Москва и Восточная Европа. Советско-югославский конфликт и страны советского блока. 1948–1953 гг.
Шрифт:
Об этом позднее, на III пленуме ЦК БКП [216] 26–27 марта 1949 г., скажет В. Червенков, приведя слова Сталина на встрече с болгарской делегацией в Москве в декабре 1948 г. Обращаясь к Костову, советский руководитель заметил: «Я читал ваш доклад на совещании Информбюро. Мы его одобрили тогда…» [217] Несомненно, продемонстрированный Костовым на бухарестском совещании антититоизм пришелся «ко двору» московскому руководству.
216
Новое название – БКП – партия получила на V съезде в декабре 1948 г.
217
ЦДА. Ф. 1 Б. Оп. 5. А. е. 34. Л. 69.
20 июня, накануне установочного доклада А. А. Жданова на совещании, советская делегация провела встречи в индивидуальном порядке с представителями «братских» компартий для выяснения их позиции по югославскому вопросу. Особое внимание уделялось связям белградского руководства с западными разведками: советская сторона хотела знать по этому поводу мнение «друзей». Тр. Костов и В. Червенков, однако, не смогли сообщить что-либо интересное. Костов упомянул лишь о якобы существовавших у болгарских коммунистов еще с конца 1930-х гг. подозрениях относительно Тито, который, будучи на нелегальном положении, «вел образ жизни не по средствам». (Вероятно, это сообщение содержало намек на имевшийся у Тито некий тайный источник финансирования.) Сообщая «Филиппову» (Сталину) о встрече, Жданов, Маленков и Суслов подчеркнули, что, по мнению болгар, следует искать опору в «здоровых элементах» КПЮ и народа, поскольку нынешнее руководство «неспособно исправиться». Выразив обеспокоенность перспективами развития отношений с Белградом и особенно возможной засылкой банд в Македонию, болгарские делегаты отметили необходимость «скорее наводить порядок в Югославии» [218] . Кому и какими конкретно способами следовало этим заняться, болгары не уточняли, однако, думается, ответ напрашивался сам собой, предполагал руководящую роль и «твердую руку» Москвы.
218
Совещания Коминформа. С. 482–484.
В отличие от болгарских представителей, Пальмиро Тольятти, Жан Дюкло, Матьяш Ракоши и Георге Георгиу-Деж, по оценке советской стороны, были убеждены в наличии в руководстве КПЮ «прямых агентов американцев и англичан» [219] , однако в резолюцию бухарестского совещания эта версия не вошла. По всей вероятности, в тот момент шпионский след в действиях югославских «верхов» было решено публично не выявлять, но, как оказалось впоследствии, прозвучавшие обвинения не были забыты.
219
Там же. С. 485.
После бухарестской встречи, завершившей скрытую фазу конфликта, София оказалась в сложном положении: в двусторонних отношениях предстояло реально совершить поворот на 180°.И это после того, как болгарское руководство приложило немало усилий для преодоления традиционных антисербских настроений в стране. Несомненно, для выработки детальной и всесторонне мотивированной антиюгославской позиции болгарскому руководству требовалось время. Поэтому на созванном уже 27 июня 1948 г. XV расширенном пленуме ЦК партии решалась задача-минимум – обсудить меры, которые следовало предпринять для разъяснения установок Информбюро в стране. Более подробное рассмотрение вопросов о политике БРП(к), состоянии партии и ее руководства, допущенных ошибках и слабостях и, главное, об уроках, которые предстояло извлечь из югославского «случая», откладывалось на следующий пленум партии, созыв которого планировался также в ближайшие дни [220] .
220
ЦДА. Ф. 1 Б. Оп. 5. А. е. 22. Л. 1–2.
В центре работы XV пленума был пространный доклад Тр. Костова об обсуждении, точнее осуждении, действий руководства КПЮ на бухарестском совещании и его решениях. Выступления делегатов в прениях были по-военному краткими и единодушными в критике югославской стороны. Доклад был принят за основу разъяснительной работы на собраниях партийного актива в стране, в которых приняли непосредственное участие первые лица БРП(к). Позицию Димитрова в тот момент можно, думается, определить как двойственную. С исторической дистанции нельзя не признать неоправданно оптимистическим и даже пафосным его прогноз, данный в заключительном слове на пленуме. «Разъяснительная работа, подкрепленная аргументами и конкретными фактами из резолюции и доклада тов. Трайчо Костова, – отметил он, – должна исходить из близкой перспективы, что положение в югославской партии будет исправлено, что в ее среде имеется достаточно здоровых сил, что там не только Жуйович и Хебранг, но и многие другие члены стоят на позиции резолюции Информбюро <…> что есть силы среди народов Югославии, которые, несмотря на шум, который может подняться, выведут на правильный и твердый путь нашу братскую Югославию, и что с этой точки зрения мы не допустим ничего, что помешало бы созданию будущего федеративного союза нашего народа и народов Югославии. Определяя подобным образом перспективу, мы косвенно поможем тем здоровым силам в Югославии, которые борются против нынешней неправильной антисоветской, антипартийной и антидемократической политики руководителей Югославской коммунистической партии. Не должно остаться никакого сомнения, что результатом этой тяжелой борьбы в Югославии явится оздоровление Югославской коммунистической партии и пребывание ее в семье коммунистических партий, установление братских взаимоотношений с этими коммунистическими партиями, особенно с партией Ленина и Сталина. <…> Такая уверенность должна быть и в нашей партии полной, стопроцентной» [221] .
221
Там же. Л. 13–14.
Вместе с тем более «приземленной», но зато и более реалистичной видится оценка Димитровым перспектив двусторонних отношений: «Нужно ожидать известных затруднений в наших взаимоотношениях между Югославией и Болгарией как народными республиками, поскольку отделить руководство Югославской коммунистической партии от правительства Югославии сейчас невозможно. Нет сомнений, что мы будем иметь трудности и во взаимном сотрудничестве в экономической, политической и культурной областях, в связях между их и нашими общественными организациями, между их и нашей армиями и пр. Трудности и сложности будут во всех областях наших взаимоотношений» [222] . К сожалению, именно этот прогноз начал быстро сбываться.
222
Там же. Л. 11–12.
Уже на стадии подготовки следующего, XVI пленума ЦК БРП(к), которая проходила в условиях углубления советско-югославского конфликта, болгарское руководство, не имея ни малейшей свободы выбора, было вынуждено отступить от прозвучавшего на XV пленуме обещания сделать всё от него зависящее для поддержания добрососедских и дружественных отношений между Народной республикой Болгарией и Федеративной Народной Республикой Югославией [223] .
8 июля 1948 г. Политбюро ЦК БРП(к) по рекомендации Москвы единодушно решило отклонить приглашение югославов на очередной съезд КПЮ [224] и поручило В. Червенкову подготовить ответ югославам. На заседании была также сформулирована четкая позиция по вопросу о перешедших из Югославии на болгарскую территорию сторонниках резолюции Коминформа – «не возвращать, а принимать как политических эмигрантов». Одновременно органам госбезопасности предписывалось принять меры против проникновения в страну «враждебных элементов и иностранных агентов». Кроме того, было признано необходимым отозвать болгарских студентов, обучавшихся в военных заведениях Югославии, а также приостановить обмен участниками молодежного бригадирского движения и детскими группами. Вопрос о студентах гражданских вузов было решено рассмотреть дополнительно [225] .
223
Там же. Л. 52.
224
Вопрос специально рассматривался на заседании Секретариата Информбюро 5 июля 1948 г. Предваряя обсуждение, М. А. Суслов сообщил, что ЦК ВКП(б) «считает нецелесообразной посылку делегаций на V съезд КПЮ», и внес проект соответствующей резолюции. В единодушно принятом документе указывалось, что «Центральные комитеты каждой партии могут каждый в отдельности по-своему мотивировать отказ от посылки делегаций». Хотя югославы просили сообщить ответ заранее, было условлено, что ответы-отказы будут даны после 15 июля, т. е. фактически накануне открытия съезда (Архив Президента Российской Федерации (далее – АП РФ). Ф. 45. Оп. 1. Д. 360. Л. 5, 12–13). Намерение потрепать нервы югославским руководителям налицо.
225
ЦДА. Ф. 1 Б. Оп. 6. А. е. 514. Л. 1; Стамова М. Враждебност или добронамереност в българо-югославските отношения (юни 1948 – януари 1963 г.) // История. 1999. Год. VII. № 1. С. 19.
13 июля текст ответа на приглашение югославов на съезд был утвержден на XVI пленуме ЦК. Основная причина отказа – «антимарксистское и антисоветское поведение» ЦК КПЮ, «отрыв от единого антиимпериалистического, демократического фронта», невозможность, чтобы в создавшейся обстановке съезд стал «выразителем здоровой и свободной воли коммунистов Югославии» [226] .
«Работа над ошибками» болгарских коммунистов в контексте разгоравшегося конфликта предполагала также окончательное выяснение важнейшего вопроса о тактике Отечественного фронта и, шире, о воплощенном в ней представлении о собственном, болгарском, пути к социализму. Из документов видно, что острая борьба развернулась уже при подготовке основного доклада на XVI пленуме. По всей вероятности, Димитров не был склонен к принципиальному пересмотру вышеуказанных установок, однако под давлением Костова был вынужден включить в доклад полный текст выступления своего соратника в Бухаресте [227] . На одном из заседаний Политбюро из уст Костова прозвучала и прямая критика в адрес Димитрова. Уже задним числом на вышеупомянутом III (мартовском 1949 г.) пленуме ЦК БКП сам Костов назвал ее «очень острой», «зашедшей весьма далеко в поисках политической оценки допущенных ошибок», и был вынужден признать, что в конечном счете она могла обернуться «подрывом авторитета тов. Г. Димитрова как вождя партии» [228] .
226
ЦДА. Ф. 1 Б. Оп. 5. А. е. 25. Л. 208.
227
Позднее, на пленуме ЦК БКП в марте 1949 г., В. Червенков рассказал, как проходило обсуждение доклада Димитрова: «Тов. Тр. Костов ударил тогда по столу и заявил, что если тов. Димитров не процитирует весь доклад нашей делегации на заседании Информбюро, то он [Костов] возьмет на пленуме слово и выступит фактически с содокладом» (ЦДА. Ф. 1 Б. Оп. 5. А. е. 34. Л. 74–75). Допустить такой страшный грех, как проявление фракционности в руководстве, Димитров не мог и отступил перед натиском Костова.
228
ЦДА. Ф. 1 Б. Оп. 5. А. е. 34. Л. 44.
Заметим, что эти признания Костова прозвучали в период активного конструирования его «дела». Но самокритика не только не помогла разрядить обстановку, но и стала для его соратников по партии дополнительным аргументом, доказывавшим намерение Костова создать «антидимитровскую фракцию» с целью отстранить Димитрова от руководящего поста в партии. Попытки Костова сослаться на партийный подход к критике, исключающий ее «удушение», на понимание им «огромной роли» Димитрова не имели успеха [229] . (На указанном пленуме он был выведен из состава ЦК БКП и смещен с правительственных постов. Спустя некоторое время назначен директором Народной библиотеки Кирилла и Мефодия, а в июне 1949 г. исключен из БКП и арестован.)
229
Там же. Л. 30, 44, 45, 49, 216.
Таким образом, непосредственно после бухарестского совещания в «верхах» БРП(к) возникла напряженность, которая отражала не только начавшуюся принципиальную идейно-теоретическую переориентацию партии, но и получила определенный персонифицированный «привкус». На XVI пленуме ЦК БРП(к) Димитров выступил с острой самокритикой, по существу целиком взяв на себя вину за «ошибки» партийного руководства, сформулированные в духе выступления Костова в Бухаресте. А они оказались значительными: помимо фактической ревизии тактики Отечественного фронта констатировались недостаточное развитие внутрипартийной демократии, критики и самокритики как основной движущей силы в жизни партии; недостаточная коллегиальность в работе партийного руководства, в том числе ЦК; распространение командных методов; недооценка партии как коллективного органа; неоправданная отсрочка проведения партийного съезда; сильная засоренность партии «случайными, гнилыми, карьеристскими элементами»; слабый идейно-политический уровень коммунистов; рост таких негативных проявлений у партийцев, как нескромность, зазнайство, стремление к роскоши и т. д., и т. п. Включив в доклад, как уже говорилось, значительную часть выступления Костова на совещании Коминформа, в частности критику отставания болгарских коммунистов в теоретическом осмыслении переходного периода [230] , Димитров, однако, попытался было отстоять прежнюю тактику ОФ как адекватную сложившимся условиям. Однако необходимость сообразовываться с коминформовскими установками в конечном счете заставила его отступить, совершить резкий поворот в своих прежних оценках партийного курса. Представляется, что в значительной степени вынужденное заявление Димитрова о коренной ошибочности теории сотрудничества классов явилось прологом фактического разрыва со стратегией ОФ, наметило перспективу «идеологической сдачи» ее сторонников. Сделанный им упор на принцип коллективного руководства вкупе с провозглашением «товарища Сталина» «единственным всеми признанным вождем и учителем» всех компартий выдавал, с нашей точки зрения, опасение быть обвиненным в «вождизме», вменявшемся, как известно, Тито и противопоставлявшемся «естественному» авторитету и харизме советского лидера. «Не партия должна зависеть от руководителей, а руководители – от партии», – подчеркнул Димитров. Верность марксистско-ленинскому учению, исполнение здоровой коллективной воли партии он связал с обликом «настоящих» партийных руководителей. В целом резолюция пленума фокусировала внимание коммунистов на неизбежном усилении классовой борьбы, намерении реакции восстановить капиталистические порядки в стране и необходимости всеми силами крепить единство и сплоченность партии. От членов БРП(к) требовались непримиримость к классовым врагам и постоянная неусыпная бдительность [231]
230
Там же. А. е. 25. Л. 15–20.
231
ЦДА. Ф. 1 Б. Оп. 5. А. е. 25. Л. 37–45.
Конец ознакомительного фрагмента.