Москва – город проклятых
Шрифт:
Хотя погода была прохладной, ему было жарко, со лба катился пот — у него сильно поднялась температура. Его снова начало тошнить, появилась слабость. Ему бы сейчас снова припасть губами к чудесной бутылочке со светящимся эликсиром, который недавно принёс ему облегчение, но к сожалению она давно опустела. Ничего не оставалось, как терпеть и присматриваться к соседям. Похоже это была большая семья и старшей в ней была именно старуха. Приземистая, будто пришибленная тяжёлой жизнью, она тем не менее обладала огромным влиянием на своих близких, чувствовался в ней
— Никак не по вкусу вам пришлось наше угощение, — ехидно проскрипела она. Крупный нос и колючий взгляд делали её похожей на колдунью из скандинавских саг. Повеяло смутной опасностью. Вас Вас напряжённо улыбнулся и обвёл чистосердечным взглядом подозрительные хмурые лица.
— Отчего же, очень вкусный суп, — похвалил он и притворился, что просто не голоден. Жизнь уже научила, что любое недомогание лучше всего скрыть. К счастью, дальнейшими расспросами ему не докучали. Никого не интересовало кто он, почему в военной форме, и куда они с девчушкой направляются. Эти люди и между собой-то почти не разговаривали.
Что ж, Вас Вас был этому даже рад. Из-за нарастающей боли в кишках совсем не хотелось тратить силы на слова. Самое лучшее просто сидеть неподвижно и чтобы никто тебя не трогал. Вика, наевшись, сразу заснула, положив головку ему на колени. А ему всё не спалось. Пламя костра начало понемногу затухать и в руках одного из соседей появилась скрипка, которую он грубо держал за шейку грифа, словно молоток. От такого варварского отношения к изящному инструменту профессиональному музыканту стало не по себе.
— Откуда она у вас? — изумился Вас Вас.
— Музыкальный магазин на соседней улице раздарбанивали, — неохотно отвечал мужик, — мы с братухой мимо проходили, видим она на асфальте валяется.
Мужик взял топор, которым он намеревался разрубить инструмент на щепки для костра.
— Послушайте, не делайте этого! — чуть не взмолился Вас Вас.
— Да? А что прикажете нам с ней делать? Может попиликать на ней? Так никто из нас не обучен.
— Я умею на ней играть, отдайте её мне!
— Ишь ты, умник какой нашёлся! Отдайте её ему! — с весёлой злостью передразнил парень слева. — Сейчас костры топят и скрипками, и виолончелями, и книгами. Искусством сыт не будешь, им не обогреешься, выживать надо! А он о скрипочке переживает.
— Если он такой ценитель музыки, то пусть даст за неё что-нибудь стоящее в обмен — подала практичное предложение пухлая молодица с толстощёким лицом. Голос у неё был резкий «базарный». Услышав этот резкий неприятный голос Вас Вас поразился насколько бывает сильна в детях отцовская порода. Лицо у молодухи было хоть и молодое, однако грубых чертах его тоже проглядывали гены алкаша «обмылка», который уже допил отданный ему одеколон и на время угомонился.
Она кормила младенца огромной, как арбуз, обнажённой грудью, нисколько не стесняясь чужого мужчины.
Вас Вас порылся в рюкзаке и вытащил банку сгущенного молока. Но тут властно вмешалась старуха, которой снова что-то нашептала симпатизирующая чужаку девушка:
— Отдай ему за так, Егор.
Здоровенный бугай насупился, что-то недовольное пробурчал себе под нос, однако перечить не посмел. После смерти старого главы рода его жена стал главой клана. Её окружали дети, внуки, правнуки, сёстры, братья и племянники. И все беспрекословно признавали главенство старухи-матери.
Вас Вас бережно принял инструмент в свои руки. Это была обычная фабричная скрипка, отнюдь не Страдивари. И всё же Вас Вас испытывал благоговейное чувство, он ласково провёл пальцами по струнам, погладил лакированный корпус.
— А вы необычный человек — с удивлением и иронией заметила ему старуха. — Разве скрипкой вы сможете нарубить дров для костра и отбиться от врагов? Зачем она вам?
Сенин ответил не как человек, на котором военная форма, а с эмоциональностью музыканта:
— В ней же тоже есть душа, как и в нас! — а сам при этом не мог оторвать завороженный взгляд от бездонных глаз сидящей рядом со старухой девушки.
— Душа? — усмехнулась старуха и недоверчиво покачала уродливой головой.
— Ну да! — неожиданно для себя завёлся Сенин. — Ведь в каждом инструменте живёт частичка божественного, разве это не очевидно? Не обязательно рубить её топором, чтобы убить, достаточно просто пройти мимо брошенного на землю инструмента и скоро душа его угаснет. Так что она благодарная нам, что мы её спасли.
— Чудно это как-то. Вы говорите о ней, как о живом существе, — подивилась старуха.
— Говорю же вам, она живая! — в свою очередь Вас Вас не мог понять, почему люди не понимают столь очевидных вещей.
— А вы чудак, — повторила пожилая женщина, но уже без насмешки, скорее с уважением.
Пока они разговаривали Вас Вас обратил внимание на прежде не замеченного им персонажа. От костра к костру бродил неопрятного вида старикан в грязной хламиде. На голосе его топорщилась большая шапка седых, непричёсанных волос, вместо верхней одежды он кутался в старый плед, штаны его были сильно вытерты на коленях и в заплатках, через дыру в носке правого ботинка выглядывал большой палец ступни. По первому впечатлению вроде обычный бомж, вот только грустное выражение лица и мудрые глаза заставляли усомниться в столь поспешном определении. Все его гнали. И подойдя к их костру, старик робко, без особой надежды, попросил:
— Разрешите я вам почитаю свои стихи.
— Не до стихов нам, проходите! — равнодушно буркнула кормящая мамаша.
— Напрасно, — покачал вихрастой головой старый поэт.
Вас Вас со своего места смотрел на него почти в профиль и видел чеканное, как у Вальтера лицо.
— Вашему ребёнку, — поэт грустно указал на сосущего грудь младенца, — было бы полезно с материнским молоком усваивать молекулы культуры, чтобы вместе с витаминами, с младенчества обогащаться красотой, иначе он рискует вырасти дикарём.