Морская сила(Гангутское сражение)
Шрифт:
— Скучно мне тепереча здеся, Петр Лексеич, без тебя-то. Женка покинула меня, осиротел я…
Петр вздохнул:
— Тебя-то по Христовому, Божьему повелению, а меня лиходейка вокруг пальца обвела.
Вечером засиделись допоздна, а Петр под конец все-таки спросил:
— Как далее-то подумываешь? Неужели вдовцом все остатные дни проведешь?
Апраксин вздохнул, но ответил твердо:
— Дело решенное, Петр Лексеич. Не к лицу мне дважды судьбину испытывать. Провекую, чай, и сам. У Петрухи и Андрюхи племяшей много, а без женки обтерпится. Служить стану отечеству по силе ума и велению сердца…
В отличие от прежних посещений, Петр не сразу отправился на стапели, принялся что-то считать, потом вычерчивать на листе какие-то построения.
— Новые места на Неве оборонять надобно, — пояснил Апраксину, — на море силы у нас нет» а шведы по весне, не миновать, явятся потерянное отвоевывать. Порешили мы крепостцу на фарватере в заливе соорудить. Нынче я Данилычу отправлю
чертежик того бастиона, время не ждет, каждый день на заметке.
Покончив с чертежами, Петр поехал с Апраксиным в Ступино, Тавров. На стапелях строилась добрая дюжина кораблей. Половину из них готовили к спуску на воду.
— Нынче заложим еще три корабля. Покуда есть тому возможность, будем ладить корабли. Все равно придется воевать у турка Черное море.
По ходу проверил не только корабли, но и присматривался к тем, кто их строил. Апраксин же, не дожидаясь вопросов, докладывал:
— Федосей всему делу голова. Не токмо твои корабли ладит, за всем присматривает. Санька Кикин от него мало отстает. Гаврилка Меншиков, Пальчиков — все добрые корабельщики.
— Сам вижу. Иноземцы-то как?
— По делу. Най да Козенц примерны. Токмо Най домой просится.
Петр ухмыльнулся:
— Мы ему денег посулим, отпускать не стану. Вернувшись в Воронеж, царь по привычке взялся за топор. Орудовал на «Предистинации» бок о бок со Скляевым. Отдыхая, вынимал трубочку, а Федосей отворачивался, не переносил табачного дыма. Царь смеялся, обкуривал его:
— Нынче, Федосей, на Сяси, Олонце и Ладоге почти два десятка кораблей для моря ладим. Но сии верфи далеко от моря. — Петр затянулся, выпустил дым в сторону. — Отобьемся от шведа, соорудим станеля в устье Невы. Готовсь туда ехать.
— А здеся кто?
— Приноравливай замену. Покуда Гаврилка и Пальчиков. — Царь вспомнил главное. — Задумку имею бригантины23 ладить на новый манер.
Скляев загорелся, — царь задел любимую струну.
— В чем новизна, Петр Лексеич?
— Узрел я на Балтике особый бережок приморский. Сплошь в скалах, островках и заливах. Развернуться фрегату немочно, тесно, а шведа-то из тех мест выбивать будем все одно. Аида в модель-камеру.
По царской указке Апраксин построил прошлой зимой добротную избу. Собрал туда чертежи всех кораблей, модели судов, разных приспособлений. Заведовать поставил Скляева.
В избе Петр чиркал мелом по грифельной доске:
— Там надобно иметь суда юркие. Помнишь венецианскую галеру?
Скляев кивнул.
— А мы сделаем поменьше на треть. Ты и кумекай, цифирь прикладывай, чертежом обозначь.
— Почему, государь, такие суда ладить?
— Да на парусах в узкостях не развернешься. Но машты оставь, одну-две, парусы все равно иметь будем. Пушек определи дюжину.
— Какой срок?
— К весне готовь чертежи и приезжай в Питербурх. Я тебя вызывать не стану. Апраксин все знает.
С адмиралтейцем Петр делился задумками вечерами, в застолье:
— Гляди, Федор, нынче Кикина я у тебя захвачу, потом Скляева, Ная, Козенца. Флот подымать станем на Балтике.
— Здесь-то кто на стапелях останется?
— Хватит с тебя Меншикова, Верещагина, Пальчикова. Сам обучай, пришлю толковых людей. Еще матросов сотни две заберу. Тож рекрутов набирай, вышколи, тебе здесь легче, обжился. Скоро Крюйс пришлет иноземных людишек корабельных, легче станет.
Накануне отъезда Петра адмиралтеец загрустил:
— Вольготно мне с тобой, Петр Лексеич, так бы с тобой и полетел. Куда ты, туда и я.
Петр расхохотался:
— Девица я, што ли, тебе?
— Невмочь, Петр Лексеич, скука порой одолевает. С тобой и в деле, и в потехе весело.
— Ишь ты, — Петр сбросил усмешку. — В эту кампанию, Федя, будем воевать у шведа Нарву, по морю двинемся. Там и твой братец с Шереметевым руку приложат. Флоту простор надобен. А ты у меня первый адмиралтеец, и на юге, и на севере за все в ответе. В эту кампанию потерпи, следующим летом призову в Питербурх, узришь новые верфи.
Глава II. ПОДУШКА ДЛЯ ПИТЕРБУРХА
Любимец английского короля Вильгельма III,герцог Мальборо, Джон Черчилл, слыл не только талантливым полководцем. Пройдоха и политикан — отзывались о нем в парламенте, казнокрад и лихоимец — величали генерал-фельдцейхмейстера подчиненные офицеры, ловелас и селадон — откровенничали обойденные его вниманием дамы высшего света. После кончины своего покровителя герцог не ушел в тень. Безвольная и недалекая королева Анна Стюарт, сменившая на троне Вильгельма, без особых колебаний благосклонно приняла ухаживания пятидесятилетнего поклонника, и Мальборо вскоре наделе стал первым министром Англии. На континенте назревали первые схватки морских держав — Франции и Испании с Англией и Голландией в борьбе за испанское наследство. Обе стороны искали союзников и с надеждой поглядывали на север Европы, пытаясь заполучить в друзья шведского короля. До правителей Англии дошли слухи, что Людовик XIV намерен привлечь на свою сторону по старой дружбе шведскую корону. А тут еще из Голландии донеслись восторженные возгласы купцов о появлении на Балтике нового соперника на море. В устье Невы русский царь построил крепость и приглашает в гости всех торговых людей. Правительство королевы Анны задумало шведскими руками «таскать каштаны из огня». Пускай царя Петра укрощает король Швеции, они оба потеряют силы, а Британия окажется «третьей радующейся стороной» — так задумал Мальборо…
Но на деле оказалось все непросто.
Карл XII с прежним легкомыслием пока продолжал колесить по Саксонии, преследуя отборные войска Августа П. Разбив их, он двинулся в Речь Посполитую. Там еще оставались боеспособные полки Августа, опора польской короны, которую Карл XII непременно решил отобрать у ненавистного Августа и надеть на голову любой подвернувшейся персоны из верных шляхтичей. Но временами радостное настроение короля омрачалось появлением его первого министра. В последнее время граф Пипер все чаще напоминал о русской занозе.