Москва – город проклятых
Шрифт:
— Да не волнуйся ты за свою девчонку, — заметил его состояние Жгутов. — Ничего с ней не случиться… если только я не прикажу.
Взявший в Бутырках власть коллега был с Легатом очень откровенен:
— Я тебе доверяю, капитан. Мне нравится, что ты не из нашей овчарской системы. Своих коллег я за нормальных людей давно не держу. Разве будет порядочный офицер служить тюремщиком?… Из всех тут только один доктор тянет на порядочного. Впрочем, он слишком щепетилен. А это для дела плохо…Остальные же — просто сброд! А сброд ни на что серьёзное не способен, кроме крысятничества и злоупотреблений властью…
Легат ещё раз поблагодарил за дочь.
— Ладно, сочтёмся, — похлопал его по плечу Жгутов и доверительно сообщил: — Час назад мне снова звонили из столичной мэрии. Они едут к нам. Во главе с «Королевой».
Стас знал, что так называют супругу столичного мэра Любовь Вершинину, единственную в России женщину — долларовую миллиардершу.
— Больше им некуда податься — упивался своим успехом Жгутов. — Мы их примем, так уж и быть… Правда я немного набил цену перед тем как дать согласие на встречу. Но ты понимаешь, что бывает услуги такого рода, которые не забываются…
Многозначительный, мурлыкающий тон мелкого интригана, его намёки очень не понравились профессиональному борцу с коррупцией, однако приходилось изображать из себя польщённого таким доверием простака:
— А чего они хотят?
— Получить у нас убежище, — с презрительной усмешкой пояснил Жгутов. — Теперь мы — главные монополисты по безопасности в городе! Другие тюрьмы держались последними: «Матросская тишина» сегодня ночью была захвачена гоблинами, другие следственные изоляторы ещё раньше.
— «Матросская тишина»?! — поразился Стас.
— Ты ведь только оттуда, — понимающе протянул Жгутов. — «Матросская тишина» в настоящий гнойник превратилась! Чтобы сразу прижечь фурункул федералы на рассвете вылили на них полтораста тонн напалма — целый полк «сушек» с бреющего полёта отработал…
Жгутов продолжал упиваться собственным исключительным положением:
— Из социальной клоаки, выгребной ямы, мы выросли в последний бастион цивилизации! С нами, а не с мэрией договариваются федеральные власти и военные, нам сбрасывают оружие. Мы теперь реально становимся круче, чем столичное правительство! Это аванс на будущее. Теперь надо хорошенько раскинуть мозгами как использовать этот кредит. Эпидемия пройдёт — связи и влияние останутся. Мы станем новой антикризисной властью в городе после эпидемии.!
Раздув щёки от собственной значимости, Жгутов с цинизмом даже заявил:
— Ума не приложу, чтобы я делал, если бы народ внезапно не начал сходить с ума и жрать друг друга, ха, ха, ха! В некотором смысле зомби нам союзники.
Стас промолчал, хотя такое заявление показалось ему абсолютным кощунством по отношении к памяти тысяч людей, которые уже погибли или должны будут погибнуть в ближайшие дни.
— Одним словом мне нужна своя команда советников и верных людей. Кое-кого я уже подобрал, выбор у меня правда не велик. — Помимо здешних офицеров Жгутов подумывал как ему использовать в своих целях сидевшего в Бутырках проворовавшегося крупного чиновника, которого Стас уже однажды видел на совещании у Сокольничего, когда тот ещё был жив.
— Те, кого я выберу, в накладе не останутся — многозначительно пообещал он Стасу.
Ещё через десять шагов Жгутов озабоченно вздохнул будто в ответ на какие-то свои мысли и пожаловался:
— И всё же дельных людей, хоть на что-то способных, катастрофически не хватает. Одна шваль под рукой! Пришлось даже из тактических соображений заключить временный пакт кое с кем из воров и выпустить из камер их людей… Пока они ещё по инерции с нами считаются, впрочем, конечно, я отдаю себе отчёт, что эти черти опасней зомбяков. Потом мы разумеется потом от них избавимся — он ухмыльнулся и похлопал Стаса по спине. — Не зря же вы ездили за пулемётами.
— Вы дали им оружие? — неприятно удивился Стас.
— Холодное — нехотя признался Жгутов. — Хотя кое-что у них уже имелось…И потом, я решил не злить новых союзников.
— А не боитесь?
— Потому-то мне так необходим ты с твоим опытом и профессионализмом! — с коварной многозначительностью на лице подвигал бровями профессиональный провокатор. — Как только я почувствую, что эта сволочь выходит из повиновения, ты должен будешь немедленно зачистить от них тюрьму…
— Стас неуверенно пожал плечами.
Жгутову это не понравилось, он остановился.
— Нет, так дело не пойдёт. Мне важно знать: ты готов исполнить любой мой приказ? Я желаю услышать это прямо сейчас!
Стас медлил с ответом, будто язык к нёбу прилип.
— Ну! Капитан! Я что-то не понял… ты же сам только что мне дал понять, что чувствуешь себя моим должником. Так как же так?!
Стас почувствовал растущее неудовольствие и разочарование опасного пигмея: спасший их с дочерью новый хозяин Бутырок рассчитывал на поспешное изъявление преданности.
В это время к ним подбежал запыхавшийся охранник и срочно позвал на наблюдательную вышку.
— Что за срочность? — Удивился Жгутов и недоумённо посмотрел на Легата, который тоже ничего не мог понять, ведь сейчас день, а при свете солнца самые опасные зомби скрываются в своих норах.
Глава 99
— Доминик? — произнесла вмиг пересохшими губами Ксения Звонарёва. — Ты…ты не должен на меня злиться. Я много раз хотела отправиться за тобой, честно!.. Как твоя Надежда? Что с вами произошло, после того как мы расстались?
Французский коллега Доминик Брюийо стоял перед Ксенией, не шевелясь. От европейской элегантности в его облике не осталось и следа, перепачканная изорванная одежда на нём свалялась. Черты посиневшего лица заострились, сделались резче и грубее, борода и бакенбарды топорщились как звериная шерсть, отчего лицо француза приобрело схожесть с волчьей мордой. Толстые губы его и подбородок, руки, грудь, плечи были буквально залиты кровью. Её металлический запах волной ударил в нос журналистке. Но самым страшным были глаза француза. В них не было ничего. Никакого выражения вообще. И в них не было даже жизни. Как будто подёрнутые какой-то мутной плёнкой, не мигая и не отрываясь, они тупо смотрели перед собой. Но стоило малышу на руках женщины подать голосок, как глаза эти стали наполняться нечеловеческой злобой в виде светящейся ядовитым неоном концентрированной ненависти.