Море
Шрифт:
— Да как вы могли подумать такое? Фальшивое направление? Раз не умеете держать язык за зубами, так отвечайте за последствия. Извольте явиться в комендатуру.
— Но помилуй бог, неужели вы надеетесь, что я пойду в полицию? Ведь меня арестуют.
— И не подумают арестовывать молоденькую девушку… Я поговорю с Меллером.
— Вы же сами видите, что они делают… Доктора Ремера забрали, в рабочих стреляют…
— Полно вам, не будьте ребенком. Ремер еврей, а тот шахтер дрянной мужик… Как вы можете сравнивать себя с ними?
— Значит, не дадите направления?
— Удивляюсь, как вы осмелились обратиться ко мне с этой нелепой просьбой. Я надеюсь, что утром
— Ваше превосходительство, я… не приду в контору.
Карлсдорфер вскочил.
— Слышите, Агнеш, хватит вам шутить. Я веду себя, как подобает порядочному человеку, не стану звонить военным властям, что вы пришли ко мне, так как жалею ваших родителей. Позвольте же мне надеяться, что вы тоже будете вести себя, как подобает порядочной барышне. У меня своих хлопот полон рот. На прошлой неделе какая-то скотина донесла, будто я слушаю английское радио. Я не намерен каждую неделю бегать из-за чужих неприятностей в министерство внутренних дел. Я уже сказал, ничего плохого с вами не случится, но бежать из моего учреждения так просто нельзя, извольте знать…
— До свидания, — вставая, произнесла Агнеш и направилась к передней. Карлсдорфер не пошевельнулся и не сказал больше ни слова.
Был седьмой час, уже спускались сумерки, а она все еще стояла в нерешительности у пересечения улиц Дамьянича и Арена. Агнеш устала, проголодалась, у нее болела голова. От надежд, которые еще теплились у нее, когда она была на берегу Дуная, не осталось и следа.
Агнеш принялась перебирать в памяти своих знакомых. На какой-то миг вспомнила Кеменешей, площадь Верхалом. Нет, ни за что, ведь в конторе известен адрес Тибора. Может быть, ее там уже ждут… Друзья Кароя, Лаци Якаб? Не то, не то, все не то…
Как ей вспомнилась Каталин Андраш, она и сама не знает. Ведь лет шесть они даже не встречались. Андраши, наверное, уже переехали из прежней квартиры, раньше они жили на углу улиц Ваш и Шандор в большом облупившемся доходном доме.
Тем не менее она, словно во сне, побрела в сторону улицы Ваш.
С Каталин Андраш они вместе учились, но только до второго курса коммерческого училища. В ту пору умер от свинцового отравления отец Каталин, работник типографии, худенький человек с редкими усами на серо-зеленом лице. После похорон Кати бросила училище. Как-то раз Агнеш зашла к своей подружке. В длинном и узком коридоре, в который выходили коричневые двери, ее встретила бледная, худая Кати. В черном платье она казалась старше своих лет, совсем взрослой; озабоченная, она заявила, что родные решили отдать ее учиться в шляпную мастерскую, чтоб она могла скорее заработать на кусок хлеба. «А что же будет с твоими стихами? — спросила Агнеш. — Ты ведь хотела стать писательницей». «То были детские шалости», — ответила Кати. Некоторое время они посидели молча, затем простились и вот с тех пор виделись раза два-три, не больше.
Еще одно воспоминание хранила Агнеш о Каталин Андраш, более давнее и довольно-таки курьезное.
В квартире Чапларов стоял под кроватью ящик с книгами: роман «Золотой человек» Йокаи, старые номера журнала «Театральная жизнь», «Зов джунглей» Джека Лондона, две книги сказок, стихи Петефи и много томов неизвестных авторов и со странными названиями. «Не смейте брать книги из ящика, — повторял старый Чаплар. — Если попросите, я сам дам, мне лучше знать, что вас интересует». Если бы отец не запрещал, Агнеш, может быть, и не подумала бы лезть в ящик. Как-то раз, когда у нее в гостях была Кати Андраш, Агнеш, которой было четырнадцать лет, возьми и похвастайся книгами. «Хочешь почитать?» «А можно?» «Как же. Они наполовину мои, отец разрешил, могу читать, что захочу, — приврала Агнеш. — Хочешь эту?» «Ладно, спасибо». Рано утром следующего дня Кати принесла книгу обратно. «Аги, посмотри, — и она раскрыла завернутый в лощеную бумагу томик на первой странице. — Читай: «Пресмыкайся, госпожа Хорги…» Господи. Агнеш выронила из рук книгу и, подавляя в себе страх, посмотрела, как она называется. Деруо Белени, «Книга страданий». «Спрячь ее скорее на место, — прошептала Кати Андраш. — И бежим в школу».
Давно уже забыт этот случай, и сегодня Агнеш переживала его снова. В ту пору она ночи не спала, все пыталась разгадать тайну ящика и то, что думала о них Кати Андраш. А если бы она дала книгу другой своей подруге, скажем, Буци Хорват, не донесла бы та на нее классному руководителю? И что бы тогда произошло с отцом? Ведь это же оскорбление Хорти!
Агнеш и не заметила, как дошла до улицы Ваш. У входа по-прежнему висел список жильцов, написанный неразборчивым, корявым почерком. Но, к счастью, в верхнем ряду она все же с трудом прочла: IV этаж, квартира № 4, Андраш.
Она позвонила, ей открыла низенькая, седоволосая женщина. Рукава ее темно-синего фланелевого платья были засучены до самых локтей. Старушка впустила Агнеш в прихожую и воскликнула:
— Ну кто бы мог подумать! Маленькая Чаплар… Как ты выросла, сокровище мое! Извини, не могу тебя обнять, только что мыла посуду. Кати, Катика, гостья пришла!
Длинная прихожая, коричневые двери, тетушка Андраш — все это сразу успокоило Агнеш и напомнило домашний уют. В крайней двери показалась взлохмаченная белокурая голова Кати, и тотчас раздался ее радостный возглас:
— Вот это сюрприз! Это мило с твоей стороны. Ты пришла как раз кстати, если любишь жареную картошку.
Агнеш никогда не нравилась старомодная мебель, но в квартире Андрашей царил какой-то особый уют. Простая, дешевая, лакированная мебель темно-коричневого цвета, какую можно видеть в любой витрине магазина, но покрытая красивыми салфетками, изящные стеклянные вазы с букетами цветов. И вся квартира, тяжелое плюшевое покрывало на диване, кружевные занавески на окнах и даже томик Петефи на маленькой этажерке, казалось, были пропитаны ароматом айвы и орехового листа.
В комнате сидел молодой человек лет двадцати восьми. В первые минуты Агнеш думала, что это старший брат Кати. Она чуть было не проговорилась, но вовремя заметила на комоде фотографию Йошки Андраша в черной рамке… Молодой человек поднялся и представился:
— Доктор Иштван Ач.
— Лучший друг нашего покойного Йошки, — произнесла Кати и, чтобы положить конец расспросам, сразу же добавила: — Ты, конечно, помнишь моего брата Йошку, он погиб, бедняжка.
Агнеш не знала, что ей сказать. Она вспомнила, что была здесь в последний раз после смерти отца Кати.
Кати, как подобает любезной и внимательной хозяйке, вертелась возле гостей.
— Хочешь помыть руки? Подожди, я принесу горячей воды из кухни. Ванная у нас существует только для украшения: продырявилась, бедняжка, а до конца войны вряд ли удастся приобрести новую.
Кати принесла мыло, чистое полотенце и, оставшись в ванной наедине с Агнеш, тихо сказала:
— Что бы с тобой ни случилось, при Пиште можешь говорить спокойно.
— Откуда тебе известно, что я пришла именно из-за этого?..