Морок
Шрифт:
Пока Зорин занимался перечислением, Людмила слегка кивала, а когда он закончил, улыбнулась как способному ученику.
— Альтернативы, Вадим Николаич, нету. Увиливание или игнор, как ты его назвал, совершенно не сделает погоды в нашем случае. Тупой упрямый спуск приведёт нас снова сюда. Остаётся изучить изнанку морока, подобрать ключ, так сказать, а там…
Секундную паузу тут же заполнил Климов, в патетике воздвинув руки.
— А там разверзнется небесье и Зевс могучий беспощадный протянет нам свою ладонь! — Он улыбнулся извинительной улыбкой и развёл руками. — Простите, ребята, не удержался! У меня защитный механизм — издёвка. Каждый
Он кивнул, отчего-то не на часовню, а именно на тот барак, где струился из печной трубы дымок.
— Мой подкорень, мой закулисный товарищ — дубль Климов в обёртке говорил в прямом контексте: пока не научитесь ладить с этим, понимать это, будете обламываться всегда. А ещё он сказал: работайте — каждый в своей схеме сам. Индивидуально… Как-то так сказал. Это к тому, что воля над чьей-то волей даёт нежелательный эффект. У каждого свой путь, своя нитка. Ради бога, проследуй по ней и получи свою порцию знаний. А у нас что? Ходим табуном и путаемся друг о друга. В итоге, информации — ноль, а наше желание заныкать свой груз глубже в себя, оборачивается тем, что мы выбрасываем его на общее обозрение. Кстати, я свой кокон так и не увидел…
— Увидишь ещё, какие твои годы. — Пообещал Головной, притушивая окурок об псевдо-реальный колодец.
— Это да!
Олег покончив с курением, выразительно взглянул на Вадима.
— Вообще, Николаич, трёпу много, а по сути, правы… И Ваня и Люся.
— И что ты предлагаешь? Разделиться и каждому идти в своё измерение? На экспресс-обучение? Занятно…
— Да не-е. Предлагаю дружненько обследовать часовню. Ломиться вниз глупо! Анабиоз с нами или что, какая разница? Куда счас спешить? Ты знаешь, сколько мы здесь? И я нет. Могу догадываться, могу и ошибаться. И потом, сдаётся мне: потеряны мы не только в пространстве, но и во времени. Куда нас вынесет, когда вынесет и вынесет ли вообще. Ты спросил, я ответил! Моё предложение: вперёд на врага! Часовня! Хотя… Интересно бы узнать, что за истопник там такой. У меня тоже чуйка: не кокон там…
Все дружно воззрились на забористый дымок, тянущийся из дымохода. Молчание порушила Наталья, которая, слава богу, вернулась в прежнее своё состояние, обморок ли её встряхнул или сама встряхнулась.
— Нетушки! Давайте всё-таки пройдём в часовню! Вы-то вдвоём смотрели и на престол и на иконы, а я… а мы трое, вот и не смотрели! Одно дело услышать от вас, а другое — самой посмотреть. Люсь, Вань, ну скажите, а?! Я хочу в часовню!
Капризность в голосе и кокетливый изгиб бровей было тем, что определяло Наталью до срыва. Помнила ли она себя сорвавшейся или нет, важно было следующее: девушка, если и боится, тем не менее, стремится оставаться собой. Существенная деталь в тревожной обстановке. Зорин, про себя решивший прогуляться, куда бы-то ни было, будь то часовня или другой мнимый объект, посуровел и выдержал строгое лицо.
— Кто вам сказал, что мы идём по морокам заморачиваться? Понравилось, что ли?! Мазохисты?
— А есть выбор?! — Крикнули хором, и Зорин не успел понять кто: Ваня и Люся или Ваня, Наташа. Он поглядел на Головного, тот сделал непритязательную мину: дескать, решать тебе, но с большинством я согласен.
— Понятно, ребята… — Вадим усмехнулся, ногтём указательного пальца пошкрябал шкурку дерева колодца. Поднёс палец к носу, задумчиво произнёс:
— Интересно, когда колодцы исчезнут, останется
Произнёс риторически, в сторону, но взгляд его невольно коснулся Люси.
Людмила приняла сигнал, но ответила спустя. Подождав…
— Вопрос в том, насколько сильно ты этого хочешь.
— Я?! Хочу?
— Ну… да. Только не думай, что здесь всё решает прямолинейное сознание.
— Подсознание?
— Точно. Подсознание — вещь автономная, область неизученная и по определению потёмки души. Однако, подножим кормом для него служат наши флюиды. Эмоции, и скажу, скорей всего, бессознательные эмоции. Я бы сказала, неконтролируемые… Неуверенность, страх. Не явный страх, а внутренний. Нарастающий. В виде тревоги, беспокойства. Ярость, гнев, боль, тоска, печаль — это материал, из которого лепятся у каждого желания и нежелания. В мире физическом подобные проявления обыкновенный психо фон индивидуума. Здесь же, в проклятом царстве-государстве из глины подсознания выстраиваются всякие заморочки. Бред, заточенный под реальность.
Вадим, который давно внимал Людмиле как профессору парапсихологии, всего лишь сухо спросил:
— Выходит, мы опасны сами себе?
— Мы опасны лишь тем, что не знаем этого. Не умеем управлять. Басню читали «Мартышка и очки»? Во-от! Мы — мартышки, а вот это всё — очки…
— И мы норовим одеть их на задницу! — Схохмил Ваня и скорчил рожицу, тыкая в неё пальцем. — А лицо-то вот оно, вот оно, обезьяна глупая!
Смех разорвал воздух. Смеялись, понятно, над хохмой, здесь Ваня был на своём месте, однако… Вадим почувствовал: смеяться надобно чаще, пусть даже над пальцем. Серьёзность — враг незаметный, коварный… Смех да юмор расхолаживает, а строгий подходец неудобен в стране непонятного. Можно так закрутить мозги, что свинтить на них пробку.
— А-ха-ха… Ну, ты перец, Клим! У обезьяны разве лицо? Морда…
— А я не хочу быть ни обезьяной, ни мордой…
— Наташка, вопрос не в этом. Твой парень попутал мораль басни. — Олег, едва отсмеявшись, пояснил: — Обезьяна, неважно, или мартышка, знает, где у неё попа, а где морда. Она не знает, куда приспособить очки. Так и мы не умеем управляться мороком. Верно, моя дорогая ведьмочка?
Олег картинно обнял жену, зарывшись носом в её щёку.
Люся, зардевшись, ответила на поцелуй, после чего с улыбкой продолжила:
— Абсолютно верно, Олежка! Простите, никого не хотела оскорбить. Съеду с мартышкиной темы и, возвращаясь к твоему ногтю, Вадим… Грязь, что туда загнал экспериментально, не факт, что исчезнет, хотя… Пожалуй, что исчезнет. Как пропали, например, следы укусов от мошки на Кривосучье.
После секундного замешательства все кинулись ощупывать шеи. Вадим к стыду своему немедленно признал, что упустил сей уникальный момент: следы укусов — вспухшие участки кожи, стали ровными и гладкими, словно не было Кривосученского перехода. Ни зуда, ни покраснения. Чистенько. И так у каждого.
— Надо же! И думать забыл. — Головной тёр за ключицей. — А так чесалось первое время!
— А у меня… А у Наташки? У меня и руки и шея… — Недоумевал Ваня, трогая кисти. — Краснючее было, как крапивой отстегали. А ща… Ни намёка даже!
Вадим, нахмурившись, уставился на Люсю.
— Кривосучье… Это моё… Порожденье? — Медленно, словно трудно давалось, произнёс он.
Девушка кивнула, и в отличие от Зорина, с лёгкостью человека, давно постигшего сокровенные вершины. У самого же Вадима внутри скрежетало и сопротивлялось.