Москва

Пригов Дмитрий Александрович

ГАМЕЛЬН

11 | 01001 Над городом, что стыл внизу, Чужое облако стояло, Похожее на пыльный звук Валторны с ближнего вокзала. Оно снижалось, и как сном К нему притягивались тут же Вся пыль, весь ужас, дети… – все, Что было в городе летуче.11 | 01002 Завешен день водой скользящей, Как попечением небесным, И виден каждый милый хрящик, Что кажется лишь неизвестным.

К дыханью подступают травы, Набухли, расплетаясь, нервы, И даже ломота в суставах, Как чья-то ласковость сверх меры. 11 | 01003 Но к ночи, где тончает глаз примерный И утончается несообразный слух, Вот слышится летучей мыши скверный Полет, вот уханье совы, вот двух, Вот чей-то шепот, лепет, шорх… Вот смутный Над лесом словно пролетает стон… Да конь, за полем теребящий путы, Роняет надоедный звон.11 | 01004 Как передать пугливость расстояний И перебежчивую жуть теней? Пытливый карандаш не в состоянье Объединить их трезвостью своей. Когда под вечер плавятся границы И холодеет цепкая душа, То между лиц не пропорхнуть и птице, И не просунуть лезвия ножа. 11 | 01005 Двумя большими ветхими снопами Упало небо в крохотный разрез. Я помню все. Я даже помню память, Ушедшую за ним за крестоверхий лес. Чужая темень встала, как из речки, И стала у лица обман плести, И было, – даже с низкого крылечка, Нехитрой правды было не снести.

КОРНИ РАСТЕНИЙ ЖИВЫХ

Сентябрь

11 | 01006 В саду, на вокзале пустом, у лотка, Под крышей, за столиком чайной Он словно следил из-за воротника Чужой, неподкупный, случайный. И я не выдерживал этой тоски. Разбужен, открыт, одурачен, Выскакивал, клялся, хватал за грудки, Кричал ему: Что это значит? Но он, не охотник до терний иных, Подняв незатейливый полог, Показывал корни растений живых, Опущенных в мертвенный холод. И вдруг обнимал меня прожитый день Своей непогибелью тесной, И стержень – дыханье, казавшейся, тень! — К земле прирастал. И ни с места.

Октябрь

11 | 01007 И совесть, и душа мои чисты Бесплатной чистотою тягот. Я провожаю смертные кусты В последний путь от листьев и от ягод. Я подымаю полог день за днем, Где взяты умброй ветви и сплетенья, Надбровной сетью на полуслепом Тысячеглазом Аргусе осеннем. Я провожаю их до темноты, Где я имен уже не различаю, Где переходит правота на ты С любой чертой, обмолвкою случайной. 11 | 01008

Осенний день в кости неизлечим, Как свальный грех или слеза о Гретхен… Чем нас возьмут? – Ничем. Или ничьим Отчаяньем, со стороны пригретым. Где час не в час, где прочность не в чести Когда ушедшим наш висок приспичил. И нам опять опомниться – почти Что небесам отстать от стаи птичьей. 11 | 01009 Под этим ясным холодом отчизны, В прозрачной немигающей пыли Открылась осень мне как знак надбровный. Кому нужны мы в этом беглом мире? — Двум, трем, ну разве, четырем Нас любящим, как Лотова жена, не по закону Не по заслугам, но по существу. И это тоже ответвленье в вечность. Беги, спасайся – коль уже спасен! 11 | 01010 Куда тащит нас, тащит вес За ноги, за ноги с небес? Что пятикрылому потомку — Леса, потемки, темный лес. Какой водил их за нос бес, За нос водил, сперев котомку? А в той котомке-то добра — Две-три иглы или пера, Иголки, перья да обломки. Что проку? – пере, про иль пра… Что проку? – Проку до утра! Ведь нам-то – все обрыв да кромка! Все плохич, плахич, оныч, иным! Вот так-то, свет мой, Константиныч. 11 | 01011 Я лез и нарвался на тонкий укол. И это – награда за все угожденья, За все обиходы, за все обхожденья, За все ожиданья, за все убежденья. И это – награда! И это – прикол! Откуда он, Господи, этот укол? И нитка слабей самого натяженья, И пытка сильней самого пораженья, И поза смешней самого положенья. Вот это укол – всем уколам укол! Я было уж – про утешенье и стол… Но знать еще рано для утешенья, Для утишанья, для умноженья Тьмы на униженье, судьбы на решенье. Но знать еще рано. И час не пришел. А я ликовал уже – славьте, нашел! Надвину, намажу – готовь угощенье! Задвину, замажу – готово – прощенье! Подвину, подмажу – грехов отпущенье! Хоть в рай, хоть на печку! – Но этот укол! Откуда он, Господи? Крест или кол? 1111 | 01012 Горел закат слезою ягодной, Усыновлен едва-едва, И снег подсвеченною ябедой Бежал и нес его слова. Так искушенные свершители В слезах творили торжество, И кликнутые окножители Не упустили дней его.1111 | 01013 Глазного дна в нас тьма не доносила, И шов на темени широк не по годам. Я говорю с такою горькой силой, Как Бог велел, когда безумство дал! Бесстыжее избранничество это — Как шапка на воре! – Беда! Позор! — Все сыпать соль из рваного пакета На нищенский, державный горизонт.