Морской волк
Шрифт:
Мы все-таки разошлись с этой шебекой. И вовремя, потому что к нам приближались сразу четыре другие. На наше счастье они шли под дырявыми парусами и курсом полный бейдевинд двигались медленно.
— Лево на борт! Приготовиться к повороту на другой галс! — скомандовал я рулевым и матросам, а комендорам на юте и на главной палубе на правом борту приказал: — Быстрее заряжаем карронады! Стрельба по готовности по ближней цели!
Шебеки медленно приближались к нам, а мы медленно поворачивали. и комендоры быстро заряжали орудия. Аркебузиры и арбалетчики обстреливали врага, но результат их действий не впечатлял. Когда шебекам оставалось пройти метров тридцать, громыхнула первая кормовая карронада. Она смела арабов с носа ближней шебеки. Выстрел второй карронады сделал то же самое с другой. Потом начали стрелять пушки правого борта. Она не только поубивали всех, кто был на палубах шебек, но и сшибли паруса.
Зато у барка паруса почти не пострадали. Только в фоке была овальная дыра. Я похвалил себя, что заставил прошить паруса на маленькие прямоугольники. Продырявленные, они теперь рвались не слишком сильно. Видимо, попали в парус из фальконета, хотя я не заметил, когда это случилось. Слишком много всего происходит в бою, выхватываешь только самое важное, а вспоминаешь потом самое ерундувое.
Мы повернули еще влево и пошли на две шебеки, поврежденные первым залпом, экипажи которых оклемались и опять устремиоись в атаку. Видать, мусульмане приняли лекарство растительного происхождения, которое помогает воспринимать со смехом разные невзгоды. Я их подпустил на полкабельтова. В каждую всадили по три заряда картечи. После чего пошли к тем, которые пока не получили вторую дозу свинца. Сдаваться они не собирались, а удрать не могли.
Вскоре на невысоких океанских волнах, удивительно чистых и мягкого аквамаринового цвета, колыхались девять судов с дырявыми парусами. У всех весла были опущены в воду. Призовые команды добрались до каждой шебеки, добили раненых мусульман и негров, оказали первую помощь христианам. После чего отбуксировали призы поближе к барку, а два — сразу к его бортам, чтобы начать перегрузку. Тащить до ближайшего христианского порта все захваченные суда было неразумно. В трюмах у них было тонн по сорок-пятьдесят красного и черного дерева и слоновых бивней. Груз тяжелый, компактный. Перегружали его быстро. Из капитанских кают, маленьких, тесных, душных, провонявших неприятным кислым запахом, извлекли сундуки капитанов и доставили мне. В каждом была сменная одежда и кожаные кошели с золотыми и серебряными монетами и самородное золото — песок с добавлением небольших зернышек. Всего килограмма полтора. С учетом комиссии за обмен потянет где-то на четыреста экю. Я решил не менять, а оставить себе. Переплавлю в слиток. Места будет занимать мало, а стоить дорого. В одном сундуке нашел двадцать семь необработанных алмазов, не крупных и не очень чистых. И их оставлю себе. Найду толкового огранщика, отдам ему алмазы на обработку, а потом закажу у ювелира колье для своей жены. Даже у жен богатых ютландских купцов я не видел украшений с бриллиантами. Про датских дворян и вообще молчу.
Перегрузку закончили на следующий день. Я отобрал три самые большие шебеки. Их ошвартовали лагом друг к другу и взяли на буксир. Остальные пусть дрейфуют. Кто найдет — тому и счастье.
51
Захваченные суда мы продали в Лиссабоне. Покупатели нашлись быстро. Видимо, это именно то, что нужно купцу средней руки. Все три новых хозяина шебек оказались удивительно немногословными. Даже торговались как бы нехотя. Подозревая, что повышенная болтливость — это признак начинающих или очень богатых бизнесменов. Первые постоянно делятся опытом, а вторые — хвастают здоровьем.
Груз повезли в Копенгаген. В Ольборге на такой вряд ли нашлось бы достаточное количество покупателей. Заплатил там налоги, как за обычный товар. Сообщать, что это добыча и обогащать короля Кальмарской унии я не стал. Хватит ему полученного в прошлом году. Продали слоновую кость и красное и черное дерево двум любекским купцам. Один был немногословен, а второй, в возрасте лет пятидесяти, уже начинал утверждать, что чувствует себя лет на двадцать. Я вот ни разу в жизни не встречал двадцатилетнего, который чувствует себя лет на двадцать. Как минимум, на двадцать пять. Нам все время хочется быть впереди или сзади. Расплатились купцы золотыми гульденами, иначе пришлось бы возить большое количество серебра. Я продал товар на двадцать процентов дороже оптовой цены в Лиссабоне. Оба купца утверждали, как обычно делают, обжулив, что сделка выгодна для меня. Значит, очень выгодна для них.
Часть черного и красного дерева оставил на облицовку собственного жилья. Черные панели придали холлу и моему кабинету торжественность, а красные сделали веселее помещения для женщин и детей. У меня начала проявляться тяга к украшательству жилья. Наверное, действую в духе эпохи, в которой живу. Правда, сперва у меня было желание пустить эту древесину на ремонт корабля. Она очень плотная, тяжелая, почти не гниет. Была бы очень хороша для обшивки корпуса ниже ватерлинии.
Деньги от продажи добычи поделил, согласно окладам. Получилось очень даже неплохо. Если и дальше так будет продолжаться, то Ольборг станет гнездышком для богачей Дании.
Зиму провел, обучая личный состав морской премудрости и стрельбе из огнестрельного оружия. На порох теперь деньги были, так что не жалел его. Время от времени в компании тестя и других родственников отправлялся на охоту. Моя свора собак уже сработалась. Даже гавкать стали похоже. Раньше я слышал несколько голосов, а теперь они сливаются в один. Когда гонят кабана, лают звонче, агрессивнее.
За неделю до начала пасхального поста собаки обнаружили стадо кабанов и погнали на нас. Обычно я охочусь с луком, а на этот раз взял винтовку. Хотел проверить новый тип пуль. Все пока отливают их круглыми. Диаметр формы был равен калибру, но при остывании свинец уплотнялся, и в ствол пулю загоняли, обернутой в бумагу или клочок тряпки. Точность была еще та. Я делал конические и длиной три калибра, чтобы сжималась и заполняла нарезы, благодаря чему закручивалась. На этот раз изготовил с разрезанной накрест головкой. Свинцовые пули, не имеющие пока оболочку из более твердого металла, и так при попадании сплющиваются, и возникающая при этом ударная волна разрушат плоть на значительном расстоянии вокруг раны, а с разрезанной головкой в придачу «раскрывается», как бутон цветка, и рвет плоть каждым лепестком, нанося еще больше повреждений.
Кстати, местные лекари считают, что пуля заносит заразу в рану, потому так плохо и заживает, и обрабатывают раны кипящим оливковым маслом. Раненые больше боятся этого масла, чем пули. Я попытался втолковать лекарям, как французским, так и датским, что от масла только хуже становится. И те, и другие не поверили. Мол, рану все равно надо обработать. Посоветовал делать это морской водой. Если не поможет, то и не навредит. Датские лекари проверили, убедились, что после обработки морской водой раны заживают быстрее, и стали применять.
Мы расположились в небольшом островке лиственных деревьев, метрах в ста пятидесяти от леса. Ждали, когда дичь выскочит на нас. Судя по собачьему лаю, это должно было случиться скоро. И все равно я упустил момент, когда из леса выскочил вожак — массивный вепрь с длинными, немного загнутыми назад клыками. Следом за ним бежал кабан помельче, а потом две крупные, старые самки и пять молодых. Снег был неглубокий, поэтому бежали быстро. Собаки отставали метров на пятьдесят, но постепенно сокращали разрыв.
Вепрь почему-то напомнил мне пригнувшегося к рулю, толстого байкера на шоссейном мотоцикле. Была в нем какая-то показушность. Наверное, мне так чудилось потому, что необычно крупный, килограмм на триста, если не больше, и при этом трусливо удирает от собак. Моя пуля попала ему позади левой лопатки. Я это точно увидел. А вот реакцию кабана — нет. Как несся по лугу, как по шоссе, так и продолжил, не сбавляя скорость, не сворачивая и даже не качнувшись. Перезарядить винтовку и выстрелить второй раз я не успел, а остальные не решились посягнуть на право своего командира. Ютландцы тоже умеют льстить, но не словами, а делами. Двух старых кабаних отпустили, а молодых и второго кабана завалили выстрелами из аркебуз и арбалетов. В молодого кабана попало сразу пять болтов и три или четыре пули. Насчет пуль несовпадения было потому, что в попадании признались четверо аркебузиров, а пулевых отверстий обнаружили всего три. На счет приврать ютландцы не отличались от охотников других стран. Сошлись на том, что две пули, вопреки поверью, попали в одно место. Вся свора собак сразу закружила вокруг убитых зверей, принялась слизывать кровь с ран и глотать окровавленный снег. Гнаться за живыми не собирались. На охоту собак брали голодными, чтобы лучше зверя чуяли и резвей бегали. Вот они первым делом и утоляли голод. Сытые собаки предпочитают охранять диван. Впрочем, диваны здесь пока не в моде.