Морской узелок. Рассказы
Шрифт:
— Почти что всех.
— А может, ты скажешь, кто из генералов Кутузову враг, кто друг?
— Сомневаюсь!
— То-то и есть! А светлейший приехал и одним своим бесцветным глазом сразу увидел, где его друзья, а где враги.
— Как это можно сразу?
— А вот как. У тебя, Ванюша, тоже есть, поди, друзья-приятели. Ты с друга глаз не сводишь, и он на тебя не наглядится. А на злого недруга и глаза бы не глядели… Ну, допустим, что ты вроде светлейшего и правым глазом не видишь…
— Он все видит! — внезапно рассердясь, блеснул глазами Пустяков. — У него глаз волшебный!
— Погоди, Пустяков, и твой черед придет, — успокоил камрада Федюхин. — Ну-ка, Ванюша, зажмурь правый глаз… Во-во! Теперь подумай. Пришли к тебе двое — а ты не знаешь, кто друг, кто недруг!.. Как они перед тобой станут?
Ванюша задумался и для верности плотно прикрыл правый глаз ладонью.
— Кто ж их знает, дедушка!
— А дело простое. Друг-то хочет, чтобы ты его хорошо видел, так он станет от тебя по левую руку, под зрячий глаз. А недруг боится тебя: вдруг ты догадаешься, что он против тебя замыслил? Так он от тебя по правую руку станет… Давеча вы проходили мимо Кутузова, видели, кто из генералов от него по левую руку стоял…
Солдаты у костра вдруг зашевелились, переглядываясь и улыбаясь.
— Багратион! Милорадович! Раевский! Толь! — послышалось сразу несколько голосов.
— Стало быть, это друзья его светлости. А справа кто стоял?
— Беннигсен! — в один голос закричали солдаты, смеясь и подталкивая друг друга локтями.
— Этот рыжий немец Кутузова не любит. Он хотел на место Барклая сесть. Не вышло — станет и под Кутузова копаться… Как верно, братцы, дед говорит! — подтвердил взводный Иванов.
Ванюша вдруг захохотал, дрыгая ногами:
— Братцы, ха-ха-ха! Глядите на меня… Глядите, кто от меня направо сидит. Душкин Степан — друг и приятель. А слева — Корочкин; он, пес, у меня новые портянки стибрил.
— А ты открой правый глаз, а левый закрой, — посоветовал Федюхин.
Ванюша последовал совету капрала и перестал смеяться, зато во всю мочь расхохотались его товарищи: друг и недруг за спиной Ванюши перекатились и поменялись местами, и опять под зрячим правым глазом у Ванюши сидел как ни в чем не бывало недруг, а под прикрытым левым, посмеиваясь, — Душкин.
— Далеко тебе, парень, до Кутузова, — заключил чем-то недовольный Клычков.
Все посмотрели на Клычкова, не понимая, почему он сердится.
— Да мы, камрад Клычков, не над тобой, а над Ванюшкой смеемся. А про глаз ты верно, дед, сказал: ведь вот и вы все трое на параде по левую руку от Кутузова стояли — значит, вы тоже ему други, — польстил суворовским старикам взводный.
— Мы там встали, где нам приказали. А вышло, значит, верно. В приятели к его светлости не набиваемся, а велит в огонь идти — пойдем, в воду — в воду кинемся. Так нас Суворов учил. Так ли, камрады?
И Федюхин и Пустяков ответили:
— Так!
А затем Пустяков прибавил:
— Так-то оно так, да не совсем! Все думают — вот даже и товарищи мои, а уж на что люди бывалые, — что у Кутузова правый глаз стеклянный. И будто он одним левым своим, природным глазом глядит. Ан нет! Он и правым глазом видит, да еще то видит, что мы — хоть «в оба смотри» или «зри в три» — не увидим. У него правый глаз — оптический. Сделал оптик — глазных дел мастер.
Сержант Клычков махнул рукой:
— Начинаются сказки! Тебя послушать — ты наговоришь турусы на колесах! Он, товарищи, у нас издавна сказочник. Прозванье чего стоит — «Пустяков»!
Пустяков, слушая сердитые слова товарища, подмигивал солдатам и добродушно улыбался.
— Не любит сказок наш Финоген Семеныч. Он у нас, братцы, человек трезвого ума. А мои-то сказки сам Александр Васильевич слушал и хвалил. Да и Михаил Илларионович неоднократно меня в австрийском походе призывал: «Что-то мне не спится, скажи сказку, а то скучно!»
— Коли так, то и нам лестно послушать! Расскажите, кавалер, почуднее. Вот про глаз вы все намекаете, — просили солдаты Пустякова.
— Ладно! Будет вам, ребята, сказка.
В костер подбросили дров, чтобы огонь горел веселее, чтобы всем стало ясно видно лицо Пустякова. Он начал так:
— Горячо — так не холодно. Мокро — так не сухо. Горько — не сладко. Радость — не горе. Веселье — не печаль. Шерсть — не мочало. Конец — не начало. А только, братцы, плохое то начало, в коем конца не видать. А коли так, то прямо вам, судари мои, и брякну: глаз-то у Кутузова не стеклянный, а ледяной!
— Слыхали? — с возмущением воскликнул сержант Клычков.
— Да, братцы, конечно, это верно: с д е л а н н ы й глаз у его светлости князя Кутузова, только сделан он не из стекла, а изо льда. Ледяной глаз…
— Да отчего же он не тает? — спросил Ванюша, разиня рот.
— Спрашивать можно: «Отчего не тает?» Отвечаю: а потому не тает, что сделан сей глаз в той земле, где свечи изо льда делают. Ну, как самая простая сосулька, что с крыши весной висит, только с фитилем. Зажгут фитиль — горит свеча холодным огнем, лед тает, словно воск, по свече стекает, оплывает, застывает…
— Ну, ну! Да где это может быть?
— А вот послушай да молчи. Ты спросил — я тебе ответил. И сам спрошу, и сам себе отвечу. Почему это, братцы, на меня Финоген Клычков зверем сейчас глядит? Отвечаю: потому что душу я его смутил своей сказкой. Смутил я трезвый разум друга. Слыхали, он сказал: Кутузов — огнедышащий вулкан, покрытый снегами. Это он у меня занял, от меня узнал. Там, где ледяные свечи делают, и вулканы дышат огнем под снегом. Вон, глядите на моего дружка: он закурить хочет, уголек пальцами берет. И не жжет огонь пальцы. Это оттого, что Клычков вместе со мной в той земле побывал, где Кутузову отлили ледяной глаз… И уж кто в той земле побывал, тому и огонь не горяч и мороз не холоден.
Пустяков помолчал, и все смотрели, как Клычков раздул уголек, держа его в пальцах, и закурил трубку.
— Где та земля, я вам доказывать не буду, — захотите, сами дойдете… И Кутузов в ту землю не сразу попал. Спервоначала он не того искал. Приехал он после Шумы в Санкт-Петербург явиться к Екатерине. Глядит на него царица: мужчина по всем статьям хоть куда, а на правом глазу черная повязка. Пожалела Екатерина и говорит:
«Поезжайте, мой друг, за границу, там, я слыхала, глаза вставляют такие, что от настоящего не отличишь, — только что не смотрит».