Мор мечей
Шрифт:
Она хрюкнула не по-герцогски.
– Я должна увидеть, что случилось с людьми.
– Мы увидим.
Кронмир лежал без сна, зная, что герцогиня тоже не спит. Лупи нес стражу. Он мог бы удивиться взаимному недоверию, но оно, скорее, казалось напрасной тратой сил. И все же доверять ей он не мог.
Он лежал, думая о ее нежном личике и твердой руке… и чувствовал, что злится и боится все сильнее. Сердце билось слишком быстро.
Он задумался, что происходит. Предположил, что его могли отравить. Тридцать четвертая
Он встал, отбросив одеяло и плащ, и подошел к насесту.
– Что такое? – спросила Жизель.
Кронмир погладил птицу, успокаивая. Когда та затихла, он наконец-то различил биение других крыльев. Очень тихое, на грани восприятия.
Он прислушивался, пока не понял, что этот звук не порожден его воображением и страхом. Опустился на колени.
– Жизель. Над нами кто-то есть. За нами следят.
Она почти незаметным движением выбралась из-под плаща. Костер давно погас, угли больше не дымили.
– Томазо! – позвала она.
Веронский рыцарь вышел из-за деревьев.
– Над нами что-то есть, – прошептал Кронмир, продолжая гладить Тридцать четвертую и глядя наверх.
– Посмотри, как там лошади. Хотя нет, я сама. – Жизель исчезла.
Кронмир стоял на коленях у насеста. Томазо медленно крутил ворот тяжелого арбалета, из которого можно было прошить болтом рыцаря в доспехах и его коня заодно.
– Что там? – очень тихо спросил он.
Кронмир потряс головой и снова услышал шелест крыльев. Очень далеко. Тень звука, не звук.
А потом увидел: звезды на севере погасли.
Сердце Кронмира заколотилось, когда одну десятую неба залило чернотой. Он прижал Тридцать четвертую к груди и съежился.
– Во имя святого Маврикия… и всех воинских святых. Что это?
Они не слышали ничего, кроме собственного дыхания, да еще дыхания Тридцать четвертой. Потом вернулась Жизель.
– Кони у коричневого. Что это? Мне страшно, но я не понимаю почему.
– Оно огромное и умеет летать. Мне уже… лучше. – Он посмотрел в чистое небо. – Думаю, оно уже ушло.
– Думаю, вы наивны. Но надеюсь, что правы.
Через час они решили идти спать… но никто не заснул.
Они уходили из Тьмы не так осторожно, как входили в нее. Но все же по пустой безжизненной равнине они ехали два часа. Они не слышали никаких звуков, кроме гудения насекомых и шелеста ветра в спелой пшенице.
Они выехали по тому же мосту, что и въезжали. Коричневый ждал там. Лупи сделался веселым и почти оживленным, Жизель постоянно оглядывалась.
Тридцать четвертая сидела на луке Кронмирова седла, вертя головой во все стороны. Она ела каждый раз, когда предлагали. Когда они вышли из Тьмы, она расправила крылья и торжествующе закричала.
Жизель хотела вернуться в маленький городок, откуда они уехали во Тьму. Так они и поступили. Ко всеобщему облегчению, трактир был не заперт, хотя городок опустел. Они взяли с собой еды и оставили на стойке несколько монет.
Лупи заговорил с двумя стариками, которые сидели на ступенях церкви.
– Один из моих товарищей увел людей вчера, – сказал он. – Граф послал рыцарей в Митлу, чтобы увести на восток всех, кто захочет. Он объявил осадное положение, хотя врага не видно. Люди покоряются. Священник – дурак, но, – Лупи показал тяжелую бутыль, – так даже лучше. Я велел ему уходить. Сказал, что Дикие на пороге.
Жизель нахмурилась.
– Ну, миледи, я должен был что-то сказать.
– Слухи – враг не менее опасный, чем Тьма, – заметила Жизель. – Поехали.
Полных два часа они двигались на юг. Тридцать четвертая слетела с кулака Кронмира, схватила в воздухе птицу и жадно ее сожрала, а потом еще притащила маленького козленка. Кронмир сказал, что это само по себе вызовет слухи. Птица сожрала и козленка, а потом успокоилась.
К середине дня они въехали в маленькую деревню – тоже пустую. Судя по следам в пыли и навозу на дороге к югу от деревни, отсюда люди ушли сами. На площади сидели два пьяных старика. Почти весь скот забрали, но под деревьями возились свиньи, и кто-то бросил собаку. Жизель кинула ей кусок, и собака побежала за ними.
Они отправились дальше на юг. Иногда Кронмир прикидывал высоту гор на севере.
– Мы примерно в четырех милях западнее вчерашнего лагеря, – сказал он вечером.
– Это и без инструментов понятно, – заметила Жизель.
– Да, но нужно было удостовериться.
– Я и так уверена.
Лупи попытался скрыть улыбку, но не смог. Он спешился, и к нему немедленно подбежала собака. Лупи сходил в лес, вернулся и почесал собаку под подбородком. Лицо коричневого оставалось бесстрастным.
Чуть позже, пользуясь долгим днем, они повернули на север и залезли на очередной холм – ниже вчерашнего, но довольно заметный. На вершине стояло укрепление древних, квадратное и заросшее. На северной стороне холма виднелись развалины башни, старые ворота и сохранившийся по воле случая небольшой зал.
Подойдя ближе, они поняли, что случай тут ни при чем. Северную башню тщательно переложили, зал снабдили крышей и устроили там очаг. Жизель безошибочно нашла дорогу.
– Опять ваше секретное укрытие? – спросил Кронмир.
– Да. Вам нужно попробовать нам доверять. Между прочим, я нарушаю древнее правило, когда привожу вас сюда.
Лупи поглядел на долину.
– По-моему, вам двоим нужен не проводник, а судья, как на турнире. Может быть, я поеду домой к жене?
Кронмир улыбнулся, а Жизель рассмеялась.
– А готовить кто тогда будет?
На мгновение показалось, что коричневый тоже может улыбнуться.
На закате Тридцать четвертая снова отправилась на охоту и принесла огромный кусок оленины, который грациозно положила перед Кронмиром. Он погладил птицу и помог очистить когти от крови. Лупи взял мясо и превратил его в рагу с травами. Объедки Тридцать четвертая разделила с собакой.