Шрифт:
Существует поговорка, что тот еще не жил полной жизнью,
кто не знал бедности, любви и войны. Справедливость такого
суждения должна прельстить всякого любителя сокращенной
философии. В этих трех условиях заключается все,
что стоит знать о жизни.
О.Генри
Грамота шестая, случайно подшитая в начало повести
Сразу за мостом прямо посреди дороги вырос метровой
«Направо пойдешь – себя потеряешь.
Налево пойдешь – речи лишишься.
Прямо пойдешь – совершишь деяние с вытекающими последствиями.
Назад дороги нет».
Кировец, шествующий впереди и обогнавший чуть не на сотню шагов оживленно спорящих товарищей своих, задумчиво почесал затылок. Потом обернулся. Никита с Алексеем, возбужденно размахивая руками, еще только приближались к мосту. Но – о, чудо! – за ними тут же вырастал могучий лес. Вставал стеной. И такой плотной, что… Илья Иванович повторил последние слова с камня. Вслух.
– Назад дороги нет. Похоже на правду…
А мужики, похоже, ничего и не подозревают. Знай себе, ругаются. О, счастливчики!
Сложив руки рупором, Кировец приставил их ко рту и громко крикнул:
– Эй вы! Обернитесь!
Те, застыв на месте, немедленно смолкли. Но оборачиваться не спешили.
– Да обернитесь же, долбойо…
Окончание фразы утонуло в громком шелесте листвы, всколыхнувшейся под резким порывом ветра.
В ту же самую секунду Алеша оторвался от земли и медленно поплыл вверх. По воздуху. Никита на какие-то секунды застыл, разинув рот. Отпущенный на волю чемодан грохнулся на землю. Но убегать от хозяина не спешил.
Впрочем, довольно скоро опомнившись, Добрынич тряхнул головой и, заикнувшись, спросил:
– Т-ты куда это? Малой?
Однако Алексей не ответил. Будучи уже метрах в пяти над тропою, он лишь судорожно хватал ртом куски атмосферы и смешно дергал ногами, пытаясь вновь обрести под ними твердую почву. Пока не получалось.
Первым в себя пришел Кировец. Он, забыв о возрасте и одышке, сорвался с высокого старта и бегом бросился обратно. Через мост. Добежав до Никиты, Илья Иванович неделикатно оттолкнул приятеля в сторону, скинул пиджак и, довольно ловко цепляясь за ветки, начал карабкаться вверх. Достигнув уровня Малого, достал из кармана перочинный нож, выкинул кнопкой лезвие и, ни минуты не раздумывая, пару раз полоснул им по подтяжкам, растянувшимся в натуральные парашютные стропы.
Алешка, вновь ощутив всю силу гравитации, попытался было уцепиться рукою за сук, но промахнулся и, обломав с десяток ветвей, грохнулся прямо на Никиту. Умник вытянул руки! Собирался таки поймать… центнер живого весу. Ха!
Кировец лишь вздохнул и разочарованно покачал головой.
Лезть вниз пришлось дольше – дерево за время спасательной операции выросло еще метра на три. Что за хрень такая?
Нет, подобные катаклизмы лучше пережидать на расстоянии. Где? Да хоть бы и на том берегу.
Решение, принятое Ильей Ивановичем, оказалось верным. Стоя сотоварищи вновь у путевого камня на другой стороне, он не без интереса наблюдал за сказкой, превращающейся в быль. В эти самые минуты. Нет, правда! Чертовщина какая-то. Даже ГМО таких быстрых всходов не дают. Или… А, плевать! Не важно.
Лес тем временем дошел до самой кромки воды и остановился. В смысле, остановился его буйный рост. А заодно и наступление. Река – непреодолимая преграда. Слава Богу!
– Чудненько, – только и выговорил Никита.
И смачно сплюну себе же на ботинок. Увидев конфуз, негромко выругался.
– Что это б-было? – заикнувшись, спросил Алеша.
Его тело до сих пор била мелкая дрожь.
– Хм, и вправду. Назад дороги нет, – ухмыльнувшись, произнес Илья Иванович.
– Чего? – в один голос воскликнули товарищи.
– Да я про камень, – пояснил Кировец.
– При чем тут какой-то камень, Иваныч?! – воскликнул Малой. – Это лес!
– Без тебя вижу, что лес, – ответил Кировец. – Назад-то обернись, чудило. Будет тебе и камень.
Алеша послушался. Обернулся. А вместе с ним и Никита.
Прочли предупреждение. Первый присвистнул, второй лишь усмехнулся. Но оба промолчали.
– Ну и что вы на это скажете, соколики? – спросил Илья Иванович.
– Себя терять нельзя. Боюсь, не переживем последствий, – произнес Малой. – Остаться перед отпуском без принципов – тухлый вариант. Без жизни тоже.
– Согласен, – кивнул Никита. – Да как в отпуске и без… эээ без себя? Куда теперь-то?
Все рефлекторно обернулись к мосту, но, увидев на том берегу непроходимый зеленый массив, лишь вздохнули. Странные дубы, в мгновение ока вымахавшие чуть не до самого неба, переплелись ветками и… лианами? Здесь, на севере? Твою ж бухгалтерию! Реальные джунгли…
– Нда… Назад дороги нет, – вновь произнес Кировец. – А жаль.
Потоптавшись с минуту молча, они вдруг разом открыли рты, но первым успел произнести слово Никита.
– Предлагаю, – проговорил он, – идти налево. Обосную. Во-первых, речи лишиться – это не беда, а только ее половина… Причем, наименьшая. Помолчать иногда полезно. Во-вторых, себя потерять – и так говорить не сможешь. Логично? Логично. Но можно ведь тупо созерцать. Мир внешний и внутренний. Оно иногда даже полезно. Типа единения с природой. А? И в-третьих, уголовка, братцы, нам уж совсем не в тему. Ну что, налево пойдем?
– Да погоди ты, – осадил такое рвение Кировец. – Давай-ка поразмыслим. Про уголовку ты с какого перепугу надумал? Деяние? Дурила! Оно любым может быть. И последствия тоже. Вытекающие, как тут написано. Почему сразу о плохих подумал?
– Точно, Иваныч! – восхищенно произнес Малой. – Ну ты, в натуре, голова!
– Рассуждаем дальше, – не обратил внимания на похвалу Кировец. – Речи вам тоже не лишиться. Я не позволю. И сами себе не дадите. Потому что вы, вредители, толстокожие сильно. Хрен чем вас проймешь! Я когда просил отчет сдать? Грозился премии лишить, между прочим. Ну? Вы ж за него даже и не садились, подлецы!