Мост через огненную реку
Шрифт:
– Ладно, скажу, – неохотно пробурчал монах. Вернулся он скоро, через несколько минут, с легким удивлением взглянул на Бейсингема.
– Отец настоятель примет тебя сейчас, – торжественно проговорил он. – Ступай за мной.
В темном коридоре Энтони вообще ничего не видел. Он шел, с трудом улавливая тихие шаги своего проводника, спотыкался и натыкался на стены, до тех пор, пока монах, раздосадованный, не взял его под руку. Дальше они пошли быстрее, потом хлопнула дверь, и послышался голос отца Максимилиана:
– Игнатий, проследи, чтобы нам не мешали. Этому человеку, по-видимому, есть в чем исповедоваться, раз он так настойчиво добивается свидания со мной.
Уже другая рука взяла Энтони под локоть, осторожно повела куда-то, и он, повинуясь несильному нажиму, покорно опустился на стул.
– Ну, а теперь, Дамиан, – голос настоятеля звучал совсем рядом, – я готов выслушать вас. Что случилось?
– Помогите мне руку развязать, святой отец, – выдохнул Энтони, безуспешно пытаясь одной рукой расстегнуть пуговицы мундира. – И дайте немного водки, если у вас есть, чтобы смыть эту боевую раскраску. А что происходит, я расскажу вам, пока буду этим заниматься… О, нет! Если нищие так целыми днями ходят, то потом, уж точно, ночей не спят… – простонал он, пытаясь растереть вконец онемевшую руку, пока отец Максимилиан наливал водку в небольшую чашку и доставал кусок мягкого холста.
– Позвольте уж, я уберу ваши рубцы и язвы – я сделаю это быстрее и точнее, чем вы. Не спешите, Дамиан. Какие бы срочные дела ни привели вас ко мне, несколько минут значения не имеют.
Голос настоятеля обволакивал, успокаивал, и Энтони послушался, откинулся на спинку стула, закрыл глаза… Когда он, вздрогнув, пробудился, настоятель уже убрал чашку с водкой и теперь сидел напротив, ожидая.
– Вы спали двадцать минут, Дамиан, – сказал он. – Я уже собрался вас будить. А теперь я готов вас выслушать. Что случилось? Вы попали в беду?
– Не я, святой отец, – от спокойного голоса священника Энтони и сам успокоился. – Мы все попали в беду…
– …Что вы намерены делать? У вас есть какой-нибудь план? – полчаса спустя спросил настоятель.
– Планов у меня сколько угодно, – вздохнул Бейсингем. – И все никуда не годятся. Потому что для того чтобы их выполнить, мне нужны помощники в городе и время. Помощников у меня нет, а времени – всего одна ночь. Не говоря уже о том, что если меня узнают, тут мне и конец придет…
– Вас никто не узнает, уж об этом-то я позабочусь. – Голос отца Максимилиана был по-прежнему спокоен, так что Энтони даже позавидовал монаху. Вот это выдержка! – Помощники тоже будут. Но для начала надо бы решить, что мы будем делать. Есть один человек, я за него ручаюсь – смелый, толковый и богобоязненный. Думаю, имеет смысл обсудить все именно с ним…
– Мы? – Энтони удивленно уставился на монаха.
– Дамиан, вы, кажется, сказали, что опасность грозит нам всем – или я ослышался? К тому же битва с дьяволом и его порождениями – моя прямая обязанность. Пойдемте, теперь и вправду не стоит терять время.
Четверть часа спустя из монастыря вышли несколько человек из тех, к которым в городе все привыкли – сборщики пожертвований. Сзади, с огромной корзиной, шел Артона, как и прежде, в мундире, впереди – два монаха. Настоятель монастыря, в своем простом одеянии мало отличавшийся от подчиненных, всю дорогу негромко обсуждал что-то со спутником. Тот, по-видимому, постригся совсем недавно, ибо его еще волновали чувства бренного мира – по крайней мере, голова в капюшоне регулярно поворачивалась вслед хорошеньким женщинам, после чего он каждый раз вздыхал и обводил лицо знаком Солнца. На них никто не оборачивался – подумаешь, монахи, эка невидаль!
Сборщики пожертвований, миновав ворота внутренней стены, углубились в улицы верхнего города. Они дошли до ратуши, повернули в переулок и, пройдя еще немного, остановились перед небольшим особняком красного кирпича.
– Только бы он был дома, – сказал настоятель, – а то придется посылать за ним, а искать его в Трогартейне…
Однако максимус Эрдли оказался дома. Едва взглянув на своих гостей, толстяк тут же приказал принести еды и вина, на которые оба, и Бейсингем, и Артона, набросились с аппетитом двоих здоровых мужчин, очень рано и скудно позавтракавших. Пока они насыщались, отец Максимилиан кратко поведал максимусу о происходящем.
– Да, дела, – промолвил Эрдли. – Чуял я, что неладно у нас в столице, но чтобы такая пакость завелась… И что же вы намерены делать, милорд? Да вы ешьте, у меня кухарка такая, что и герцогу впору. Ешьте, милорд, без этикета мы сегодня как-нибудь обойдемся…
– Подниму войско, я ведь маршал, право имею, – ответил Бейсингем, в промежутке между двумя кусками. – Объясню офицерам, куда они вляпались.
– Никого вы не поднимете, милорд, – сказал отец Максимилиан. – Пока офицеры связаны этой колдовской присягой, они никогда не выступят против королевы.
Энтони едва не поперхнулся:
– А вы откуда знаете, что с присягой не все чисто?
– За кого вы меня принимаете? – оскорбился настоятель и тут же, прошептав несколько слов, обвел лицо знаком Солнца. – Простите, Дамиан, грешен перед вами… Я сразу все понял, едва Мартин начал свои богословские споры. Другое дело, что сделать ничего было нельзя – как ему запретишь? Выглядело все убедительно, у нас в церкви, случалось, из-за большей ерунды посохи ломали, а принять усеченную присягу решила королева, по совету милорда Бейсингема…
– Святой отец, ну будьте справедливы! Я же понятия не имел! – взвыл Бейсингем.
– Буду справедлив. Вы понятия не имели, – отчеканил отец Максимилиан. – Вы пересчитали все ловушки, которые для вас приготовили, и нам всем несказанно повезло, что у вас такие друзья.
Энтони стиснул зубы, лицо исказила мгновенная гримаса боли. Он встал из-за стола и отошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу. Артона опустил глаза и сжал кулаки.
– Поэтому у меня всего одна ночь, – переведя дыхание, выговорил Энтони. – Я должен успеть. Вы можете связаться со Священным Трибуналом, отец Максимилиан? У них есть, наверное, какие-нибудь маги в темницах, пусть пообещают им свободу, деньги… я сам любые деньги заплачу. Если один маг наложил заклятие, другой может его снять, я уверен, может!