Мост через огненную реку
Шрифт:
– В казармы городской стражи! – прохрипел Бейсингем, все еще отчаянно цепляясь за плечо нового короля Трогар-марка.
…Когда за ними захлопнулись ворота казарм, Себастьян коротко выдохнул и опустился на скамейку под факелом. Энтони рухнул рядом, пытаясь отдышаться. Кто-то потряс его за плечо, он поднял голову – перед ними стоял Гровер.
– Ну мы и бежали! – усмехнулся Бейсингем. – Куда там зайцам.
– Лучше живой заяц, чем мертвый лев, – в тон ему фыркнул Себастьян. – Может быть, теперь расскажешь, что происходит?
– Расскажу, – все еще не в силах слитно произнести больше нескольких слов, проговорил Бейсингем. – Сейчас. Только пойдем в штаб. Там светло. Там вино есть…
В штабе Энтони коротко повторил Себастьяну то, что до этого уже столько раз рассказывал остальным.
– Ты что – хотел меня удивить? – поднял тот четкую, словно кисточкой прорисованную бровь. – Половину этого я знал, о второй половине догадывался. А Леон, думаю, знал все или почти все. Лучше скажи, что ты теперь собираешься делать?
– Менять правителей. Хватит, поиграли в торжество воплощенной мечты всех подонков Трогармарка. Слушай, у нас нет времени, чтобы долго думать. Даю минуту на размышление. Одно из двух: либо ты становишься королем, либо им стану я, а ты можешь продолжать пить водку Обещаю, мешать не буду. Выбирай.
Себастьян быстро взглянул на него.
– Ненавижу водку! – скривился он. – Почти так же, как Бетти. Не понимаю, что ты в ней нашел?
– Ну, коли так, возьми! – Энтони протянул руку. На ладони лежал перстень: массивный золотой круг, камень с вырезанным вепрем. Фамильное кольцо Трогаров. Кольцо королей. Себастьян присвистнул, но ничего не сказал, лишь надел перстень и выпрямился.
– Что ж, пойдем поглядим, кто умнее – ты или Монтазьен.
Энтони только усмехнулся. Он ни минуты не сомневался в Себастьяне. Он помнил, помнил с детства, кто из их мальчишеской компании был самым отчаянным. Не Валентин, не Леон, даже не Терри. Самым-самым всегда был Себастьян. А брат короля помнил еще кое-что: во всех его мальчишеских безумствах за ним хвостиком бегал самый младший из Бей-сингемов.
Строй стражников приветствовал Бейсингема, как обычно – легким шепотом, за которым последовал бы радостный рев нескольких сотен здоровенных глоток, если бы Энтони не оборвал его резким движением руки. Он вышел на середину, оглядел строй, быстро взглянул на стоящих отдельно офицеров гарнизона и словно бы случайно расположившихся рядом ополченцев.
– Солдаты! – он говорил негромко, но в тишине ночного города затаившие дыхание ветераны слышали каждое слово. – Вы уже знаете, что богословский спор решен, и уже принесли недостающую присягу. Пришла пора узнать и остальное. Те, кто начинал этот спор, во главе с королевой Элизабет, отлучены от церкви как еретики, враги Господа и поклонники дьявола.
По рядам стражников прошел гул. Офицеры насторожились.
– Я сам, – Энтони чуть возвысил голос, перекрывая шум, – сам тому свидетелем. Я видел их мистерии перед статуей козла – то, чем они сейчас занимаются в Аркенайне, проклятом месте, средоточии колдовства. Я должен был стать жертвой дьяволу и лишь чудом вырвался оттуда. Надеюсь, мне вы верите?
– Верим, – послышалось несколько голосов, но большинство солдат молчали.
– Я понимаю, то, что вы услышали, чудовищно. Но это так. Поклонники дьявола захватили власть в Трогармарке, оттеснив от трона законного короля. Где это видано – чтобы женщина носила корону и правила государством? Где это видано – приносить присягу без имени Господа?
Теперь тишина была такая, что если закрыть глаза, то могло показаться, что во дворе находится один Бейсингем.
– Согласно кодексу Трогара, – продолжал он, – отлученные от Церкви не могут занимать государственных должностей. Вы все свободны от присяги королеве Элизабет, выступившей против Господа. А сейчас вам предстоит принести присягу новому королю Трогармарка, законному королю – Его Величеству Себастьяну. Я присягну первым.
Он опустился на одно колено перед Себастьяном и принялся произносить с детства знакомые слова воинской присяги. Закончил, поцеловал перстень Трогара.
И тогда строй стражников взорвался приветственным криком.
…Полчаса спустя они сидели в штабе. Гровера здесь уже не было: взяв тех офицеров, что присягнули Себастьяну, он отправился приводить к присяге остальные части гарнизона.
– Раз уж тут есть перо и бумага… – Энтони тряхнул чернильницу, заглянул внутрь и усмехнулся: – и даже чернила, дай мне собственноручный приказ, чтобы я мог разобраться со всей этой мразью в Аркенайне.
– А что ты хочешь с ними сделать? – осведомился Себастьян.
– Не знаю, – зло дернул щекой Энтони. – Будут сопротивляться – перебью, нет – арестую. Я бы предпочел, чтобы они сопротивлялись.
– Не очень-то я привычен указы издавать. – Себастьян задумался, начал было писать, разорвал бумагу, взял другой лист, снова что-то начал, и снова разорвал. Наконец, досадливо махнул рукой, написал несколько слов, подписался и приложил перстень. Энтони взял листок, поднес к свету. Там, четким и совершенно ровным почерком, словно бы писавший во всю жизнь капли вина в рот не брал, было выведено:
«То, что сделал маршал Бейсингем, сделано по приказу короля».
…Во дворе было уже пусто: остались лишь охранявшие казарму стражники да с полсотни вооруженных горожан, которых максимус приставил в качестве телохранителей к Бейсингему и новому королю. К Энтони подошел отец Максимилиан.
– Ну что ж, начало положено, и хорошее. Что вы намерены делать дальше, милорд?
– Комендант приведет к присяге остальные войска, а мне надо заехать еще в одно место, а потом возьму полк кавалерии – и в Аркенайн.
– А там что? Решился ли Себастьян арестовать собственную невестку и несколько десятков представителей высшей знати?
– Нет, он поступил иначе, – и Энтони показал настоятелю приказ.
– Да, в уме ему не откажешь. Дайте мне эту бумагу до утра, – попросил священник. – К рассвету я привезу ее в кавалерийские казармы. Попробую добыть для вас еще одну подпись…
…Герцогиня Баррио, поднятая с постели среди ночи, вышла в капоте.
– Простите, Бейсингем, уж коль скоро вы являетесь в такое время, надеюсь, вы не станете требовать от меня полного следования этикету. Что случилось? Судя по вашему торжествующему виду, вы низложили Элизабет?