Московские встречи
Шрифт:
— Делай что-нибудь! Бери швабру и начинай мыть палубу…
Корабль вот-вот должен отправиться в рейс, и так обидно в последнюю минуту быть списанным на берег. Нет, черт возьми, пусть там орёт непонятное боцман, швабру в руки — и Михаил с остервенелым ожесточением начинает драить палубу… Боцман любуется старательным моряком.
Через три года все впечатления войдут в книгу «Морская тайна». Приписанные другому герою, преломленные через призму личных и непосредственных переживаний, они приобретут бесценную простоту художественной правды.
Сжигаемые жестоким солнцем, словно приподнятые на воздух, качаются в дымке белые дома Алжира. Морской переход полон опасностей, подводные лодки фашистов топят мирные корабли. Ночью пароход отрывается от берегов Африки. Ты не спишь, с нетерпением ожидая утра, чтобы первому увидеть суровое побережье Испании.
И может быть, здесь, в одиночестве, под звездами чужого неба впервые приходят образы героев будущей ненаписанной книги о героях Мадрида…
С рассветом на горизонте открылись далёкие горы.
Вот она, Испания…
Серые скалы окружили спокойную бухту Картахена. На рейде в загадочной тишине медленно разворачиваются на якорях иностранные военные корабли.
На вершинах скал старинные каменные башни с орудиями. Ночью Картахену бомбили фашистские самолёты.
Погибло несколько рабочих семей.
Об этом рассказывает человек в берете с выпирающим из-под пиджака револьвером, с воспаленными от бессонницы глазами — чиновник испанского правительства.
— За несколько часов до налёта германский крейсер экстренно снялся с рейда и ушёл в море. И тут, сразу… самолёты. Надо признаться, — устало улыбается испанец, — немцы в высшей степени внимательны к нам. Они всё время снуют у берега. На днях ни с того ни с сего два торговых судна привезли к Картахену… вино и фрукты! Ввозить в Испанию вино — это то же самое, что притащить зимой к вам, в Архангельск, баржу со снегом и льдом…
Несмотря на усталость и бессонную ночь, ты аккуратно заносишь в записную книжку все разговоры и впечатления. Читатель нетерпеливо ждёт твоих телеграмм…
Пароход выходит из бухты. Побережье пустынно. В вечерних сумерках на горизонте засверкала дрожащая золотая нить огней Аликанте. В порту пароход встречает восторженная толпа испанцев. Трап дрожит от топота ног. Незнакомые люди дружески обнимают матросов и кочегаров. «Вива Руссиа!» Ты внимательно вглядываешься в возбуждённые лица гостей, запоминая их характеры, одежду.
С винтовками в руках, разукрашенные значками и жетонами, с цветистыми повязками, перевитые лентами патронов бойцы носят на фронтовых шапочках вместо кокард… зашитые ружейные патроны.
Старик в чёрном берете показывает свежий шрам: он только что из госпиталя. Это пустяки, сегодня он снова уходит на фронт!
Моряков увозят в город.
Вдоль набережной, по тенистому пальмовому бульвару, заложив трости за спину, медленно гуляют иностранные дипломаты в котелках. С балконов зданий свешиваются флаги коммунистов, анархистов, социалистов. Проносятся автомобили, оклеенные цветными пропусками, плетутся старинные повозки — кочи, запряжённые мулами. На тротуарах, заставленных столиками, иностранцы, откинувшись в креслах, пьют утренний вермут, а рядом у киосков стоят, придерживая винтовки, добровольцы, уезжающие на фронт. Ты смотришь на сытые, холёные лица иностранцев, на этих увешанных патронами бойцов, и в памяти возникают строки из светловской «Гренады»:
Я хату покинул, Пошёл воевать, Чтоб землю в Гренаде Крестьянам отдать…Пока пароход стоит в порту, ты спешишь познакомиться с героической страной, с её архитектурой, музеями, городами…
Со стокилометровой скоростью машина мчится по широкому шоссе. Как на экране, мелькают селения, города, площади с фонтанами, башни старинных замков. Вот у склада бойцы получают вместо шинелей тёплые одеяла, завтра они направляются на фронт. С одеялами и хлебом под мышкой шагают бойцы Интернациональной бригады: французы, голландцы, немцы, югославы. На остановке пожилой голландец вскакивает на подножку машины.
— Вы были в Роттердаме? — радостно кричит он. — Но ведь это мой родной город! Три недели я пробирался из Голландии: прятался в трюмах пароходов, ехал на буферах товарных поездов. Как бродягу меня арестовали во Франции. О, сколько приключений и переживаний! Но теперь мытарства кончились. Наконец наступила спокойная жизнь. Завтра — на фронт!..
По дороге летят автобусы и грузовики, переполненные вооруженными бойцами, с алыми полотнищами: «На фронт! На фронт!»
Растерзанный, в дыму пожарищ, предстал перед твоими глазами Мадрид. В кварталах Университетского городка идут жаркие уличные бои. Из огромных каменных плит, мешков и бочек жители воздвигают на улицах баррикады.
— Но пасаран!
…Пароход заканчивает разгрузку. Город затемняется. Ночью гаснут все огни, но на горном шоссе, поднимающемся к замку, почему-то горят фонари. Иностранные корабли полным ходом уходят в открытое море. В незащищённом ночном порту у причалов остаются советские корабли, испанские торговые суда, бензиновоз и парусники.
Перед рассветом в небе загудели самолёты. Внезапно из темноты, невдалеке от парохода, взлетела красная ракета: фашист из «пятой колонны» обозначил стоянку советского судна. И сразу за ракетой у причалов упала и разорвалась бомба. Чёрные «юнкерсы» начали бомбить порт и город.
Но советские моряки стойко выполняли свой святой долг. И вместе с ними работал ты — матрос 3-го класса парохода «Трансбалт».
Из Испании ты вернулся с первым инеем ранней седины.
…Солнечное, ясное утро сияет над Москвой. Город проснулся рано, в том волнении, какое всегда ощущается в дни больших, радостных праздников.
Мы шагаем с тобой на Красную площадь: оттуда нам предстоит передавать по радио репортаж о празднике Первомая.
Ты идёшь и сосредоточенно молчишь. Я знаю, о чём… Мысленно ты подбираешь те простые, доходчивые слова, необходимые при выступлении у микрофона. Изредка ты заносишь эти слова в свою записную книжку.
А на площади — строгие, застывшие в неподвижности квадраты войск, трибуны, заполненные гостями, тысячи глаз следят с нетерпением за стрелкой Спасской башни…
Радиорепортаж праздника ведёт поэт Виктор Гусев.
Наступает твоя очередь, а людей на площади всё больше и больше, словно весь город, вся Москва, весь народ двинулись куда-то в сияющую даль.
Твоё лицо пылает возбуждением: рассказывая о празднике на Красной площади, ты видишь перед собой своих друзей — моряков, полярников, зимовщиков, слушающих тебя на пограничных постах, в снегах Арктики, на Памире, в Донбассе, на Чукотке, на всех кораблях наших морей и океанов.