Морская сила(Гангутское сражение)
Шрифт:
— Дюжина с лишком, господин капитан-командор, — доложил Сенявин.
Разглядывая в подзорную трубу шведскую эскадру, Петр, с одной стороны, бодрился: «Такую неприятельскую махину отбросили от Котлина!», и в то же время в его душе веяло холодком от неспособности противостоять неприятелю на море. «Што у нас? Фрегат, шнява, галиоты да бригантины. С такой силой в море соваться на верную погибель. Покуда корабли для первой линии пушек в полсотни, не менее, не сподобим, дюжину, дай Бог, на первый раз, с Карлом тягаться на море пустая затея. А когда сие сбудется?»
Петр покосился на снующего от борта к борту Крюйса. «Капитан он добрый, флагман то ж грамотен, а все же и своих заиметь надобно. Даром Федя Головин адмирал, — царь кинул взгляд на одутловатую фигуру, — но в морском ремесле-то мало сведущ. Ак-ромя того на нем Посольский приказ и другие заботы. Крюйс-то хорош, но своего бы флагмана на море здешнем обрести бы надобно. Разве Апраксин? Так у него забот в Азове и Воронеже уйма».
— Ну что ж, слава Богу, порезвились, — отрываясь от подзорной трубы, проговорил царь. — А тягаться со шведами в открыток море еще рановато. Пушек корабельных мало. Поднять сигнал по линии: «Поворот всем на обратный курс!»
Отряд возвратился на Котлинский рейд под прикрытие береговых батарей, сюда-то шведы не сунутся…
Две недели крейсировала русская эскадра на расстоянии дальности стрельбы береговых батарей.
Превосходящая вдвойне армада шведских кораблей так и не решилась приблизиться к острову Котлину.
Петр с Головиным ушли на «Мункере» в Петербург. Эскадра салютовала адмиралу в последний раз.
Впервые обозревал свои акватории на Балтике генерал-адмирал. Невольно пришли сполохи воспоминаний на ум о былом, Азовских походах, становлении Азовской флотилии. Тогда все суда поступали с Воронежских верфей. Там и сейчас Апраксин наращивает морскую силу для южных рубежей супротив турок.
А начинали-то все с казачьих лодок и доморощенных галер. Нынче и с турками по-иному разговор держим, опасается султан нашей морской силы, вот-вот нагрянет в Черное море, а там и в Константинополь…
Здесь, в устье Невы, государь затеял тож великое дело, надобно ему подмогать, да вот сердечко стало пошаливать…
Словно предчувствовал что генерал-адмирал Федор Головин. С грустью долго смотрел на исчезающие в вечерней белесой дымке очертания немногочисленных бригантин на Котлинском рейде, уходящий за горизонт шпиль Кроншлота…
Спустя несколько дней Наум Сенявин записал в журнале: «Август. В 12-й день вице-адмирал получил ведомость, что г. адмирала Головина не стало:и в то число поднят был у вице-адмирала флаг с крестом, на грот-стеньге с флагштока в половину. Потом из десяти пушек выстрелили, пушка за пушкой,не часто. Потом опущен флаг в половину с флагштока на корме, так же и на других кораблях…»
Петр, едва сдерживая слезы, повелел Меншикову:
— Тело Федора Алексеевича убереги, отправь в Москву, потом погребем, — смахнул слезу. — Вызывай другого Федора из Воронежа, пущай флот принимает адмиралтеец наш, Апраксин.
Новоявленному командующему нарождавшегося флота довелось начать боевую службу не на море. Поздней осенью Петр задумал штурмовать Выборг. Тревожился он за устье Невы, хотелось обезопасить с севера свое детище, Питербурх.
— Пора покончить с этим шведским гнездовьем, — делился он замыслами с только что прибывшим Федором Апраксиным. — Сбирай гвардейцев, кого из флотских прихватим, батальонов пяток, пушчонки полевые налегке возьмем.
— Так-то в спешке, Петр Лексеич? — сомнительно покачал головой Апраксин.
— Обойдется, чай, под Нарвой быстро сладили. Апраксин закашлялся, но в этот раз промолчал. Покидая «Мункер», царь подозвал Наума Сенявина:
— Пойдешь со мной к Выборгу, подбери кого еще себе подобных из наших морских воев. Море-то там рядом.
— Ермолай Скворцов напрашивается, господин капитан-командор, братаны мои Ульян да Иван.
— Добро, людишки надежные.
Купол сторожевой башни показался верст за десять. Чем ближе подходил передовой отряд, тем чаще переглядывались гвардейцы, поеживаясь от моросящего дождя. Цитадель стояла на высоком холме, окруженная земляным валом, а перед ним плескались волны широкого канала. Грозные крепостные стены мрачно высились над глубоким рвом, не предвещая легкой победы.
Обложив крепость довольно жидкой осадой, солдаты стали окапываться, разбивать палатки, рыть траншеи. На холме установили пушки, начали обстреливать крепость. Первые же залпы разочаровали Петра. Ядра отскакивали от крепостных стен как горох, даже не оставляли видимых для глаза следов. Стены оказались втрое выше, чем в Нарве, да и толщиной превосходили их видимо вдвое-втрое.
Для порядка Петр послал коменданту парламентера с ультиматумом. Тот, ухмыляясь, прочитал циду-лю и вернул парламентеру, помахивая ладонью, давая понять, что ответа не будет…
Стены цитадели спускались впритык к береговой насыпи, ограждая порт и гавань от неприятеля. Сюда с моря то и дело беспрепятственно приходили и отсюда уходили транспорты с припасами и войсками. Вход в залив заперла шведская эскадра.
На Балтике штормило, но шведы медлили, подходить к Котлину побаивались. Обрадовало царя донесение Крюйса: «Сентября в 28 день видели мы в море3 неприятельские фрегата, только были близь в 20верстах, и они тогда ж все поворотили назад, а послетого никаких не видели; сего октября в 3 день хочу яс Божиею помощью по Вашему Царского Величества Указу со флотою, которая еще состоит в 17 кораблях, отсель идти, ежели еще я какого Вашего Царского Величества Указу не получу».
Прочитав донесение, Петр недовольно поморщился: «Рановато Крюйс в теплые квартиры просится». Пришлось объяснить. «Нашему флоту (в 17 кораблей), при Кроншлоте стоящему, еще некоторое время на море побыть, хотя бы до половины сего месяца, или оставить из них 10 кораблей и над ними доброго командира, для того чтоб неприятель не так смело подступал и диверсии б не учинил».
Там, на море, покуда надежно все, а здесь, вокруг Выборга, одни неприятности. Петр ходил по болотистым топям, чувствовал на себе тяжелые взгляды молчаливых преображенцев. А шведы громыхали из тяжелых орудий, выбивали солдат из осадных траншей.