Москва – Гребешки
Шрифт:
Он блаженно развалился, вытянул вперёд ноги и замер, вероятно в уши из проводов полилась какая-то новая удивительная мелодия.
Мужик аж застонал от той мелодии, видимо, она того стоила, видать, она так сильно и мощно повлияла на его поведение и моральное состояние, что он не удержался от истошных воплей, вздыханий и причитаний. Он млел… он протяжно дышал…
Что ж… музыка на то и музыка, чтоб влиять на чувства людей.
Меломан, меж тем, ушёл в себя, никак не реагировал на то, как его шикарная спутница пыталась что-то ему сказать.
Лысоватый человек был во власти прекрасного…
Это было ясно. Всё об этом говорило.
И сморщенное лицо слушателя. И его нос изогнутый. И лоб нахмуренный. И глаза выпученные, как при ярко выраженной базедовой болезни. Сперва чуток округлые, затем строго квадратные и даже почти ромбические (как у клоунов в цирке), а теперь выпуклые, стекловидные и явно чем-то недовольные. И уши… уши… Что-то не то с ними стало.
Уши у меломана изменились по многим параметрам. И по виду, и по цвету, и по пушистости, и по торчатости, и по просвечиваемости, и по гибкости, и по конфигурации.
Волосы на них, на ушах, стали ещё сильнее торчать. Чего не скажешь о проводах.
Провода обмякли и обвисли, они даже цвет свой поменяли, какими-то блёклыми стали, бледными, тусклыми и безрадостными.
Мужчина нажал пару-тройку кнопок на микроскопическом пульте, висящем на тех же проводах, покрутил колёсико и улыбнулся, видимо нашёл то, что ему по сердцу было. Вот и хорошо. Ну и слава Богу.
Человек нашёл, что искал. А это дорогого стоит.
Да. Жизнь от этого радостней становится. Для всех! Жить сразу хочется. Да! Жить! Жить! И жить! Жить и не тужить. Долго и счастливо! В своё удовольствие. Себе в утеху. На свою потеху. Да-с… жисть такая штука… – сложная она. Как повезёт, в общем. Куда кривая вывезет. Куда тропка извилистая приведёт.
Но каждый индивид, живущий на белом свете, старается. Да, каждый стремится. Всегда он стремился. И теперь стремится. А как же ещё-то. По-другому не получится.
Каждый сверчок, каждый торчок, каждый бычок, каждый индивид, живущий на планете, пытается найти свой собственный шесток и залезть на него. И сидеть там всю жизнь в своё удовольствие. Вот оно… счастье настоящее… Пришло оно, наконец-то… Ах… ох и ух… свет даже потух… Счастье нам привалило… Жизнь наша удалась…
Такая вот парадигма актуальная. Такая вот ситуация жизненная.
Меломан на седьмом небе от счастья был. Но недолго.
Музыка его манила. Музыка его с собой звала. Пришлось подчиниться.
Вот он снова отключился. В себя ушёл. Музыка им завладела. Вовсе.
Голова его опять задёргалась, как у неврастеника форменного: туды, сюды и обратно. И снова, и опять, и вновь, и сызнова.
Вот он что-то мурлыкать себе под нос стал.
Руками начал двигать в такт своему мелодичному мурчанию.
По всему было видно, что он в музыкальную стихию окунулся и что окружающее ему совершенно не интересно, оно ему фиолетово и по барабану. Да. Именно фиолетово. Именно по барабану. Так теперь говорят современные обыватели, будь то они малышами иль взрослыми. Без разницы. Время такое слишком пофигительное пришло.
Меломан сидя пританцовывать стал.
Мурлыкал тихонечко что-то мелодичное.
Было видно, что
Затем мужчина быстро и шустро, нога об ногу, снял свои шикарные светлые модные башмаки на толстущей пупырчатой манке и на бок повернулся.
В самолёте сразу грязными носками запахло.
Явление восемнадцатое
Следом за этим дёргающимся мужчиной, истинным хроническим эпилептиком, и его грудастой аппетитной толстухой, которая была очень довольна собой, показались два молодых человека… стройных как рояль, свежих как мимоза, прытких как лань
Эти парни шествовали с эдаким гордым видом умных, грамотных, вежливых и компетентных во всём людей.
Они были в новеньких светлых костюмах-тройках, в чудесных галстуках (один в полоску, другой в крапинку) и дивных модных очках.
Они вышагивали очень и очень важно и величаво, вальяжно и значимо, весьма-весьма царственно и даже с чувством чересчур высокого человеческого достоинства.
Как гуси на выпасе.
Как индюки на прогулке.
Как гусары на долгом привале.
Как министры при назначении на пост.
Как олигархи и их дети при награждении государственными орденами.
Оглядевшись по сторонам, эти отменные модники-мажоры направились к местам, которые находились прямо перед Геннадием Витальевичем.
«Ого! Вот какие джентльмены! Вот какие сэры! Вот какие красавцы! Вот какие кавалеристы лихие! – моментально пронеслось у него где-то там… в далёком-далёком подсознании, в самых-самых дальних загогулинах, нет… не в загогулинах… а в закоулках головы. – Важные, однако, они перцы! Царственные, однако, персоны! Величественные! По всей вероятности, это птицы очень далёкого полёта. Сверх далёкого. Не далёкого, а высокого. Да. Высокого. Сверх высокого. Небесного. Может даже, они являются самыми главными, самыми значительными, самыми величественными топ-менеджерами самого первейшего ранга из какой-нибудь огромной международной компании. Из какой-нибудь трансатлантической или межконтинентальной. Не с Луны ли свалились… эти… эти… эти инопланетяне чудные… красавцы писаные… неземные… Не с Марса ли… Или Венеры… Или далёкого Альдебарана… А может… может из правительства российского… либо из парламента федерального. Да. Это точно. С тех они краёв. Это так, по всей видимости…»
У одного из мажоров очки были с огромными квадратными зеркальными стёклами в изысканной дорогой чёрной роговой оправе, а у другого, наоборот, с очень маленькими кругленькими в шикарном золотом обрамлении. Как у Лаврентия… у Павловича…
Молодые люди привычно катили за собой по два небольших чемодана с яркими наклейками на бортах. Наклейки-ярлыки громко кричали про те места, где эти чемоданы и их обладатели побывали: «Москва», «Рублёвка», «Жуковка», «Архангельское», «Якутск», «Покровск», «Владимировка», «Мохсоголлох», «Жатай», «Бердигестях», «Улан-Удэ», «Кяхта», «Тарбагатай», «Бодайбо», «Кызыл», «Грозный», «Назрань», «Нальчик», «Киев», «Шепетовка», «Париж», «Лондон», «Вашингтон», «Нью-Йорк», «Женева», «Антверпен», «Копенгаген», «Брюссель», «Осло», «Стокгольм», «Хельсинки», «Токио», «Пекин», «Пхеньян», «Ямайка», «Мадагаскар» и тому подобное… Много всего разного…