Москва – Гребешки
Шрифт:
Затем, не торопясь и не толкаясь, свободно и непринуждённо эти счастливчики по одному вальяжно поднялись на борт.
Их так же, как и предыдущих пассажиров, но с гораздо большей любезностью и даже откровенной щепетильностью, радостно и ликующе приветствовали улыбающиеся во весь рот белозубые красавицы стюардессы, те дивные молоденькие девушки с чудными миниатюрными лиловыми лилиями на форменных блузках.
«Кто это? Кто они, эти вальяжные и почётные персоны? Чем они, эти богоявленцы, от нас, простых грешных землян, отличаются? Чем? Чем??
В то же время он был весьма огорошен, оскорблён, обижен, растерян и озадачен.
Вопросы рациональные и целесообразные появились в его затуманенной голове.
Почему этих пассажиров, этих перцев… с помпой встречают? С радостью! А их… простых смертных… нет.
Они же тоже люди… Они же тоже человеки… Они же тоже божьи твари…
Почему? Почему?? Почему???
Любопытство взыграло с новой разрушительной силой.
Чувство собственного достоинства вдруг вперёд выпятилось.
Почему так? Почему эдак?? Почему??? На каком таком основании???
Его это крайне заинтересовало. И он хотел это знать. Да, очень он хотел. Жаждал. Ему было очень и очень интересно узнать… кто они, эти перцы…
И он вскоре узнал это…
Ему стало понятно кто есть кто…
Он уразумел ху из ху…
Это, как оказалось, прибыли высокопоставленные (или высокоположенные) пассажиры бизнес-класса, которых подвезли на посадку с большим комфортом и даже с неким благочестивым и человечным уважением.
С них даже соринки случайные стряхивали и пылинки невидимые сдували.
Явление семнадцатое
Первой из этой группы была женщина с огромным кожаным кластером в руках, в ультракоротких шортах, если их можно было так назвать, и непомерно ярком цветастом топике, обтягивающем волшебную громадную колышущуюся грудь.
Создавалось впечатление, что облегающая блузка из тончайшего натурального китайского шёлка вот-вот лопнет под нажимом выпирающих женских чудных прелестей, и они, прелести эти женские дивные, в обязательном порядке уже совсем скоро станут достоянием всех-всех окружающих людей, предстанут они для всеобщего бесплатного обозрения и для всенародного дармового наслаждения.
Казалось, что эта шикарная полнотелая дамочка была мировой рекордсменкой по размеру груди. Ну, или одной из непревзойдённых на самый высокий титул в этом, так сказать, официальном (или неофициальном) всенародном первенстве.
А милый цветной коротенький топик сексуально оголял её пухленький животик с блестящим пирсингом на фантастическом пупке и приковывал к нему дополнительные взгляды окружающих любопытных персон, особенно мужчин.
Да и дамы смотрели на неё, на эту пухлянку… как… как… как…
Ладно, оставим это дамам на их усмотрение, им виднее.
Всклокоченные серо-буро-малиновые волосы витиевато торчали в разные стороны и дополняли её ослепительный и шикарный вид и в совокупности с минимизированным нарядом выделяли эту мадам из всех пассажиров, вошедших в бизнес-класс.
На голове выше лба красовались большие квадратные очки с тёмными стёклами в золотой оправе. Или в позолоченной… Ну, или… или… или в похожей на золотую… или на позолоченную… История об этом умалчивает.
Следом за ней гордо вышагивал чуток брюхастый, слегка лысоватый седовласый мужчина средних лет в светлых брюках и такого же цвета башмаках на толстой подошве. Манка – так раньше такую подошву называли.
Из его ушей торчали синенькие тонюсенькие провода, ниспадающие спиральными завитушками и скрывающиеся где-то в многочисленных глубоких карманах суперской новомодной яркой жёлтой жилетки-раскладки, надетой поверх его чарующей цветастой (с зелёными пальмами и красными павлинами) рубашки.
Он постоянно (как настоящий паралитический маразматик) подёргивал своей буйной головой, моргал очумевшими глазами, шевелил волосатыми ушами – видимо, в такт той распрекрасной музыки, проникающей в него из этих проводов.
Они с женщиной робко оглянулись по сторонам, стыдливо опустив глазки в пол, а внешне стараясь быть уверенными в себе, долго разглядывали картонные посадочные талоны, переворачивая их и так, и этак, стремясь увидеть там нечто важное и нечто им нужное; потом, с нарочито гордым и независимым видом, выдохнув из себя шумным хриплым сипом все излишки мешающего им воздуха, шустро ринулись к креслам второго ряда с левой стороны, видимо вычислив всё-таки номера своих посадочных мест.
Дама с объёмным колдовским бюстом неумело и неуклюже стала протискиваться мимо крайнего сиденья, цепко держась дрожащими руками за его высокую спинку.
В какой-то момент она потеряла равновесие, стала балансировать всем телом.
Балансировала она женственно и завлекающе. Многие гимнасты позавидовали бы.
Вскоре ей удалось справиться с собой, она удержалась, не упала, не свалилась как куль с песком, с мукой или ещё с чем-нибудь тяжёлым.
Мадам высоко задрала левую ногу, изящно блеснув при этом своими аппетитными розовыми ягодицами, неуклюже перешагнула через мнимое препятствие и с великим трудом умостилась у окна.
Всё. Конец неразберихе. Она устроилась. Она вздохнула с облегчением.
Всё. Ходить никуда больше не надо. И искать ничего не надо. Ей больше вообще ничего не надо. Её всё нравилось и годилось. Она на своём законном месте «2А».
Женщина сладко улыбнулась, поправила очки на лбу, вздёрнула руками грудь, нервно мотнула головой, приводя в порядок волосы, и успокоилась.
Её ладный спутник с дёргающейся головой тут же сел рядышком с прелестной, обворожительной, чудесной, сказочной толстухой на соседнее кресло, что у самого прохода.