Мор мечей
Шрифт:
Кронмир кивнул и вытащил маленький стеклянный фиал. Ифрикуанец потряс его и улыбнулся. Вынул из пояса костяной чехольчик.
– У каждого из нас есть по три штуки, не меньше. Вы сами догадались или вам Пайам рассказал?
– Умбротская кость?
– Хм. Я ею только пользуюсь, делать сам не умею.
– Этот Аль-Рашиди, знаменитый философ, – сказал Томазо. – Магистр Петрарка с ним знаком. Могут ли они состоять в переписке?
– Если и нет, надо это устроить, – вставила Жизель. – Есть ли у кого-то письма? Госпожа закрывает свое
Все, кроме коричневого, что-то написали. Даже торговец.
Неверные собрались раньше всех. Нагрузили два тяжелых бурдюка со сладким соком, колбасы и стопку лепешек на двух мулов и поскакали на север, хлестнув коней.
К востоку от городка поля совсем опустели. Коричневый нагнал их у маленькой усадьбы, где жил городской правитель, – сейчас и в ней никого не осталось. До Вилано было меньше двух миль к востоку. Пришлось перебираться через узкую речушку, до сих пор ярившуюся, ледяную от талого снега.
Копыта громко цокали по каменному мостику. Слишком громко. В деревне не звенели колокола и вообще ничего не происходило. Не кричали петухи, не пели птицы, не лаяли псы. Кронмир заметил кошку с дохлой мышью в зубах. Следил за ней, пока она не исчезла.
Выжил ли еще кто-то?
Людей не было видно.
Кронмир раздал своим спутникам по фиалу с сероватой пылью. Они размешали ее в вине и выпили. Все четверо сразу закашлялись, порошок был омерзителен на вкус, примерно как собачье дерьмо. Кашель потом прошел, но у Кронмира теперь скребло в горле, как бывает перед простудой.
– Такая дрянь не может не действовать, – сплюнула Жизель и подвигала меч в ножнах.
Коричневый приподнял бровь и сделал какой-то знак. Кронмир кивнул, и его слуга поскакал на юг вдоль берега. Томазо Лупи проверил свой клинок и привстал на стременах.
– Думаете, мы близки к Тьме? Да простит меня господь, но на вкус это зелье как дерьмо.
– Мне кажется, мы уже во Тьме, – сказал Кронмир.
Сэр Томазо перекрестился.
– Но ведь светло.
– Это просто название.
– Метафора, – добавила Жизель.
Томазо сплюнул.
Они ехали еще два часа, шагом, чтобы не поднимать пыли. Жизель казалась неплохим лазутчиком, не нарушала строя и чувствовала, когда нужно пригнуться к лошадиной шее. Кронмир внимательно наблюдал за ней. Ее этому учили, и учили хорошо.
К вечеру все вымотались. Они отклонились от намеченного пути и поднялись на высокий холм, предвестник великих северных гор, которые этруски считали защитой от всех врагов. Когда разбили лагерь, Лупи рассказал несколько сказок времен святого Аэтия – о том, как Дикие перебрались через горы и волшебник Иль Хан дошел аж до самого Рума. Жизель смотрела на леса под холмом, а Кронмир – на нее.
С Лупи все было понятно. Он легко двигался даже в доспехах, оказался весьма начитанным и, вероятно, отлично танцевал. Рыцарь. Кронмир не нашел в нем ничего примечательного, если не считать ума и любви к чтению, редкой у солдат.
Но с герцогиней дело обстояло сложнее. Не то чтобы Кронмир ее недолюбливал или не доверял ей. Просто слишком много в ней было необычного: молодая жена старого могущественного мужа, утверждавшая, что искренне его любит. Одна из богатейших женщин мира, явно умевшая примерно то же, что и сам Кронмир. Женщина, обладавшая политической властью и все же рисковавшая жизнью в отчаянном и неумном предприятии.
Она знала, как разжечь и поддерживать небольшой костер, как разместить его в корнях дуба, чтобы дым незаметно уходил в крону. Запах можно было бы учуять, но из долины никто бы не разглядел ни дыма, ни пламени.
Сумерки во Тьме оказались еще мрачнее дня. Загудели насекомые, Кронмир с облегчением услышал, что в ветвях водятся белки.
Лупи прислонился спиной к дереву. Далеко на востоке горели огни. На западе не было ничего, кроме тьмы.
– Белки, – сказал он.
– И кошки, – добавила Жизель. – И еще кузнечики и сверчки.
Когда розовое небо потемнело и показались первые звезды, раздался громкий крик. Так могла бы кричать грешная душа, влекомая в ад.
Лупи вздрогнул и вскочил на ноги. Жизель выхватила длинный нож, которого Кронмир раньше не видел. Но он узнал этот звук и обрадовался, как другие люди радуются, наверное, при виде любимых. Он поднялся, взял свои доспешные рукавицы и пошел к центру маленькой полянки.
Огромная черно-белая птица неслась с запада. Несколько раз взмахнув крыльями, она вцепилась когтями Кронмиру в запястье и наконец уселась.
Он много лет имел дело с этими птицами, но никогда раньше ни одна из них не терлась двуцветной головой о его щеку. Бесчувственность Кронмира вошла в поговорку среди его соратников и врагов, но на животных она не распространялась. Он опустился на колени, опер руку о седло и заговорил с птицей:
– Ты очень красивая. Рад тебя видеть. Ты пересекла Тьму, малышка, так? Ты молодец. Такая храбрая и умная. – Он повернулся к костру. – Дайте колбасы.
Жизель подошла к нему.
– Я их только в книгах видела.
– Это девочка. У нее нет имени, только номер. – Кронмир перевернул золотую метку на ноге и прочел: – Тридцать четыре.
Жизель погладила птицу, почесала ей перья и предложила кусочек колбасы. Птица осторожно взяла угощение с ладони и проглотила в несколько приемов, потряхивая большой головой, похожей на совиную.
Кронмир развернул лист, который принесла Тридцать четвертая. Перечитал несколько раз.
– Новости? – спросила Жизель.
– Да. Мор опустошает Альбу и Окситанию. – Дальше шел абзац о вратах и заклинаниях, но этим он делиться не стал. – Мой… наниматель ожидает коронации в Ливиаполисе. Очень скоро. Возможно, на этой неделе. – Он посмотрел Жизель в глаза. – Я верю, что он приедет сюда. Если цитадель Арле пала, он должен об этом узнать.