Море – мой брат. Одинокий странник (сборник)
Шрифт:
– Тебе, – сказал Уэсли, борясь с Кучерявым. – Парень пьян, нужно привести его в порядок.
– А мне-то до него что за дело? – промурлыкал Джо. – И кому ты говоришь заткнуться?
Уэсли безучастно посмотрел на Джо.
– А? – угрожающе надавил тот.
Уэсли мельком улыбнулся и отпустил Кучерявого. В тот же миг Кучерявый набросился на Джо, вслепую его молотя, а Джо пятился к стулу. Они повалились на палубу; Кучерявый сверху наносил удар за ударом в задранное лицо Джо. Матросы закричали и повыпрыгивали из коек, чтобы все это прекратить. Уэсли угостился из бутылки Кучерявого, пока кулаки костью по кости отбивали
Уэсли сходил к раковине и принес Джо мокрое полотенце. Когда аккуратно приложил мокрую ткань Джо к лицу, тот выплюнул зуб.
– Протрезвите Кучерявого, – сказал он остальным. – Теперь мы все огребем… протрезвите этого ковбоя чокнутого…
Хейнс подбежал к двери и выглянул в коридор.
– Боцмана нет… Господи боже! Шевелитесь, пока старпом не спустился… облейте его водой.
– Прекрасное начало рейса! – простонал Джо с палубы. – Пошло все к черту. Не будет никакого рейса, точно вам говорю. Мы все утонем.
– Ай, заткнись, – проворчал Хейнс. – Нашелся герой.
Кто-то выплеснул стакан воды Кучерявому в лицо и отхлестал его по щекам:
– Трезвей, Техас! Работать надо…
Уэсли помог Джо подняться:
– Порядок, Джо?
Джо безучастно смотрел на Уэсли, слегка покачиваясь.
– Измордованный весь, – простонал он.
– Головой надо было думать! – сказал Уэсли.
– Знаю, знаю, – простонал Джо. – Весь измордованный… Что-то мне не того… Что-то случится…
– Да заткнись ты! – крикнул Хейнс.
Кучерявый сидел, моргая; улыбнулся всем и запел «Не хорони меня в одинокой прерии» [35] – однако он уже более-менее протрезвел. Джо и Кучерявого отвели наверх и дали им подышать в холодном рассветном тумане.
– Пошли работать, – нетерпеливо сказал Хейнс.
Джо пошатнулся, но устоял на ногах.
– Кто ж так день-то начинает, – пробормотал Чарли, младший матрос. – Выродки пьяные…
– Всё, забыли! – рявкнул Хейнс.
Боцман звал их на корму. Серый рассвет растекался по небу.
35
«Не хорони меня в одинокой прерии» (Bury Me Not on the Lone Prairie) – народная ковбойская песня, изначально – моряцкая The Sailor’s Grave (1839), которая начиналась словами «Не хорони меня в глубоком море».
– Извиняюсь, Джо, – пробормотал Кучерявый.
Джо промолчал. Когда они дошли до кормы, где их ждали первый помощник, боцман и палубный кадет, из трубы «Вестминстера» валили огромные облака черного дыма.
Внизу, в доке, портовые грузчики отдавали швартовы…
Проснувшись, Эверхарт услышал рокочущий рев трубы «Вестминстера». Билл спрыгнул с койки и встал перед открытым иллюминатором – стена эллинга ускользала. Билл высунул голову и посмотрел: судно задним ходом неторопливо отходило от причала, оставляя за собой вялые водовороты. Портовые грузчики и вахтенные стояли на удаляющейся площадке дока, наблюдая: их работа сделана.
«Вестминстер» еще раз прощально взревел – долгий, сокрушительный, низкий раскат, он множился
Билл поспешно умылся и побежал наверх. Он чувствовал, как громыхание поршней отдается в палубе, слышал, как гигантский винт перемешивает воду. Билл посмотрел вверх на трубу «Вестминстера», тот прогрохотал в третий раз – «Ву-у-у-у-ум!» – и погрузился в тишину, а звук парил над крышами Бостона.
Посреди гавани судно остановилось. Затем винт завертелся снова, рулевая машина прогромыхала внизу, когда поворачивали руль, и «Вестминстер» медленно и неуклюже уставился носом в Атлантику. Машина вновь низко заскрежетала – и они плавно и неторопливо двинулись к противолодочной сети у входа в гавань, винт ровно запыхтел в гаргантюанском ритме.
Билл поспешил на нос и глянул вниз: острый угол с мощной легкостью разрезал воду. «Вестминстер» скользил все быстрее и быстрее. По сторонам лениво извивались водоросли.
Билл, прищурившись, посмотрел в море. Далеко в сером тумане он увидел низкий поджарый силуэт… ну конечно, эсминец! Они в пути! Дураком он был бы, если б это пропустил!..
Они стремительно приближались к противолодочной сети; им уже открыли проход. Когда «Вестминстер» шел мимо, моряки на заградителях небрежно махали. Билл не мог оторвать глаз от плавающих мин, огромных и черных шипованных шаров, что протянулись от берега до берега линией невероятной разрушительной гибели…
Мимо с достоинством проплыли два маяка, последние аванпосты общества. Билл посмотрел назад, на отступающий к горизонту Бостон, спящий Бостон, не ведавший о том, что началось великое приключение, на Бостон, время от времени пыхавший облаками заводского дыма, с серыми домами, сурово встречавшими июльский рассвет.
Билл снова посмотрел в море. Далеко, где сливались горизонт, туман и угрюмая зеленая вода, он заметил темные обрывки ночи, выцветавшие в бледно-серый.
Прямо впереди эсминец мчался по спокойным волнам; Биллу показалось, эсминец уже настороже, уже целится пушками во все стороны. Билл обернулся и взглянул на переднюю орудийную башню: два солдата в наушниках стояли у пушек и наблюдали за горизонтом.
Свершилось! Он уже не сможет вернуться… Что бы ни случилось, они готовы, и он тоже…
– Я так не напиваюсь, чтоб работу не работать! – вопил кто-то на носу.
Билл обернулся и увидел Уэсли – тот и еще двое матросов койлали концы на палубе.
– Ты чертовски прав, мужик, – сказал Уэсли.
– Я буду пить. Драться, что угодно, – кричал Кучерявый в лицо Уэсли, – но свою работу я поработаю! Верно?
– Да заткнись ты! – проворчал Хейнс.
– Ну так прав я? – настаивал Кучерявый.
– Само собой! – заверил его Уэсли.
Они молча продолжили койлать канаты. Когда закончили, Уэсли зажег сигарету и взглянул на волны.
– Доброе утро, Уэс, – поздоровался Билл.
Уэсли обернулся и серьезно махнул рукой.
– Ну, как тебе? – спросил он.
Билл облокотился на планшир и, прищурившись, взглянул вниз на воду:
– Захватывающе… я первый раз в море и, должен сказать, ощущение странное.
Уэсли предложил ему сигарету.
Становилось теплее, туман рассеялся, долгие волны блестели и искрились в ярком белом свете. Билл чувствовал, как нос судна плавными взмахами поднимается и с плеском опускается – «Вестминстер» шел вперед.