Мортен. Охвен. Аунуксесса
Шрифт:
Я продолжал навещать родную деревню. Но теперь, по рекомендации моего наставника, я старался проделывать весь путь бегом. Навещая родителей и сдавая свою поклажу, я еле переводил дыхание. Мама меня за это критиковала, а отец только усмехался. Зато обратно бежать было не в пример легче. Конечно, я брал с собой продукты и квас, но они все же не так тяжелы, как свежий козий сыр. И еще мне помогало лететь к нашему стойбищу чувство радости, всегда появляющееся у меня, когда я встречался, пусть даже и мимоходом, с Риссой. Она была чуть помладше меня, но ее улыбка заставляла меня видеть солнце даже сквозь грозовые облака.
Я долго не решался поговорить с ней, стесняясь слов и боясь насмешек, но, однажды, оказавшись лицом к лицу, непроизвольно пробормотал слова приветствия.
С тех пор мы начали разговаривать друг с другом при встречах. Хотя, большею частью мы просто улыбались, обмениваясь незначительными фразами. И это было очень радостно.
Позднее Рисса стала иногда навещать меня в моем летнем кампусе. Охвен в таких случаях брал Бурелома и отправлялся куда-нибудь на реку проверять сетки или в лес осматривать ловушки. Мы могли подолгу вдвоем беседовать ни о чем, улыбаясь друг другу. И мне не верилось, что это происходит со мной, а не с кем-нибудь другим.
На следующий день я с удвоенной энергией прыгал с камня на камень, крутя над головой сучковатую дубину. При этом требовалось сохранять равновесие и наблюдать еще, что изменилось на моем пути. А Охвен мог, профилактики ради, подбросить булыжник, ранее здесь не лежавший, или, наоборот, убрать что-нибудь, доселе всегда покоившееся на одном месте. Я толкал от груди большие камни то стоя, то сидя, а то и вовсе лежа. Я бегал по песку с каким-нибудь валуном в заплечном мешке. Я махал руками и ногами, сбивая листья с веток, на которые мне указывал старик. При этом я не забывал о своих обязанностях. А по вечерам, когда костер уютно потрескивал поленьями, я слушал рассказы про жизнь, которую довелось прожить моему наставнику.
Все это было для меня настоящим счастьем. Таким, о котором я и мечтать раньше не мог.
– Охвен, а почему твой меч с зубьями по лезвию? – однажды поинтересовался я.
– Что, хочешь в руках его подержать? – спросил меня старик.
Я вспомнил, как когда-то издалека донесся тоскливый угрожающий полу-вой, полу-стон, едва только клинок вышел из ножен.
– Да нет, наверно, – поспешно замотал головой я.
– Так как мне тебя понимать? Да? Нет? Или, быть может, наверно? – засмеялся мой друг.
Я смутился. Конечно, подержать в руках такое оружие – здорово. А уж поработать с ним – вообще мечта любого воина.
– Нет, не готов еще, – откашлявшись, произнес я. – Просто никогда такого не видел.
Охвен внимательно посмотрел мне в глаза. И, как мне показалось, с одобрением. По крайней мере, мне бы очень хотелось в это верить.
– Как ты помнишь, меч слегка скруглен. Им легче рубить. А когда лезвие проникает в плоть, то ты, вытаскивая Пламя на себя, как бы пропиливаешь этими зубьями глубже внутрь. Как пилой. Страшные раны можно им нанести.
Я невольно поежился, представляя себе картину удара. Жутко, но эффективно. Если против тебя враг, то думать о милосердии не приходиться. Либо ты его замочишь, либо он тебя. Всеми доступными способами, хоть зубами в глотку. И тут же в голову пришла мысль: «А смог бы я расправиться с Бэсаном?» В своем воображении я рисовал всякие планы мести, вплоть до того, чтобы закидать его с безопасного расстояния камнями. Но самым лучшим мне казалось встретиться с ним лицом к лицу с мечами наголо. Конечно, он гораздо опытней меня, прошел как-то посвящение в викинги, а, стало быть, обладает определенными навыками. Но до жути хотелось одолеть его в честном поединке. Однако смог бы я развалить его от плеча до пояса? Не знаю, честно говоря. Дело тут не в силе, взяв на вооружение такую волшебную пилку, какой мне теперь представлялось Пламя. Дело в другом. Представив, как живой Бэсан становится двумя мертвыми кусками мяса – мне стало не по себе.
«Да пускай себе живет», – милостиво подумал я. – «Однако, репу я ему когда-нибудь обязательно начищу!» И самому стало смешно, ведь этот звероящер одним ударом кулака может вбить меня в землю по самые уши.
Однажды Охвен достал лук, навалившись на него всем телом, натянул тетиву, покоящуюся до этого времени в укромном от солнца и влаги месте. Послушал, как она звучит, и довольно хмыкнул.
– Ну, что, викинг, как насчет того, чтобы немного пострелять?
Я, конечно, не возражал. С детства мы с ребятами баловались, сбивая из своих маленьких луков различные мишени: камни, полоски материи, натянутые между палками, задумчивых собак и заносчивых девчонок. Стрелялись мы без принуждения, баловства ради. В мишени свои я научился больше попадать, чем мазать. Впрочем, как и остальные ребята. Настоящие викинги учились пользоваться луком позднее, уже пройдя посвящение. Поэтому я обрадовался возможности поупражняться в меткости из настоящего боевого оружия, уже подыскивая глазами подходящий для мишени камень.
– Как, сможешь за сто шагов в человека попасть?
Я представил себе расстояние и неуверенно помотал головой из стороны в сторону. Пожалуй, далековато для меня.
– Все правильно. Наши луки могут прицельно бить не более ста шагов. А зачастую и менее. Потому как это для нас – всего лишь одна из немудреных воинских наук, которую мы одолеваем. Весьма поверхностно, если честно.
– Вот там, за морем, есть острова, на которых живут бриты, – продолжил Охвен, выбирая из пучка стрел особые, с тупым наконечником. – У них есть настоящие мастера, умельцы–стрелки. Они готовятся стать лучниками с самого младенчества. Их берегут и другой наукой особо не обременяют. Стреляют они каждый день с утра до вечера. А иногда и ночью. Год за годом. Начинают они понимать свой лук, как музыкант свое кантеле. Перед выстрелом, подняв смоченный в слюне палец, определяют ветер, смотрят в облака, угадывая там что-то. Их стрелы пробивают насквозь человека за тысячу шагов. Даже если он одет в прочную кольчугу. Да и луки у них особые, выше человеческого роста. Лучники их самолично делают, собирая из нескольких пород дерева: ясеня, вяза и еще чего-то. Стрелы – как маленькие копья. Они очень ровные, каждая сбалансирована с наконечником. Впрочем, делают их тоже мастера, знающие свое дело. Тетива из оленьих жил настолько тугая, что обычный человек ее и не растянет. Да, есть такие люди на тех далеких островах. Конунги им платят за услуги. И весьма недешево. Но у нас, хвала Одину, они не встречаются. Иначе, то, чему я хочу тебя научить – просто теряет смысл.
Охвен схватил пучок отобранных стрел и запихал их в колчан, который одел мне за плечи. Потом протянул лук:
– Я отойду на тридцать шагов. Потом подыму перед собой вот эту дубину, будто бы меч. И сразу можешь стрелять в меня. Стреляй по-честному, не рядом, а в меня, если ты достаточно меток. Стреляй, пока колчан не будет пуст. И как можно быстрее.
Когда Охвен отошел на положенное расстояние и замер с поднятой палкой, я слегка растерялся. Конечно, я знал, что настоящие викинги могут отбивать стрелы мечом, но теперь почему-то меня охватило некое беспокойство.
– Давай, Мортен, начинай. Одну стрелу за другой. Как можешь быстрее.
Я поднял лук, внутренне махнул рукой на способность Охвена отбиваться, точнее, на неспособность – все-таки я сомневался, что с такого расстояние ему удастся отразить стремительно летящую стрелу. Прицелился в середину груди и спустил тетиву. В принципе, ничего страшного не произойдет, даже если старик оплошает. Синяк, в худшем случае. Но шанса пожалеть его, Охвен мне не оставил. Палка в его руках пришла в движении, описывая вправо и влево ровные круги, между делом, отбросив мою стрелу, как назойливую муху.