магазина! И ещё, тебя ослушалась и начала в кухне ремонт. Пишу и улыбаюсь, содрала обои и прошлась по лезвию бритвы. Если бы ты был рядом, я бы

уже ощутила на себе тяжесть твоей руки, а так, ты – не рядом, и мне больше не больно физически, больно душевно. Но не от тебя, от себя.

Представляешь, я начала принимать антидепрессанты и мне легче. Мне вообще уже казалось, что залезу в петлю, правда, ты бы обрадовался. Ты всегда меня называл «эта дура сумасшедшая». Но я стерпела, выдержала, и сейчас у меня есть доктор, Мария Фёдоровна, и… Мне легче. За все сорок лет мне впервые легче. И мне стыдно за это. Сорок лет своей жизни я потеряла. 40 лет!!!!!!!! Я ненавижу себя за это! Почему я не ушла??? Клетка-то всегда была открыта. А я сидела рядом с тобой и молилась, лишь бы всё сделать так, и ты нас с детьми не трогал. Ведь можно было просто уйти. Сорок лет… Сорок лет ада. А сейчас ты развернулся и ушёл. И самое страшное, что у меня осталось – это тоска по тебе. Не могу её объяснить. Мария Фёдоровна говорит, что она пройдёт, и я ей верю. Мне уже легче. Боль моя внутри души утихает.

Что хочу тебе сказать? Перестань сниться. Пожалуйста. Я так живу, как будто тебя уже больше нет. Пожалуйста. Прекрати меня тревожить. Дай мне пожить хоть немного перед смертью. Хотя знаю, что не услышишь. Тебе всегда было всё равно, что я говорю. Попробую сказать «прощай».

Прощай, мой родной и самый ужасный монстр…

Я очень надеюсь, что мы больше никогда не встретимся. Ни в одной из жизней.

Прощай.

Глава 2

– Мария Фёдоровна, Вы прочли письмо? – спрашиваю, а у самой внутри всё предательски трясётся. Конечно, эмоции захлёстывают. Я впервые так прямо и открыто говорю о своей жизни. Обо всех житейских неурядицах и о нём. С одной стороны, стыдно очень, с другой, а куда уже хуже? Вот, правда, куда? Одной ногой была в петле – хуже уже некуда. Но, появилась надежда. Эта ласковая, опьяняющая раненую душу, надежда.

– Прочла.

Она медленно положила письмо на стол и очень пристально на меня посмотрела. Мне стало дискомфортно от того, как она смотрела на меня, точнее, не на меня, а внутрь меня. Я опустила голову и покраснела. Мне хотелось закричать и завыть от душевной боли, но вместо этого я начала неуверенно потирать руки. Это была наша вторая встреча.

Первая оказалась спонтанной и очень вовремя. Там, на приёме у гастро- энтеролога, наверное, тридцатого по счету, мой голос очень меня испугал, ведь эхом по кабинету разнеслось: «Я не хочу больше жить». Очень странно, но даже белые стены не смогли поглотить хоть немного звука.

Старая

доктор в накрахмаленном халате с вырезом, обнажающим морщинистую загорелую грудь, протяжно и с презрением молвила:

– Милочка, Вы так загремите в дурдом. Ну, болит тело, шо ж теперь – в петлю лезть? Но Вам бы к психиатру не помешало сходить. Это уж точно.

Я села и, как будто, скукожилась от этих слов и боли. Мне шестьдесят лет. Жизнь уже прошла. Внутри – пустота, и единственное, что я могу ощущать – это боль в груди, животе и женских органах. Женщина-врач мне была неприятна. Она вечно кричала и говорила, что я притворяюсь. А я внутри уже давно умерла… Давным-давно. И только боль в теле напоминала мне, что я ещё существую. Физически. Хотелось бы в один миг лечь и не проснуться, но смерть выбрать по заказу невозможно… Было бы неплохо заказывать смерть как в Макдональдсе: «Вам остановку сердца с инсультом или дабланевризму?»

С этими мрачными мыслями мне пришло решение – психиатр Мария Фёдоровна Ромашкина. Я долго решалась пойти, как вдруг мне позвонила моя дочь и сказала, что она нашла мне врача. Я была вне себя от удивления, когда дочка назвала имя: «Мария Фёдоровна». Наверное, это судьба.

– Вы сейчас выпиваете?

Вопрос, как гром среди ясного неба. Внутри предательский тремор и снова боль.

– Нет, Вы назначили мне препараты, и я прекратила приём алкоголя.

– Как Вы себя чувствуете? – как-то мягко и очень заботливо спросила Мария Фёдоровна.

– Честно, лучше, – и по щеке потекла слеза. Внутри, про себя, добавила: «Верёвка и мыло уже не в руке».

– Я вижу, глазки немного повеселели. Вы – умничка!

Мария Фёдоровна встала и подошла к креслу, обняла меня и заботливо добавила:

– Я знаю, что Вам пришлось пережить. Верите, не каждый автор сможет в книге описать такой сюжет, как Ваша жизнь, но, Вы уже на пути к исцелению. Прошу Вас, не сворачивайте. Жизнь есть! Вы уже стали испытывать меньше боли в теле, душу мы с Вами починим. Я Вам обещаю! Слёзы душат меня. Она сидит рядом и я ощущаю тепло её ладони.

Она другая. Я бы побоялась быть такой. Она резкая и сильная. Я слабая и боязливая. Мне страшно жить. Страшно и стыдно – кредо. Однако, как-то я прожила. Больше не хочу!

– Вы достойны всех благ мира. Всех!!! – эта фраза заставила меня резко перестать плакать.

– Я?

– Вы! Мы все! Вы – свободный человек, красивая внешне и внутренне личность. Единственная клетка, которая сдерживает Вас – так это Ваш ум. Осталось чуть-чуть для освобождения.

– Мне уже поздно.

– Пока Вы дышите – не поздно. И лучшего времени, чем сейчас, не будет. Всё вовремя.

– Время… Да, я его слишком много упустила.

– Зато ещё сколько впереди приобрели!

– Верно.

– Вот и отлично.

– Отлично, – эхом отозвалась я.

Мне было перед ней жутко неудобно и стыдно. Стыдно за свои эмоции. Про слёзы Мария Фёдоровна говорила, что «это проявление эмоций, а не слабости». В общем, она мне нравилась. И уже в течение десяти дней мне стало немного легче. Однако мысли из головы никак не уходили.

– Как часто Вас бил супруг?

– Вы лучше спросите, как часто он меня не бил.