Морок
Шрифт:
Людмила сознает, как тяжело зарабатывается слава. Она рада. Но плёнка (а Люся-то знает, что видит кинопленку своей жизни) неожиданно делает отступ на девять минут назад. За кулисы.
— … Ну-у, коллеги, я вас умоляю… Конечно, Вишкина! Какие могут быть сомненья?! — Трубный голос принадлежит тучному мужчине в матовых очках с глубокими залысинами. Это приятель отца, но судя по реплике, его судейские симпатии сейчас в аккурат не на Люсиной стороне.
— Вишкина — Продолжает другой, — разумеется, шедевральна! Я бы ей два первых места отдал, но… Тут есть но.
— А в чём дело? — Интересуется с залысинами. — Какое ещё но?!
— Деликатное но! Не забывайте, друзья мои, с какого стола наше предприятие кормится.
— Да-да! Есть такой моментик — Соглашается со вторым третий, седовласый господин с аккуратно ровненькой бородкой. Его Люся тоже частенько наблюдает рядом с отцом.
— Часть
— Вот именно! — Подтверждает второй, который обозначил «но». — Модельное агентство «Дефиле» в самом зените своего восхождения. Через год-другой можно понатыкать филиалы по всем регионам. Встать на самостоятельные рельсы. А сейчас… Юрьич может разочароваться. Потерять интерес к делу, где имя дочери не в первых строках.
— Людмила? Дочь? — С залысинами ошарашен. На него насмешливо поглядывают партнёры.
— Ну, тогда… Конечно. Нет, я не против! Но… господа хорошие, следующие наборы будут оценивать другие люди. Художники, поэты, музыканты…
— Дорогой вы наш! Тогда это уже не будет политика. Художники, поэты не связаны с Юрьичем, им подлизывать нет нужды. А мы учредители. Должны просчитывать любые нюансы… Вишкину оценят, не сомневайтесь! А пока, если для всех все очевидно, давайте объявлять…
— … вательная Людмила Дементьева. Встречайте-э-э!!!
Голос крикуна оглушителен в колонках. Зал взрывается аплодисментами. Плёнка возвратилась на исходную. Семнадцатилетняя Людочка глотает слёзы умиления и с пьедестала первого места наклоняется, чтобы принять цветы и награду. Рядом, на втором месте стоит длинноногая секси Настя Вишкина. Старшегодка и красотка с претензиями. Она улыбается, но сквозь улыбку проскальзывает тень недоумения. Сейчас с высоты лет и глядя со стороны, это видно крайне отчётливо.
Горечью обжигает сознание недвусмысленности. Боже, какая она дура! Обманщики… Папины подхалимы, лизоблюды! Всегда она считала победы выстраданными, заслуженными в честной борьбе, а тут… В тот вечер победила не она и даже не Вишкина. Победил папин толстый кошелёк. Сволочи… Обида гложет, разъедает, туманит. Она потом, помнится, перехватит ещё пару побед в двух, уже не таких помпезных, конкурсах. И судить будут действительно не жуки, а люди творчества. Люди компетентные и далёкие, чтоб подлизывать кому-то зад. Только победа та считалась первой и оказалась на поверку фальшивой. Липовой. Воистину говорят: определённые вещи лучше не знать, не ведать. Тайный спор, сокрытый от неё когда-то в далекой юности, в жизненной плоскости, здесь как на духу был вскрыт и преподнесен всевидящим оком подсознания. Горько… Какие ещё сюрпризы в рукаве у этой киноплёнки? Люся СМОТРИТ и ВЕДАЕТ, что наблюдает. Это не сон и не явь. По ту сторону разума подсознание высвечивает тёмные места, извлекает из сумрака и паутины то, что не коснулось, обошло сердце эмоционально. То, что не было отжито и пережито как следует тогда, а те теперь, пожалуйста… Извольте попереживать!
Я готова. Я морально готова. Что дальше… А дальше плёночка не найдя вероятно подводных рифов в этапах дальнейшего становления Люсиной жизни, возвращается к её шестнадцатилетию. Ясно… Кафе «Встреча». Тот самый роковой день. Роковой для Веры и страшный для неё, Люси. Их столик — угловой. Мельтешат лица одноклассниц. Улыбки, подарки, поздравления… Только странно, звук будто бы исчез вовсе… Пропал? Да, исчез, и пленка мотает чуть быстрее, чем надо. Не ускоренно, а едва быстрее. Словно Люся попала на немое кино своей жизни, разница лишь в том, что и в немом кино действо сопровождается аккордами пианино. А здесь… Безголосые шевелящиеся губы, немой смех, неестественно вычурно быстрые движения. Всё как в экспрессивных работах синематографа, только абсолютное беззвучие. И нет даже трескучего шума мотающейся пленки. А цвет не исчез, хотя приглушенно серые тона, невыразительный контраст… А вот и Вера. Проходит. Усаживается у окна. Вид показательно равнодушный. Словно пришла сама по себе. Но Люся знает, какая буря у неё внутри, какая лавина. Трагически сомкнутые губы, редко бросаемый взгляд в их сторону — это уже палитра, где есть место и обиде и желанию объясниться. Ах, Вера, Верочка, ну почему наша чёрствость эквивалента беде? Если бы я знала… Странно и удивительно! Глядя на возрожденные страницы, Люся не испытывала сейчас щемящего надсадного чувства в груди. Не было заламывания рук, крика и посыпания пеплом головы. Люся смотрела грустно и отстраненно спокойно. Как на совершившейся
Люся не вертела головой, да и не хотелось. Здесь в потузеркальном канале не было нужды выражать действия физически. Всё постигалось порами ума, шлюзами сознания и догадками подсознания. Она знала, что группы рядом не увидит, хотя стоят ребята совсем недалеко друг от друга. В шаге. СОКРЫТЫ. Да, сокрыты. Плотными шторами морока. Каждый в своём колодце. В своей глубине. В своей памяти.
Существо в балахоне должно повернуться. Люся знала, что ЭТО повернётся и… ОНО уже поворачивается. Быстрей же, ну! Она, кажется, усмехнулась. Кто ей набил программу, что тайное должно разворачиваться медленно. Насмотрелась ужастиков, Людмила Аркадьевна? Балахон разворачивался, а Люся ответила на свой внутренний вопрос. Медленно и таинственно — это работа её подкорки, не более того. «Ужасы» здесь не при чём. Так работает воображение, фантазия. Забавно…
— Забавно не то, как я работаю. Забавна твоя реакция на жёсткие моменты твоей жизни.
Существо откинуло капюшон и явило в очие лицо молодого человека. Странно, что незнакомого. Где и когда этот типчик наложился? Мимолётно? В карусели лиц проходящих? Сальные сосульки волос, неряшливые патлы. Усыпанные угрями щёки. Бр-р-р… Неприятный тип! Нет, на таких парней Люся никогда не засматривалась. Странно, что подсознание выбрало именно этот образ, выхваченный когда-то возможно из толпы.
Подросток лыбился уверенной наглой улыбкой.
— Тебя неприятно кольнул факт неискренней победы на дешёвом конкурсе красоты. Зато бесцветно и неярко наблюдала ты, как погибает Вера. Первый момент ясен! Раскрытый заговор и удар по самолюбию. Второй случай подчёркивает силу самовнушения.
Голос юнца был неприятно тянущийся, гнусавый, под стать его виду.
— Вера. — Сказала в ответ Люся. — Она отпустила мне боль.
— Вот и я говорю. Самовнушение.
— Почему «само»? Внушила Вера!
— То-то-то… — Поддразнил нагловатый парень. — Не забывай! Здесь нет Вер и неприятных парней. Выбор масок определяю я, твоя подсознательная сущность. А я всего-навсего процентная доля твоего эго. Вопрос лишь в том, имеет ли эта доля приоритет в твоей личности. Но вернёмся к нашим баранам! Вера ли, пацан с больной прыщавой кожей — всё это тьфу, порождение тайников мозга. Беседуя с тем или другим, ты разговариваешь сама с собой. Споря — ты споришь сама с собой. Убеждая — ты самоубеждаешься в чём-то. Отсюда «само». Вывод ясен?
— Вполне. — Люся сдержанно кивнула, хотя и рассердилась. — Значит, я сейчас самозабвенно разговариваю сама с собой? Только тебя я в своей копилке не припомню. А если случайно когда и зацепила взглядом хмыря болотного, то спрашивается: на кой ты, моё подсознание извлекаешь для собеседования всяких уродов? Что, поприличней костюм не висел в гардеробе?!
Парень заржал тем дебильным смехом, что случаются раздаваться на «пятачках» молодёжи.
— Ву-ах! Какая метафоричность! А ты красава! Костюмы в гардеробе. Надо же так сказать! Об этом нелицеприятном костюме ты узнаешь позднее. Это вроде как козырь в рукаве. У меня к тебе деловое предложение, отказаться от которого не даёт шансов победить ситуацию иначе.