Моря Африки
Шрифт:
Я сразу отказываюсь от своего намерения, ещё и потому, что тунцы вдруг, таинственным образом, исчезают, все вместе, словно повинуясь внезапной команде и делать больше нечего.
Принимаемся снова высматривать птиц, находим новые косяки и в конце концов, когда doni вся покрыта кровью и завалена тунцом, вместо того чтобы возвращаться на Tulusdoo, остров с которого мы вышли, мне дают понять, что мы направляемся на Male, чтобы продать рыбу на рынке. Изначально это не планировалось. Потребуется немало времени и я начинаю беспокоиться, кто знает, когда мы вернёмся. Но время здесь ничего не значит. Вернёмся поздно? Кажется это никого не беспокоит.
Али натирает кокосовый орех, чтобы получить молоко. Помещает его в помятую кастрюлю, добавляет куски тунца, много риса и ставит вариться на жаровне сделанной из старой ржавой жестянки из под печенья. Разгорается весёлое пламя, кокосовые скорлупки дымят, но горят хорошо, таким образом ничего не выбрасывается зря. Едим все вместе руками из оранжевой пластиковой бадейки. Мне не очень нравится коричневатый соус, но я стараюсь, чтобы никто этого не заметил, потому, что все в ожидании моей реакции. Когда все поели, Али поднимается, достаёт банку из рундука на корме и посыпает оставшийся соус толстым слоем сахара сырца. Сладкое подано. Густая липкая масса на этот раз и мне приходится по вкусу. Тем временем doni, качаясь на длинной океанской волне, идёт в направлении Male, с его рынком с десятками тысяч тунцов.
Отыскав свободное место среди лодок сгрудившихся в порту, рыбу моют, чтобы показать товар во всей красе, сгружают, грузят на борт солярку, бензин, два десятка листов рифлёного железа. На борт поднимаются десяток пассажиров, желающих вернуться на Tulusdoo и мы выходим в море на переполненной до невозможности лодке. Солнце уже давно закатилось.
Пассажиры устраиваются, кто как может, рассаживаются вдоль бортов, болтают, жуют бетель и арек. Меня кроет сон, но балансируя сидя на чурбаке заснуть не получается.
Периодически мне предлагают бетель, от которого я отказываюсь, и спрашивают хорошо ли я себя чувствую.
— Barabaro?
— Barabaro. — конечно мне хорошо, отвечаю я глядя на великолепное звёздное небо или считаю острова следующие один за другим, словно бусины чёток вдоль нашего курса. Через четыре — пять часов будем в Tulusdoo. Вокруг кромешная тьма, но острова, странным образом, видны, выделяясь ещё более тёмными пятнами на горизонте. И, что ещё более странно, рыбаки видят дорогу без огней и без луны в лабиринте кораллов.
Когда будем на месте? Не знаю. Жаль, что не получилось предупредить Лиззи. Я оставил лодку ещё до рассвета и неизвестно когда вернусь, потому что добравшись до Tulusdoo мне ещё предстоит на тендере преодолеть мили отделяющие остров от нашей якорной стоянки.
13. Деньгу
Я проснулась ночью с головокружением, руки и ноги тяжёлые, словно мраморные колонны. Мне было плохо. Я не понимала, что со мной происходит, но чувствовала себя ужасно. С большим трудом вылезла из каюты и притащилась в кокпит, где Карло стоял на руле.
— Мне плохо. — пробормотала я. Казалось голову сжимают гигантские щипцы.
— Я тоже. — ответил Карло. — Собирался позвать тебя, чтобы смениться, но очень трудно двигаться.
Я устроилась за рулевым колесом, а Карло растянулся рядом в кокпите. Дул лёгкий ветерок, лодка шла медленно и поверхность моря переливалась серебром в свете луны.
Приходилось только изредка корректировать курс, чтобы лодка шла прямо.
Руки казались неимоверно тяжёлыми…нужно было повернуть руль…но руки не слушались… казалось они раздуваются, тяжелеют…
Сначала перед глазами оказался низкий белый потолок над койкой, потом донёсся голос Карло.
— Ты пришла в себя? — слова доносились откуда-то из далека.
— …что случилось?
— Ничего, всё в порядке, просто ты потеряла сознание. Я тебя поймал на лету.
Я лежала на своей койке. Голова сильно кружилась, налитые свинцом руки и ноги прилипли к матрасу. Однако лёжа я чувствовала себя лучше.
— А лодка?
— Идёт сама. Немного зигзагом, но ведь всё равно идём очень медленно.
— Что со мной?
— Боюсь, что на этот раз у нас ciquatera.
— Сiquatera?
Днём раньше мы заходили на Makatea, островок на полпути от Туамоту к Таити, длинный и узкий как палка, с гористым гребнем странной неправильной формы, с пиками, зубчиками и провалами. Остановка не была предусмотрена на этом переходе через Французскую Полинезию, решили в последний момент, отчасти из за отсутствия ветра, отчасти из за сомнений одолевающих нас каждый раз, когда проходим мимо нового острова не останавливаясь:
— Кто знает, что мы теряем; кто знает, когда у нас ещё будет случай вернуться в это место; и кто знает, как оно изменится за это время?
Разноцветный коралловый риф перпендикулярно обрывающийся в бездну, остатки старого причала, хижина на поляне и тропинка бежит вдоль скалистого берега и поднимается по склону холма поросшего джунглями. Не видно жителей на Makatea, только ближе к полудню на тропинке показался пожилой мужчина в цветастом линялом парео обёрнутом вокруг бёдер. Это был сторож причала.
Говорил он на странном французском, возможно потому, что во рту осталось мало зубов. В этот период он почти всё время проводит в горах, ухаживая за огородом. Вчера же спустился к морю, потому что должно было прийти почтовое судно и он должен был принять его. Мы сидели на пальмовом стволе в тени хижины и мужчина рассказывал нам историю своего острова.
— Последние года судно проходит здесь лишь пару раз в месяц, и то не всегда. Раньше было по другому. Раньше суда приходили каждую неделю, даже два раза в неделю, чтобы загрузиться фосфатами. Makatea славился своими фосфатами. Нас было много и мы жили очень хорошо, благодаря их продаже.