Морские досуги №2
Шрифт:
И началось; бульоны, ножки – грудки, цыплёнок пареный, цыплёнок жареный….
Первые дни гурманили. Кок изощрялся, на сколько фантазии хватало. Чего мы только не отведали. Котлеты по-киевски – ели. Дужэ смачно! Чахохбили – языком цокали. Адын, дабавка прасиль! Джуджа-плов… Вах-вах, урюк жирный-жирный! Филе куриное с макаронами. Окорочка тушеные с зеленым горошком. Окорочка жаренные с кислой капустой… помню, хорошо ели, но только капусту. На четвёртый день каждый возжелал, обед разделить с другом, а ужин отдать замполиту.
– Ну и когда эта бляха в перьях закруглится?
– Я думаю, через два дня…. Если раньше не протухнет.
– Не протухнет, – вмешался в разговор сидящий за столом доктор, – Я каждый день тушки проверяю. Начнут портиться, смажу раствором марганца или уксуса…
– Ты лучше свою извилину между ног смажь! – взревел штурман, – Сальмонелла в кляре! И лучше, уксусом! Не обед, а посещение гинекологического кабинета!
Он брезгливо обвел глазами большое блюдо по середине стола. По краям которого лежали цыплята табака, между коричневых лап у них торчал красный маринованный помидор.
Вот так и воевали еще два дня. А как только эти злосчастные куры закончились, у нас кормовые горизонтальные рули заклинило, гидравлика была бессильна. Аварийно всплыли, и нас тут же верховное командование в базу отправило. Дочапали на одном крыле, благодаря нашей ФЛОТСКОЙ МАТЕРИ и усердию личного состава БЧ-5.
Я домой пришёл, жена встречает, стол накрыла, жаркое приготовила – из курицы.
Акиндинов Сергей Александрович
Родился в Подмосковье, городе Павловский Посад в 1951 году. Окончил СВВМИУ в 1975 году. Служил на Северном флоте на АПЛ, потом на Балтике в системе судоремонта и судостроения. В запасе. Публикуюсь в различных изданиях.
http://www.litsovet.ru/index.php/author.page?author_id=220
Юрий Дементьев
Где тут Валя и Наташа?
Моему другу Сычеву Юрию Николаевичу
В этот субботний вечер апрель семьдесят первого года накрыл Петродворец влажной мглой. Воздух пах весной. Холодной пока весной. До соловьев было далеко.
Чёрные окна кубрика пропускали непостоянный блеск окон ДОСов (домов офицерского состава). Природа грустила и слегка сыпала мелким коротким дождиком по стёклам.
Но в 25-й роте – субботнее оживление, непременное перед увольнением.
Только мы с Николаевичем не оживляемся. Мы – это Викторович и Николаевич. Нам не нужно торопиться. Мы тривиально не увольняемся и планов не строим. Мы – не местные и не женатые, и нас никогда не уволят до утра понедельника. Нас не любят командиры, а Викторовича – особенно. Он уже дважды посещал губу в Старом Петергофе. А это не забывается и не прощается. А потому отброшены всякие иллюзии. Что разумно.
У нас к тому же сегодня нет денег ехать в Питер. Денег у нас, в лучшем случае, на пару кружек «Жигулевского». Пара кружек стоит 44 копейки. Но дорога от системы до вокзала, потом по Питеру и назад (без электрички, за которую мы все равно никогда не платим) – еще копеек 20–30 на человека. Поэтому без трояка на двоих никак не обойдешься, а если еще посидеть в пивбаре часок-другой, то дело пахнет червонцем…
Да, сегодня – полный облом. Кроме того, как-то нет настроения: позднее увольнение, сыро, холодно. В общем, пока доедешь, покрутишься пару часов в городе и уже надо в систему. А до Нового Петергофа от Балтийского вокзала сорок пять минут на электричке, а потом ещё от вокзала надо добраться. И не всегда сядешь в автобус – переполнен. Топай тогда закоулками от вокзала, переходя на бег в лимите времени: опаздывать из увольнения нельзя!
Зато у нас на случай плохой погоды и безденежья всегда есть дежурный вариант. Это – танцы. Пятикурсников на них любят. Пятикурсник – потенциальная жертва и постоянная цель безжалостных, лживых, изворотливых и хитрых охотников в юбках. Но мы их не боимся, у нас надежная броня от прямых попаданий: нас жениться не заставишь никакими силами. Нам хорошо и так. Мы больше любим пиво, спортзал и доступных девчонок. И нас голыми руками не взять. Правда, ничего нового танцы нам не покажут: контингент известен с первого курса.
Поэтому мы валяемся в койках, нагло игнорируя Устав внутренней службы, запрещающий это делать. Нагло, это так: подойти к обтянутой шконке, и с разворотом в падении, предварительно подпрыгнув, шлепнуться в нее, опустив ноги на спинку. Потом потянуться и сказать раздумчиво нечто вроде:
– День прошел, и слава богу…
А потом все, кто рядом, дружно и отработанно завершат: – Пиздец!
Но пока мы нагло игнорируем Устав внутренней службы, распорядок и нормы приличия, жизнь в роте не затухает.
Рота строится в две шеренги в коридоре. Дежурный раздает увольнительные билеты. Кстати, Викторовичу этот билет вообще без надобности: он самовольщик принципиальный со второго курса. Ему противно и лениво становиться в строй, проверяться по форме одежды, записываться в журнал увольняемых, получать увольнительный билет и, следовательно, быть под контролем. Когда надо, он и сам решит проблему ухода за забор и время возвращения.
Вот рота топает на выход. Дежурный, вооруженный грозным оружием всех дежурных по ротам – палашом, ведет роту к главному входу представлять её дежурному по училищу.
Мичман Димитров по кликухе Вольдемар, Мотыль и Сарделькин стоит дневальным. Ну, не совсем так уж и стоит. Эта фигура в метр восемьдесят девять просто органически не может торчать у тумбочки. (Вообще, кто видел пятикурсника торчащим у тумбочки?) Вольдемар везде и нигде, поскольку он – коллективист. Сегодня он тоже пойдет с нами на танцы. После смены с вахты. Мы – одна компания, с которой приличным курсантам лучше не водиться: еще в историю влипнешь.
Но Сарделькин – не мы, у него крепкая лапа в Москве. Путь его прям и светел. А наш – на ТОФ и во мраке.