Москва и Восточная Европа. Советско-югославский конфликт и страны советского блока. 1948–1953 гг.
Шрифт:
Вывод, которым Григорьян завершал свою записку, был ожидаемым для этого периода, когда по разным, до сих пор не подтвержденным сведениям Москва готовила с помощью своих сателлитов вторжение в Югославию. Кремлевский «эксперт» несколько раз подчеркивал, что экономика, внутренняя и внешняя политика и югославская армия находятся «под непосредственным контролем американцев и подчинены подготовке к новой войне».
С лета 1949 г. отношения между двумя странами вступают в стадию еще более жестких взаимных обвинений. Москва обвиняла югославскую сторону в нарушении прав и репрессиях против советских граждан, оказавшихся в Югославии в эмиграции после революции. Объявив после 1946 г. белоэмигрантов своими гражданами, советская сторона начала через дипломатические представительства СССР в ФНРЮ активно привлекать их к распространению коминформовских пропагандистских материалов, что, естественно, вызвало противодействие югославских властей [162] . Белград в своих нотах объяснял, что эти лица являются гражданами ФНРЮ, так как они не ставили вопроса об отказе от гражданства, поэтому «упорное ходатайство о них посольства СССР представляет [собой] недопустимое вмешательство во внутренние дела ФНРЮ» [163] . Член югославской делегации в ООН В. Дедиер, выступая на заседании третьего комитета на 4-й сессии ГА ООН, рассказал о конфликтной ситуации с русскими эмигрантами. В 1946 г. советская сторона прислала в Югославию большую репатриационную комиссию, вступавшую в контакт с русскими и разъяснявшую им совершенные в прошлом ошибки. После трех лет такой работы лишь три человека были репатриированы на родину, а все остальные, подписав заявление о своей лояльности СССР, получили советские паспорта и остались в Югославии (т. е. обрели двойное гражданство). На них, по утверждению Дедиера, советскими органами были возложены особые функции, три тысячи из них работали в гражданской администрации. Когда СССР начал кампанию против Югославии, советские граждане были распределены по группам, часть которых получила задание заниматься подрывной и даже преступной деятельностью [164] . Вместе с тем положение русских в Югославии становилось всё тяжелее. Как отмечал в своем дневнике 8 ноября 1949 г. секретарь консульского отдела советского посольства в Белграде А. Ханин, который по роду службы ежедневно встречался с русскими, югославские власти со второй половины этого года стали производить массовые увольнения советских граждан с работы под предлогом сокращения штатов. Были и политические мотивы: отказ участвовать в собраниях, на которых клеветали на СССР, выход из рядов КПЮ, чтение советских газет, посещение Дома советской культуры, отказ от получения
162
Советско-югославские отношения. С. 414–415. Москва в ноте от 18 августа указала, что в нарушение демократических свобод эти граждане преследуются «фашистским» правительством Югославии за поддержку резолюции Информбюро (Там же. С. 430–432).
163
Там же. С.419. В конце августа югославские власти решили выпустить на свободу значительную часть русских граждан и предоставить им возможность выехать за пределы страны (AJ. F. 507. CK SKJ. IID/111).
164
Советско-югославские отношения. С. 473–474.
165
АВП РФ. Ф. 07. Оп. 22. П. 42. Д. 372. Л. 101–102.
166
Там же. Л. 103.
В конце мая 1949 г. в Венгрии был арестован Л. Райк по обвинению в шпионской деятельности, которое затем было дополнено обвинением в связях с «кликой Тито». Категорическому отрицанию Райком предъявляемых ему обвинений положил конец приезд в Будапешт генерала МГБ М. И. Белкина, который сумел переломить ход следствия, предъявив новую «доказательную базу», построенную на реальных рабочих встречах Райка с Тито и Ранковичем в разное время. Параллельно в Болгарии готовился процесс над Тр. Костовым, также связанный позднее с югославским «материалом» при помощи советника из МГБ генерала В. Чернова (Л. Л. Шварцмана). Полностью сфабрикованное дело Л. Райка завершилось смертным приговором 24 сентября, а уже 29 сентября А. А. Громыко вручил югославскому послу в Москве Л. Латиновичу ноту, в которой советское правительство заявляло о прекращении действия Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. Свое решение советская сторона обосновывала тем, что в ходе процесса над Райком «вскрылось, что югославское правительство уже длительное время ведет глубоко враждебную подрывную деятельность против Советского Союза», в том числе не только по собственной инициативе, но и по «прямым заданиям иностранных империалистических кругов» [167] .
167
Советско-югославские отношения. С. 461–462.
Тито, озабоченный возникшей ситуацией, в телеграмме находящемуся в США на сессии ООН Карделю от 25 сентября оценивал процесс в Будапеште как неприятельский удар против Югославии и указывал на необходимость предпринять меры, чтобы дать отпор этому «самому большому обману русских». Он также сообщал, что лично передал венгерскому послу ноту с резким протестом против действий венгерских властей [168] . В августе и сентябре в Политбюро ЦК КПЮ обсуждался вопрос о возможном выступлении югославской делегации в ООН с критикой советской политики по отношению к Югославии. Тито на заседании 30 августа указывал на преждевременность вынесения вопроса о конфликте на трибуну ООН [169] . Также, по его мнению, не следовало соглашаться на предложение «англо-американцев» получить от них оружие, так как «это не отвечает нашей линии опоры на передовые силы». Продолжая свое высказывание в традиционной большевистской стилистике, от которой ему вскоре пришлось отказаться, он подчеркнул, что «мы не можем допустить, чтобы империалисты использовали в своих интересах наш спор с СССР, но должны следовать своим революционным путем» [170] . Между тем давление с Востока, в том числе и военная угроза, вскоре заставили югославов принять некоторые меры мобилизационного характера, речь о которых шла на указанном заседании Политбюро. Тито говорил о необходимости создания фонда по закупкам из-за границы, эвакуации из Воеводины «зерна, машин и ряда других объектов», перемещении рабочей силы на ключевые участки в промышленности и о принятии мер в сфере обороны [171] . На заседании Политбюро 7 сентября, касаясь вопроса укрепления обороны, Тито поставил вопрос о необходимости внесения изменений в 5-лет-ний план и о приоритетном финансировании вооруженных сил, критиковал ответственных лиц за неправильное размещение и организацию работы на отдельных стратегических объектах [172] .
168
AJ. F. 507. CK SKJ, II D/23. L. 3.
169
Об этом Тито говорил и на заседании Политбюро 7 сентября, советуя подождать дальнейшего развития событий и уточнения позиции СССР, в отношении которого он рекомендовал разоблачать все его пропагандистские и иные провокации. Тито подчеркивал, что необходимо защищать Югославию, поскольку СССР, который придерживается принципов марксизма-ленинизма, «не имеет права на нас напасть» (AJ. F. 507. CK SKJ.III/43. L. 38).
170
AJ. F. 507. CK SKJ, III/42. L. 35.
171
Ibid. L. 35–36.
172
Ibid. III/43. L. 37. В связи с задержкой строительства магистрали Белград–Загреб из-за нехватки рабочей силы Тито предложил, очевидно, зная о советском опыте, использовать труд заключенных (Ibid. IID/114).
Британская дипломатия пыталась внести свою лепту в тревожные настроения югославского руководства. Как сообщал Кардель в телеграмме Тито, английский посол в Белграде Ч. Пик посетил в конце августа А. Беблера и передал ему конфиденциальную информацию о передвижении по румынской территории вдоль югославской границы в сторону Венгрии 17-й советской гвардейской дивизии, добавив, что речь, скорее всего, идет о войне нервов. Как передавал Пику британский посол в Москве, советская стратегия заключалась в том, чтобы оказывать мощное внешнее давление на внутренне ослабленный, по мнению Кремля, режим Тито, чтобы вызвать восстание, которое приведет к его смене. В случае такого развития событий, как считал посол в Москве, советские сателлиты окажут восставшим помощь оружием и, возможно, сами вмешаются во внутренний югославский конфликт [173] . В. Мичунович в эти же дни сообщал Тито, что, по данным венгерских спецслужб, в районе Сегедина и Кечкемета заметно передвижение советских войск, там видели 140 танков и войска на автомашинах. «Венгры говорят о новой мировой войне», – передавал Мичунович [174] . Пик сообщил Карделю в конце августа 1949 г. о секретной военно-политической встрече, начавшейся в Софии с участием Анны Паукер из Румынии, а также представителей советского, чехословацкого и албанского генералитета. Он указывал на увеличение числа советских войск в Южной Венгрии. В этой связи послы Великобритании и США в Белграде планировали сделать в ближайшие дни запрос югославскому правительству о его позиции. Кардель и Джилас, обеспокоенные развитием событий, обратились с предложением к Тито, который, вероятно, находился на отдыхе, срочно вернуться в Белград или Загреб [175] . Через день, 28 августа, Кардель сообщал Тито о том, что информация о совещании в Софии действительно подтверждается: в болгарской столице находятся министр иностранных дел Румынии А. Паукер, заместитель председателя Совета Министров СССР К. Е. Ворошилов, министр иностранных дел СССР А. Я. Вышинский, премьер-министр Чехословакии А. Запотоцкий и ряд крупных военачальников. Кардель предполагал, что в эти дни может появиться сообщение о разрыве договорных отношений с Югославией, а возможно, и дипломатических. Допускал он и провокации, направленные на создание нервной атмосферы и волнений в Югославии. По мнению Карделя, следовало подумать о быстром ответе и контрмерах, возможно об обращении в СБ ООН. Он отмечал, что дипломатия западных стран в связи с этими событиями «постоянно атакует нас вопросами различного характера» [176] . Архивы восточноевропейских стран не содержат документов о данном совещании в Софии, и можно только гадать о том, было ли это только «игрой нервов» или Москва действительно готова была к каким-то решительным шагам в отношении Югославии. Во всяком случае, решение о разрыве договорных отношений было принято Москвой только спустя месяц, а в течение октября аналогичные действия предприняли советские сателлиты. 25 октября Москва, ссылаясь на материалы процесса по делу Л. Райка, объявила персоной нон грата югославского посла в СССР К. Мразовича [177] . В начале октября Ранкович сообщал Карделю о передвижениях войск сателлитов на восточной границе, военном психозе в Болгарии, перебежчиках оттуда, особой активности венгров в заброске шпионов и распространителей пропагандистской литературы в Югославию. Он указывал также на то, что в эти дни Венгрия выслала всех югославов из дипломатического представительства в Будапеште, кроме посла, бухгалтера и шофера. Так же поступили поляки, выславшие из страны пятерых югославов, и чехи, объявившие нежелательным пребывание четырех человек. Югославские власти принимали симметричные ответные меры [178] . Через несколько дней Ранкович отправил очередную телеграмму находящемуся в Нью-Йорке Карделю, в которой передавал указание Тито об осторожном лавировании в ООН, а также рассказывал о развитии ситуации в странах «народной демократии» после процесса по делу Райка. Он сообщал: в Албании усиливаются слухи о скором присоединении к ней Косово. Ходжа заявляет об этом на митингах. На закрытых партсобраниях в Венгрии, Болгарии и Румынии также говорят о скором «расчете» с Югославией и исправлении границ. В стороне стоит Чехословакия, сопротивляющаяся нажиму Москвы [179] .
173
Ibid. IID/112.
174
Ibid. IID/169.
175
Ibid. IID/115.
176
Ibid. IID/116.
177
Советско-югославские отношения. С. 471.
178
AJ. F. 507. CK SKJ. IID/208.
179
AJ. F. 507. CK SKJ. IID/209. L.1–2.
В конце сентября 1949 г. югославы под влиянием событий на своих границах и угроз в адрес страны решили приступить к активным действиям в стенах ООН, в первую очередь добиваться избрания Югославии в Совет Безопасности как временного члена. Так, уже во второй половине сентября на выборах председателя одного из комитетов ООН они проголосовали за кандидатуру филиппинца Ромула против чеха Клементиса, что вызвало волну комментариев в стенах этой международной организации. Тогда же югославская делегация, как сообщал Кардель в телеграмме Тито, предложила кандидатуру Югославии в СБ. В соответствии с принципом ротации в этом году на указанный пост предлагалась Чехословакия, за которую и должны были голосовать все делегации. Если американцы сразу не дали окончательного ответа, но в целом благосклонно отнеслись к этой югославской инициативе, то англичане обещали свою поддержку. Ряд малых стран и Генеральный секретарь ООН Т. Ли также обещали поддержать югославов. Кардель, комментируя первые отклики, полагал, что шансы быть избранными у югославов были достаточно велики, «если только американцы не захотят обострять отношения с русскими». Он отмечал в телеграмме, что в отношениях между югославской и восточноевропейскими делегациями возник «полный бойкот», и в то же время сообщил следующий интересный факт: представитель советской делегации, подойдя к послу ФНРЮ в США С. Косановичу и члену югославской делегации И. Вильфану, пожал им руки со словами: «Не бойтесь!» [180] В те же дни Кардель и Джилас сообщили Тито, что во время ужина у Т. Ли, на который были приглашены Кардель и Вильфан, делегации Канады, Бельгии, Люксембурга и Пакистана заявили о своей поддержке югославов, подчеркнув, что к такому решению их дополнительно подтолкнула наполненная «глупостью и коммунистической пропагандой» речь Мануильского с нападками на Югославию. Т. Ли, попросив Карделя и Вильфана задержаться после ужина, сообщил им, что американцы и большинство других делегаций решили голосовать за Югославию. Греческая проблема, несмотря на поражение партизан, всё еще оставалась в двусторонних греко-югославских отношениях не во всем решенной, а кроме того, советская пропаганда распространяла информацию, согласно которой югославы хотели договориться с греками за счет албанцев, что могло толкнуть последних на решение своих проблем военным путем. Т. Ли, действуя в соответствии с инструкциями американцев, попытался выяснить все нюансы этого вопроса у югославов, которые заявили, что никаких проблем с греками уже не существует. Об ответе югославов было доложено ответственному сотруднику Госдепартамента Дж. Хикерсону, что говорило об особом значении «югославского вопроса». После этого американская сторона окончательно определила свою позицию – голосовать за кандидатуру Югославии. В беседе Хикерсона с Косановичем 27 сентября американский дипломат сообщил, что, приняв без каких-либо оговорок это решение, американская сторона надеется на конструктивную позицию ФНРЮ в стенах ООН, так как это было в случае с Грецией. Косанович подтвердил, что югославская помощь греческим партизанам прекращена, и югославская позиция по этой проблеме не будет в дальнейшем вызывать вопросов у США [181] . Британский представитель в ООН А. Кадоган, который одним из первых дал югославам положительный ответ, на этот раз в беседе с А. Беблером заявил, что в случае поддержки ФНРЮ большинством делегаций англичане также дадут свое согласие [182] . В этой обстановке реакция советской стороны была резкой: А. Я. Вышинский предупредил Д. Ачесона, что советское правительство будет рассматривать американскую поддержку югославской кандидатуры как сознательную провокацию [183] .
180
Ibid. IID/117.
181
FRUS. 1949. Vol. II. P. 254.
182
AJ. F. 507. CK SKJ. IID/118. L. 1–2.
183
Heuser B. Western «Containment» Policies in the Cold War: the Yugoslav Case, 1948–1953. London—N. Y., 1989. P. 111.
19 октября 1949 г. Югославия была избрана непостоянным членом Совета Безопасности 39 голосами. За Чехословакию проголосовало 19 делегаций. Советская сторона расценила это как «сговор и сделку группы делегаций во главе с США с кликой Тито». Вышинский утверждал на сессии ГА, что выборы проведены с нарушением ст. 23 Устава ООН, требующей соблюдения принципов справедливого географического распределения мест. Он подчеркнул, что пять стран Восточной Европы «единодушно выдвинули кандидатуру Чехословакии, а кандидатура Югославии не была выдвинута». Вышинский в этой связи заявил, что Югославия не будет рассматриваться в качестве представителя восточноевропейских стран в Совете Безопасности, что введение Югославии в СБ расценивается в Москве как новое нарушение Устава, подрывающее основы сотрудничества в ООН [184] .
184
Государственный архив Российской Федерации (далее – ГА РФ). Ф. 4459. Оп. 24. Д. 726. Л. 224–226.
Хикерсон в беседе с Карделем в начале ноября отметил, что для США конфликт Югославии «с русскими» является «крупнейшим событием после Второй мировой войны и возможным источником мировой войны». Он также считал, что попытка русских напасть на югославов обернется для советской стороны серьезными международными осложнениями [185] . Кардель, сообщая об этом Тито, добавлял, что, по его мнению, избранная югославской делегацией на сессии ГА ООН тактика себя оправдала, «особенно наше хладнокровие» [186] . Уместно предположить, что информация о настроениях американского руководства, поступавшая по разным каналам в Москву, могла стать сдерживающим фактором для сторонников военного решения вопроса по «клике Тито–Ранковича».
185
Совет планирования Госдепартамента в сентябре 1949 г. предлагал в случае вооруженного конфликта с Москвой и ее сателлитами ограничиться предоставлением Югославии оружия и финансово-экономической помощи, отмечая высокую боеспособность югославской армии. Рекомендовалось в поддержке Белграда опереться на авторитет ООН: FRUS. 1949. Wash. 1975. Vol. II. P. 245.
186
AJ. F. 507. CK SKJ. IID/121.
После появления 29 ноября 1949 г. третьей резолюции Информбюро, объявившей, что югославская компартия находится «во власти убийц и шпионов», югославское руководство вынуждено было окончательно сделать выбор между дальнейшей ориентацией на СССР и страны «народной демократии», которые фактически изгнали Югославию из своего «лагеря», и постепенной нормализацией всего комплекса отношений с западными державами, в первую очередь с США. Сближение с Западом было необходимо прежде всего по экономическим причинам, но также и как эвентуальная гарантия от агрессии с востока, что вплоть до марта 1953 г. не исключалось Белградом. На очередном заседании Политбюро 13 февраля 1950 г. Тито поднял вопрос о получении займов из США, условиях их предоставления, первых попытках американцев выдвинуть свои условия. Югославский лидер подчеркнул, что со стороны западных держав ведется организованная кампания давления, которой «мы не должны уступать, а наша позиция должна быть острой и недвусмысленной». Этот призыв получил единодушное одобрение членов Политбюро. На заседании 28 июня в связи с началом конфликта в Корее Кардель прямо заявил, что отдельные признаки свидетельствуют о его предварительной подготовке «русскими», которым удалось нащупать наиболее слабое звено в американской политике. Признавая, что ситуация в мире серьезно обострилась и четкого понимания, готовы ли русские «пойти» на мировую войну, нет, Кардель рекомендовал быть очень осторожными. Тито, информируя о своей беседе с американским послом Дж. Алленом, передал сделанное им уточнение о возможности для Югославии быть подвергнутой нападению как независимая и нейтральная страна, но не как член какого-то блока. «Мы рассчитываем на общественное мнение, поддерживаем все миролюбивые тенденции, и нас с этого пути не свернуть», – подчеркнул Тито [187] . Кардель, развивая этот тезис, впервые поставил вопрос об оформлении широкого движения в поддержку активного нейтрализма, которое, отмежевавшись от троцкизма, и, возможно, от социалистов, следует оформить в Югославии. Опорой при этом должна стать Внешнеполитическая комиссия ЦК КПЮ, которую следует реорганизовать и укрепить, создав специальные группы по странам и секретариат для реализации принимаемых решений. Тито, поддержав Карделя, сказал, что еще в прошлом году народ ставил вопрос о необходимости отказа от пассивной позиции и простого отрицания клеветы. Тито предложил создать узкую группу (А. Ранкович, С. Вукманович-Темпо, М. Джилас) для изучения этого вопроса со всех сторон. Он подчеркнул, что необходимо объединить «нашу пропагандистскую активность с продвинутыми людьми», создать рабочую группу. В перспективе после необходимой подготовки она сможет трансформироваться в Секретариат, но в настоящее время ставить вопрос об этом еще рано. По ходу обсуждения М. Пьяде и другие члены Политбюро констатировали возможность создания указанной рабочей группы при Народном фронте, что получило одобрение собравшихся [188] . Если признать это заседание аутентичным, а материалы – не сфабрикованными под влиянием позднейших идеологических требований (сомнение вызывает тот факт, что его стенограмма, в отличие от других документов архивного дела, успевших пожелтеть, была перепечатана на белой бумаге), то можно, видимо, считать, что мы имеем дело с первым свидетельством формирования югославской политики неприсоединения, обсуждением его общих принципов и возможной ориентации – лавировать между императивом выхода из экономической изоляции и необходимостью сохранить верность идеологическим принципам.
187
AJ. F. 507. Sednice Politbiro CK SKJ od 28.06.1950. III/49. L. 50–51.
188
Ibid. L. 52.
Давление, которое оказывали на Югославию США, стремившиеся максимально использовать советско-югославский конфликт в интересах своей глобальной и региональной политики, необходимо было редуцировать, искать возможность использования «американского фактора» в югославских интересах. Заблокировав попытки включить ФНРЮ опосредованно через Балканский пакт в НАТО, югославы сумели использовать для решения территориального спора с Италией вокруг Триеста. Балканский пакт они также в максимально краткий срок трансформировали из военно-политического блока, каким он был изначально задуман и к 1954 г. создан, в союз Греции, Турции и Югославии с целями экономического и гуманитарного развития. К середине 1950-х гг., с началом процесса нормализации, Югославия стала постепенно выходить на мировую арену, реализуя политику «активного нейтралитета», позднее получившую название политики «неприсоединения». Таким образом, Тито пытался, восстановив отношения с СССР и не ухудшив их с США, занять промежуточную позицию в биполярном мире, сохраняя идеологические основы своей новой системы, известной как «югославская модель социализма».
Отношения с Москвой и странами «народной демократии» в 1950–1952 гг. были практически разорваны, притом с некоторыми – даже дипломатические. Власти ФНРЮ были заняты проблемами обеспечения безопасности границ, регистрируя каждую провокацию, создавая их реестр, который затем регулярно представлялся на заседаниях соответствующих комитетов ООН [189] . Также для международной общественности была подготовлена так называемая «Белая книга», составленная как сборник нарушений всего комплекса отношений с приграничными странами – Венгрией, Румынией, Болгарией и Албанией [190] . Интересной в этой связи представляется также информационная записка, подготовленная в конце сентября 1952 г. в аппарате ЦК СКЮ. Озаглавленная «Фазы политики СССР и его сателлитов по отношению к Югославии», она представляла развернутый анализ советской политики за истекшие четыре года, которая характеризовалась как империалистическая и направленная на подчинение Югославии Советскому Союзу. Авторы записки отмечали, что оказываемое начиная с 1948 г. давление на Югославию имело в основе цель сломить ее решимость сохранять свою независимость и самостоятельность и подчинить ее СССР. Такую же политику проводили и страны-сателлиты. Москва стремилась при этом решить две задачи. Первая была направлена на подчинение страны, ее территории и народа, а вторая определялась, как писали авторы записки, тем, что Югославия являлась «психологическим фактором», как пример «непослушания Москве, пример самостоятельной позиции, политики и доктрины, которая нарушала фронт послушных последователей советского империализма и разоблачала империалистическо-бюрократический уклон СССР» [191] . Доказательством «несправедливого и злонамеренного отношения советского руководства к югославской революции» еще до начала конфликта авторы считали отказ Москвы от ее поддержки в 1943–1945 гг., указывая на факты расширения дипломатических отношений с эмигрантским правительством, разделение Югославии на зоны влияния с Британией (50 на 50), попытки вербовать находящихся в СССР военнопленных, а также участников НОД со стороны присланной в 1944 г. советской военной миссии. При этом стоит отметить, что югославские эксперты сознательно не учитывали специфику отношений СССР с западными союзниками в тот период, необходимость внешнеполитического лавирования ради достижения целей войны и послевоенного мирного урегулирования. Послевоенный период до появления резолюции Информбюро и после также делился в справке на два направления. В рамках первого Москва стремилась включить Югославию в свою систему сателлитов, а также поставить ее, как и другие страны, в зависимость от себя. Другое направление, уже после появления резолюции, было связано с попытками поставить во главе КПЮ тех людей, которые помогли бы реализовать первую задачу – обеспечить полное подчинение Югославии СССР [192] .
189
АВП РФ. Ф. 0144. Оп. 35. Д. 13. П. 144. Л. 8–13; Д. 38. П. 146. Л. 1–13.
190
Там же. Д. 16. П. 145. Л. 1–3.
191
AJ. KMJ. I-3-b/673. L. 1.
192
Там же. L. 2–5.