Московский клуб
Шрифт:
Усаживаясь на переднее сиденье, Стоун одобряюще улыбнулся, покачал головой, надел наушники с голосовым усилителем и ответил:
— Ну, это не твоя вина, Дейв, — он пристегнулся ремнем.
— Только что, приземляясь здесь, я нарушил несколько пунктов «Правил полета», — раздался в наушниках тонкий металлический голос пилота. Вертолет начал взлетать. — Мне кажется, это нельзя назвать даже «приземлением вне посадочной зоны». Никогда не думал, что я на это способен.
— А что, «мама» не могла подождать до вечера? — мрачно спросил Стоун.
— Я только выполняю приказ, Чарли.
— Как, черт возьми, им удалось меня
— Не знаю, Чарли. Мое дело — только забрать тебя отсюда.
Стоун улыбнулся. Он не переставал удивляться изобретательности своего начальства. Откинувшись на спинку, он расслабился и приготовился получать удовольствие от полета. Судя по всему, отсюда до вертолетной площадки в Манхэттене около часа лета.
Вдруг он резко выпрямился:
— Эй, а моя машина? Я оставил ее там, внизу…
— О ней уже позаботились, — с готовностью ответил пилот. — Знаешь, Чарли, произошло что-то действительно очень важное.
— Они удивительно предусмотрительны, — с оттенком зависти и восхищения сказал Стоун, ни к кому особенно не обращаясь. Затем он откинулся на спинку и прикрыл глаза.
2
Нью-Йорк
Стоун поднялся по ступенькам красивого дома из красного кирпича в тихом квартале Ист-Сайда.
День близился к концу, но солнце еще заливало все вокруг янтарным чувственным светом, характерным для Нью-Йорка в эти предвечерние часы. Он вошел в фойе с высоким потолком и мраморным полом и нажал кнопку у единственной двери.
Переминаясь с ноги на ногу, он подождал, пока с помощью камеры, предусмотрительно установленной на стене, будет идентифицирована его личность. Стоуна всегда раздражали все эти изощренные меры предосторожности в Фонде, но, один раз увидев дешевые серые паласы и бесконечные коридоры учреждения в Лэнгли, он возлюбил это место и теперь был готов упасть на колени и славить его.
Фонд, названный каким-то бездельником из ЦРУ, помешанным на греческой мифологии, «Фондом Парнаса», являлся секретным отделом Центрального разведывательного управления. В обязанности Фонда входил анализ наиболее засекреченных дел управления. По ряду причин, а больше всего потому, что бывший директор ЦРУ счел нерациональным помещать все службы управления в Лэнгли, штат Вирджиния, «Фонд Парнаса» расположился в красивом пятиэтажном доме на 66-й улице в Нью-Йорк Сити. Здание было оснащено специальными приборами, делающими невозможным любой способ подслушивания.
Программа Фонда финансировалась очень щедро. Она была начата под руководством Уильяма Колби после того, как Сенатский Комитет по разведке в результате слушаний 1970 года вынес решение о разделе ЦРУ. Колби признавал необходимость привлечения новых сил с целью усовершенствования разведывательной системы, традиционно считавшейся ахиллесовой пятой ЦРУ. Много воды утекло с тех пор, когда Колби руководил Фондом, и на его развитие было выделено всего несколько миллионов долларов. Колби сменил Уильям Кейзи, за ним пришел Уильям Уэбстер, да и стоит Фонд теперь намного дороже, в сотни раз дороже.
Были наняты двадцать пять специалистов экстракласса, которым платили огромные деньги. Это был цвет американской разведки. Они работали в Пекине, Латинской Америке, НАТО.
Предметом работы Чарли Стоуна был Советский Союз. Он был специалистом по Кремлю, хотя сам считал свое занятие столь же научным, как гадание
Но, несомненно, специалистом он был отличным. Как лучшие бейсболисты чувствуют биту, так Стоун почти интуитивно понимал стиль работы Кремля, что само по себе было загадкой природы.
Именно Чарльз Стоун в 1984 году предсказал выход на политическую арену никому неизвестного кандидата в члены Политбюро по имени М. С. Горбачев в то время, как все остальные специалисты американской разведки делали ставку на других, более влиятельных людей и старших по возрасту. Это была легендарная операция АОП № 121. АОП было аббревиатурой «Аналитической оценки Парнаса». Эта работа Стоуна была очень высоко оценена теми четырьмя-пятью людьми, которые о ней знали.
Как-то раз Стоун, между делом, в сносках к своему донесению высказал предположение о возможном расположении Генсека к Горбачеву, возникшем при встрече. Этот вывод был сделан на основе высказываний Леонида Ильича Брежнева, по обыкновению не скрывавшего своих эмоций. Стоун чувствовал, что это может стать решающим для политической карьеры Горбачева, который был намного больше ориентирован на Запад, чем все его предшественники. Намного позже Стоун с удовольствием наблюдал сцену, подтвердившую его мысль, — на Красной площади Рейган дружески приобнял Горбачева. Ерунда, конечно, но на таких мелочах основывается международная дипломатия.
Разрушение Берлинской стены явилось неожиданностью для всех в ЦРУ, и Стоун не был исключением. Но, фактически, по сообщениям из Москвы, которые ему приходилось анализировать, и перехваченной управлением информацией, он теоретически предсказывал возможность такого поворота событий.
Это была, конечно, всего лишь догадка. Но когда все произошло так, как говорил Стоун, за ним окончательно укрепилась репутация одного из самых ценных сотрудников управления.
Все удачи Чарли были, разумеется, результатом не только его сверхъестественной интуиции, но и кропотливой работы. Стоуну приходилось оценивать и взвешивать любой слух, любую сплетню, переданную из Москвы. Нельзя было игнорировать даже самую незначительную информацию.
Вот, например, вчера утром он получил сведения о том, что один из членов Политбюро, давая интервью французской газете «Монд», намекнул, что ожидается смена партийного руководства; определенный партсекретарь оставит пост, что будет означать взлет другого, приверженца гораздо более жесткой линии и ярого врага всего американского. Так вот, Стоун узнал, что изображение дававшего интервью члена Политбюро незадолго до этого было вырезано из групповой фотографии, помещенной в «Правде». Это могло означать только одно: он явно мешал кому-то из его коллег. На этом основании Стоун сделал вывод, что, вернее всего, бедолага просто делает из мухи слона. Точность прогнозов Стоуна не была абсолютной, но в девяти случаях из десяти он оказывался прав, а это было чертовски хорошим результатом. Чарли считал свою работу невероятно увлекательной и обладал настоящим талантом сосредоточиваться, когда это было необходимо.