Мост бриллиантовых грез
Шрифт:
Впрочем, сейчас, в объятиях Романа, Фанни чувствовала себя даже младше молоденькой музыкантши. Сейчас ей было девятнадцать, не больше! Потому что чувствовала: ее возраст не имеет для него никакого значения. Ну не смотрят так на почтенных дам, как Роман смотрел на нее, когда их взгляды вдруг обращались друг к другу в резких поворотах голов. Не напрягается так мужское тело, прижимаясь к телу старухи! И пусть знает свое место эта девчонка, эта жалкая аккомпаниаторша…
Поезд дернулся, нога Романа зацепилась за ногу Фанни, они качнулись и вместе повалились на сиденье. Причем Фанни оказалась верхом на Романе.
Она испуганно вскрикнула и попыталась слезть, но Роман не пустил. Он схватил Фанни за бедра и прижал к себе так крепко, что она вдруг ощутила, что сидит на каком-то твердом вздутии. Замерла было, однако движения поезда поневоле заставляли двигаться и ее. Роман вдруг резко выдохнул сквозь стиснутые зубы и задрал на Фанни юбку. Ноги между чулками и трусиками (Фанни никогда не носила колготки, терпеть их не могла!) словно загорелись от его прикосновений. Одной рукой он обхватил Фанни за шею и заставил нагнуться так низко, что губы ее уткнулись в его губы. Его язык вонзился ей в рот, отпрянул, снова вошел между губ, грубо ударяясь о ее язык. Губы впивались в ее губы. Это был не поцелуй. Это было что-то иное – утоление жажды, половой акт, совершаемый только ртами. Фанни застонала от изумления, страха, возбуждения, и в это время пальцы Романа скользнули ей в трусики, запутались в волосках межножья, ища путь внутрь. Там, внутри, было уже влажно, влажнее некуда. Фанни рванулась – не в припадке запоздалого стыда, не для того, чтобы вырваться, а чтобы немного сдвинуться с напряженного бугра, расстегнуть ширинку джинсов Романа, стиснуть руками, естеством своим то, что отыщет там…
Она совершенно потеряла голову, забыла, где она, что с ней… Нет, что с ней, она как раз отлично понимала: ею овладело неистовство, любовное безумие, чудилось – подобного изнуряющего желания она не испытывала никогда в жизни. Схватить Романа за его плоть, нанизать себя на этот божественный, сильный, напряженный стержень, прыгать, вертеться на нем, доходя до исступления и доводя до исступления Романа…
Бесаме, бесаме мучо…
Фанни вдруг осознала, что музыка кончилась, что вместо нее слышны какие-то голоса.
Приподнялась в полубеспамятстве, огляделась пьяно (Роман лежал с полузакрытыми глазами, рот искажен страданием, а руки все шарили, шарили по ее телу) – да и ахнула, увидав целую толпу японцев, которые ввалились в вагон и замерли… Да, зрелище пред ними предстало не из самых скромных! Неудивительно, что не слышно музыки: нервы у аккомпаниаторши не выдержали, она выскочила из вагона и теперь бежала по платформе, неловко прижимая к груди банданеон.
Сколько она успела сыграть мелодий? На сколько евро?
Ладно, сдачи не надо, как любил говорить Лоран.
Это имя пролетело мимо сознания, не зацепив, не задев, не поранив.
Однако какая это станция? Боже мой, «Пирамиды»!
Фанни соскочила с Романа, одернула юбку и, глядя поверх голов маленьких японцев с самым невозмутимым выражением (а что, девичью стыдливость прикажете изображать, что ли?), принялась проталкиваться к двери, куда вливались и вливались новые жители Страны восходящего солнца. То-то историй о развратных гэйдзинах будет поведано там, у подножия Фудзиямы, под сенью белоснежных вишен, лепестки которых, как утверждал Басе (а может, и не Басе, но это не суть важно), похожи на томные веки красавиц…
Фанни выскочила на платформу в последний миг перед тем, как стали закрываться двери. Роман выскользнул следом, схватил Фанни за руку, выдохнул:
– Куда?
Она правильно поняла вопрос: куда они теперь пойдут, чтобы завершить начатое?
Как он смотрел, какие у него были глаза! И все это предназначалось ей!
Фанни невероятным усилием подавила желание припасть к его дрожащим от желания губам: тогда только и оставалось бы, как улечься прямо на платформе… Но они едва ли успели бы получить удовольствие – их просто-напросто сдали бы в полицию за оскорбление общественной нравственности!
– Ко мне, – проговорила быстро. – Ко мне домой, это не очень далеко. Скорее, ну! – И побежала вверх по лесенке, ведущей к выходу из метро.
Так, на улицу… Какой теплый вечер, какая тишина звездная! Веет весной. Но сейчас не до красот природы. Скорее пересечь авеню Опера, нырнуть в узенькую улочку Терез, потом по Сент-Анн до рю де Пти Шамп, улицы Маленьких Полей. И вот она – рю де Ришелье. Справа огромное здание бывшего дворца знаменитого кардинала Армана дю Плесси де Ришелье – того самого дворца, в котором некогда снимался любимый фильм Фанни по любимому роману «Три мушкетера». Много лет в этом дворце размещалась национальная библиотека, хотя, говорят, ее теперь куда-то перевели, чуть ли не на окраину… да бог с ней!
Роман налетел сзади, схватил Фанни в объятия, притиснул к своим бедрам. Господи, да он уже расстегнулся, он уже готов… так готов!
– Я больше не могу! – выдохнул он в шею Фанни, слепо шаря по ней губами. Ее огнем жгли эти лихорадочные поцелуи. – Не могу! Давай ляжем хоть под кустами!
У Фанни все внутри так и запылало. Она огляделась, сознавая, что, если бы сейчас появился недавно приглашенный дьявол, она охотно продала б ему душу даже не за молодость, а гораздо дешевле – за какое-нибудь подобие ложа, на которое можно свалиться вместе с Романом. За садовую скамейку, например.
Скамейку…
Напротив входа во дворец кардинала – маленький скверик с фонтаном: пять дородных полуодетых каменных дам изображают пять главных рек Франции. Сейчас фонтан выключен на зиму, но скамейки… скамейки никто на зиму не убирал! Конечно, сквер закрыт на ночь, но ограда невысока, ее можно легко перешагнуть, только ногу повыше задрать.
Фанни перешагнула, Роман перепрыгнул – и вот оно, вожделенное ложе!
Даже несколько штук – на выбор, разных цветов.
Сейчас, впрочем, ничто не имело значения, кроме одного: лечь скорей, скорей…
Они не пошли далеко – повалились на ближайшую скамью, едва скрытую за кустом остролиста.
Фанни повалилась на спину, увлекая за собой Романа. Он рывком задрал ей юбку, схватился за резинку трусиков, потянул вниз – и вдруг замер.
– Ты что? – выдохнула она, задыхаясь от нетерпения.
– Я боюсь тебя, – тихо, хрипло и даже… как-то жалобно проговорил он. – Я не знаю, я не умею, как…
– Скорей, ну! – простонала Фанни, сходя с ума от нетерпения. Однако Роман словно и не слышал: трогал кончиками пальцев края ее с готовностью раскрытого лона, доводя до исступления этими прикосновениями и мучительным шепотом: