Москва, я люблю его!
Шрифт:
За несколько месяцев этой работы я знала об этом все. Фотографий стало намного меньше, но теперь они были лучше, значительно лучше. Я пересматривала старые кадры, снимки из прошлой жизни и видела разницу.
Я была счастлива этой работой, жизнью и отношениями с Солодовым.
Я носила взрослую одежду, которую покупал Игорь, читала взрослые книги, которые он советовал.
Листала взрослые журналы, которые он приносил, начала учить второй иностранный язык и готовила по ночам.
Поздно вечером мы ужинали на кухне.
Глядя в старый телевизор на холодильнике, я снова заметила изучающий взгляд. Солодов не ел, он смотрел на меня. Я щелкнула пальцами у него перед глазами. Он пришел в себя и сказал:
– Ты родилась второго октября, а Марина третьего. Я смотрю на тебя… те же движения, манера говорить, наклонять голову, смеяться, смотреть… даже взгляд тот же… Я в шоке. Как два разных человека могут быть так похожи?
– Правда? – переспросила я.
– Да, – кивнул Игорь.
– Марина – это твоя бывшая девушка?
– Можно и так сказать, – улыбнулся он. – Она была моей девушкой больше десяти лет назад. Потом она была моей женой два с половиной года.
– А потом?
– Потом мы развелись. Мне было двадцать три года, и я поступал в аспирантуру.
– Ты бросил ее?
– Она от меня ушла, – ответил Солодов. – Это был первый и единственный раз, когда девушка меня бросила. До нее такого не было, но я никогда не изменял своим женщинам.
– Почему она ушла? – спросила я.
– Мари, ты совсем как ребенок… – смеялся Игорь. – Сплошные вопросы. А потом? А зачем? А как? А почему? Ты знаешь, иногда я чувствую себя твоим папой, – сказал Игорь.
Я ничего не ответила ему. Этот разговор Игорь пытался начать уже не первый раз, а я не хотела его поддерживать.
Мне восемнадцать, а ему почти тридцать четыре. Он преподаватель, а я студентка. Я появляюсь на его лекциях два раза в семестр, а он закрывает глаза и ставит мне зачеты, не глядя. Он фотографирует в студии каждые выходные, а я помогаю ему и обрабатываю все удачные кадры. Я люблю его. Он не отвечает.
В середине апреля я впервые задумалась о том, что когда-нибудь это закончится.
– А что в этом плохого? – не понимал Игорь, подливая масла в огонь. – Я бы очень хотел, чтобы у меня была такая дочь, как ты. Я все хотел тебя спросить. Вот ты встречаешься с мужчиной, о чем ты думаешь? Что ты думаешь о будущем? И не говори, что не знаешь. Ты ведь наверняка думала об этом…
– Я тебя не понимаю. Ты говоришь загадками.
– Ты не думаешь, что этот мужчина может стать для тебя больше чем просто мужчиной?
Солодов с грустью смотрел на меня, щурил глаза от света лампы – это делало его взгляд печальным, будто у него что-то болит, а нужных таблеток под рукой нет.
– Мужем? – неуверенно уточнила я.
– Ну да. Ты хоть представляешь себе, что значит уживаться со мной? Тебе еще учиться четыре года, – размышлял он. – Это сколько же мне будет тогда? Тридцать девять, а тебе двадцать два. Нормально… – Солодов вздохнул, погладил меня по волосам, как кошку по голове. – Хорошая ты девчонка, Мари…
Последняя реплика Игоря звучала как-то особенно грустно. Я не знала, что ответить и как понимать весь этот странный разговор о будущем.
Солодов пил чай и продолжал смотреть на меня, но уже молча.
Что-то было не так во всем этом, в этих шести месяцах рядом с Игорем.
Когда мы шли в комнату по короткому темному коридору, я прижала его к стене и поцеловала.
На следующий день он не встретил меня вечером после занятий. Я прождала полчаса на платформе, но он так и не появился, потом спустилась к рынку и поплелась домой. Хотелось идти быстрее, хотелось просто добежать за минуту. Казалось, кто-то медленно пил меня через радужную соломинку, будто я коктейль.
По дороге набрала номер Игоря. Он ответил не сразу. То ли не слышал, то ли не хотел отвечать, а потом передумал. Говорил усталым голосом, будто каждое слово давалось ему с большим трудом, причем с каждым словом – тише и труднее.
– Все как-то не так. Кажется, это непреодолимо, и даже чувства не могут помочь… Дело не в тебе. Это я один во всем виноват. Знаешь, Мари, ты такая классная… Был бы я на десять лет моложе. Я не хотел делать тебе больно, но… пойми, ничего не получится. Наверное, нам лучше быть друзьями…
Я слышала, как кто-то рядом спросил его: «Игорь, где у тебя сковородка?»
Все вышло так, как мне говорили. У него была другая, а я до сих пор не могла понять, какое место занимала в его жизни. Помощник фотографа и малолетняя любовница на время? Неопытная в обоих случаях.
Мне так много хотелось сказать ему, так много спросить. Так много, что боялась забыть что-то важное. Так много, что рука тянулась к блокноту и карандашу. Записать, чтобы помнить.
– Может, встретимся… просто… просто поговорим?
– Я напишу тебе, когда смогу.
На миг мне показалось, что я разучилась. Разучилась всему. Говорить, ходить, думать самостоятельно. Я с трудом понимала, где я, кто я и куда иду. Белый лист перед глазами, «белый шум» в ушах.
В круглосуточном магазине купила бутылку водки и сок, поднялась на пятый этаж. Ключ в замке не поворачивался. Оксана открыла, держа в руке старую кофейную банку и стряхивая в нее пепел сигареты.
С минуту мы стояли друг напротив друга и молчали. Оксана задумчиво курила, а я медленно сползала вниз по стенке, не раздеваясь и не снимая ботинок. Хотела заплакать, но в глазах будто пересохло. Здесь же, в коридоре, я достала бутылку и принялась ее открывать. Обрезала палец о крышку, не чувствуя боли.