Морская дорога
Шрифт:
Хотя мой отец часто бывал в Арнастапи, ему нечего было мне сказать. Часто вместе с ним приезжал Бьёрн из Брейдавика, и он всегда призывал моего отца поддержать его в распрях с людьми Торснеса. Когда гостил лишь мой отец, они с Ормом говорили больше о ферме, чем о междоусобицах. Возможно, у них не было причин говорить обо мне. Я была здорова, Халльдис обучала меня тому, что я должна была знать. Но я хотела, чтобы отец обратил на меня внимание, и молча сердилась на него за то, что он этого не делал. Я понятия не имела, что он хотел от меня, но была готова на всё, лишь бы на миг привлечь его внимание. И даже теперь, я всё ещё злюсь, вспоминая это.
Теперь я понимаю, что, должно быть, он просто был доволен
А другие мужчины смотрели. К тому времени, как мне исполнилось пятнадцать, у отца начали интересоваться его мыслями насчёт моего замужества. Конечно, в моём приданом большое поместье, так что свадьба могла показаться выгодной сделкой, но уже тогда поползли слухи, что мой отец нуждается в деньгах. Он никогда не вкладывал в ферму душу, ведь с тех пор как Эрик отправился на запад, частичка моего отца ушла вместе с ним. Он никогда не хотел по-настоящему осесть на земле, но, с другой стороны, перестал принимать участие в междоусобицах Брейдафьорда. Он жил на широкую ногу, устраивая пиры, на которых одаривал гостей так богато, что разговоры об этом не смолкали месяцы спустя. Полагаю, это способ добиться славы, и, если вы решили пойти этим путём, не будучи богатым, значит вы очень самонадеянный человек. Торбьёрн думал, что он богат. И пусть мой дед Вифил когда-то был рабом, но об этом уже никто не упоминал.
Торбьёрн был вдвое богаче своего отца, но земля его совсем не интересовала, и он оказался плохим земледельцем. Так теперь я считаю. Как ребёнок, выросший в Арнастапи я видела своими глазами, как хорошо управлял хозяйством Орм. Они с Халльдис напоминали людей из истории, которые построили свой дом на камне. А дом моего отца был построен на песке, и к тому времени, как я вернулась домой, тот песок унёс ветер.
Дом, построенный на камне. Вы скажете, что камень — это вера, и я соглашусь с этим, но вера в Бога начинается с веры в себя. Давайте, запишите и это тоже. Я вижу, что вы колеблетесь, и уже поставили большую кляксу, держа перо с чернилами над пергаментом. Я не богохульствую сейчас. Разве Бог не в нас? Я повторюсь, Орм и Халльдис построили свой дом на камне, и тот камень был на своём месте, когда к нам впервые пришла новая вера. Вера в себя, разумное ведение хозяйства, истинная, а не показная щедрость. Вот чему я научилась от моих приёмных родителей.
Мне исполнилось четырнадцать, когда проповедник Тангбранд высадился на берег в Арнастапи и направился в дом моего отца, но сначала остановился в нашем доме. Само по себе это уже чудо: если бы он сразу отправился в Лаугабрекку, возможно, мы никогда бы не услышали бы о нём. К тому времени Тангбранд уже посетил множество усадеб в Исландии, ему удалось обратить в новую веру многих, кого-то мечом, а кого-то чем-то вроде магии. В нашем доме ему не пришлось использовать ни то, ни другое. Халльдис уже интересовалась. Молва о новой религии шла уже некоторое время. Халльдис и Турид обсуждали это во Фродривер, когда мы гостили там. Турид сомневалась, но моя приёмная мать по-настоящему заинтересовалась этой идеей.
— Эта земля полна призраков, но у богов свои заботы, и им нет до этого дела, — сказала Халльдис. — Когда находишься в море, полезно помолиться Тору, но здесь, на суше, нас одолевают слишком много демонов, и всё больше и больше людей вынуждены покидать свои земли из-за неугомонных мертвецов. Может эта новая сила именно то, что нам нужно.
— Это всего лишь политика, — возражала Турид. — Бьёрн рассказал мне, что сейчас происходит в Норвегии. Королю плевать на призраков. Он желает лишь заполучить наши земли.
— Но, может быть, этот новый бог предложит нам лучшую судьбу, чем старые боги. Возможно, он предоставит нам больше свободы в нашей жизни.
— Халльдис! — никогда раньше я не видела Турид в ярости. Я подкралась поближе к очагу. — Да как ты смеешь говорить о выборе. Да что ты знаешь о том, что слушает нас, там, во тьме?
Я попятилась, хотя и понимала, что она имела в виду не меня.
— Да кто ты такая, чтобы играть с непостижимым?
— И всё же я хочу узнать больше о Тангбрандовом Христе. Кроме того, я боюсь за Гудрид. Она уже понимает и видит достаточно много, и я не знаю, как уберечь её.
Полагаю, Халльдис понятия не имела, что я их слушаю. Я сжалась и попятилась, стоя за занавесками, но, должно быть, она услышала меня. — Это ты, Гудрид? — позвала она. — Подойди к огню, и покажи нам, что купила себе на ярмарке.
Мне дали кусочек серебра, и я купила себе нож, который можно носить на шее на шнурке. Халльдис восхитилась, но Турид сказала:
— Ты слишком подражаешь своей приёмной матери. Ты — красивая девушка. Тебе следовало купить себе красивые вещицы. Ты не смотрела ожерелья в лавке Торгейра?
Я ничего не сказала в ответ, а лишь наблюдала, как Халльдис попробовала остроту лезвия пальцем и одобрительно кивнула.
— Хороший выбор, — сказала она, и я осталась довольна.
Когда Тангбранд пришёл в Арнастапи, Халльдис получила от него то, что нужно, она нашла бога, который её устраивал. Она немедленно крестила бы всех нас, но Орм оказался более осторожен. Сначала он отправился к моему отцу вместе с Тангбрандом. Торбьёрн вообще не задумывался о богах, но в этом году он побывал на тинге, и знал, какой ветер нынче задул в Исландии. Христианство становилось инструментом политики. Король Норвегии отправил Тангбранда сюда, а значит проповедник — влиятельный человек, которого лучше иметь в союзниках.
Итак, у каждого из нас была своя причина, чтобы в один из летних дней отправиться на песчаный берег в Арнастапи.
Зелёное море. Обрывки красных водорослей покрывают волнистый песок. Береговой бриз пробирает до костей небольшую группу людей на берегу. Ветер такой же влажный, как и сырой песок под ногами. Дрожащий человек стоит по грудь в воде, среди небольших волн, стуча зубами от холода.
Настала очередь девушки. Она идёт прямо сквозь зелёные, как стекло, волны. Высоко над ней, на склонах Стапафеля последние пятна снега сияют на блёклом солнце. Человек, стоящий в волнах, кладёт ей одну руку на грудь, другой поддерживает спину.
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Погрузившись спиной в ледяное море, она задыхается и захлёбывается. Море шумит в ушах. Затем она снова на ногах. Волны бьют в грудь, солёная вода стекает с длинных волос. Берег кажется полосой холодного света. Она с трудом выходит на сушу. Длинная рубаха прилипла к телу, и она пытается закрыться руками. Тёплые руки прикасаются к ней и ведут на сухой песок.
Там меня окрестили в новую веру. Это очень далеко отсюда. Но вы, должно быть, тоже крестились в Исландии. Хочется ли вам сейчас забыть это? Что вы чувствовали, когда кардинал послал за вами, потому что лишь вы можете записать рассказ какой-то старухи из Исландии, побывавшей за краем света? Вы знаете, зачем они хотят записать мою историю? Вы совсем не похожи на тех молодых людей, которых я знала. Они хотели прославиться мастерством владения оружия, преданностью и великодушием. Но, я думаю, вы всё же честолюбивы. Полагаю, вы предпочли Рим любому другому месту христианского мира. Кроме того, я не думаю, что вы слишком интересуетесь женщинами. Я права? Возможно, вас вполне устраивает монашеская жизнь. Но я не хотела бы такой жизни, когда была молодой. Конечно, сейчас всё иначе. Мои страсти осталась позади.