Мост
Шрифт:
— Пока еще для меня нет большой опасности. А вам нечего медлить — перебирайтесь поскорее: заявлюсь к вам не с пустом, а с оружием для коммунистов.
Серафима Дятлова это обещание обрадовало: «Вот удивится Яшкин, когда Фаддей принесет оружие…»
…На рассвете домик лесника окружили враги. Серафим проснулся первым. В дом ввалился Белянкин с офицером. В глаза прежде всего бросились погоны. Погоны! Только тогда Дятлов понял обман и загадочные слова об оружии, которое обещал Белянкин…
— Успокойся, Серафим Демьяныч, — сказал Белянкин. — Тебе ничего не угрожает.
Яшкина разбудили возбужденные голоса, он спросонья разглядывал непрошеных посетителей. Дятлов привстал на своем ложе и со словами: «Спасибо тебе, Фаддей Панфилыч, за свободу!» — боднул Белянкина в живот. Тот опрокинулся на спину. Яшкин вскочил и ударом кулака оглушил офицера, поленом вышиб оконную раму. Дятлов бросился в дверь, Яшкин в окно, но оба напоролись на солдатские штыки… Об этом злодеянии Белянкина никто как будто не знал. Свидетелем как будто был только Ягальский лес, но он молчал. Но на третий день после того как Хведюк спел свою песенку у ветхого амбара тетки Хвеклэ, тело Белянкина нашли на осине в Ягальском лесу.
Дремучие леса, что начинались сразу за Кузьминовкой, чулзирминцы считали Ягальскими. На самом же деле там соединялись четыре леса: Ягальский, Вязовский, Самлейский и Чесноковский. Между ними не было точных границ. Они переплетались ветвями и корнями, пересекались дорогами и тропинками, речками и оврагами, но порой связывали их неразгаданные тайны…
Ятросов, несмотря на свои немолодые годы, был незаменимым разведчиком: ему, как бывшему эсеру, доверяли враги. Он с давних пор славился в округе как лекарь: к нему шли и ехали чуваши и русские из близких и дальних деревень. Летом бродил он по лесам, собирая лекарственные травы, а в этом году в лесах кроме нужных трав скрывались еще и нужные люди…
Дом учителя в Вязовке стоял на опушке леса. Там всегда дежурил один из толковых и верных учеников, чтоб встречать людей по паролю и направлять их «куда надо». Ревкомовцы укрывались между Вязовкой и Самлеей, в той полосе, где лес считался «ничьим», туда обычно не Доходили жители этих деревень. Вот поэтому-то и выбрал Ятросов здесь место для пристанища партизан. Лесным ревкомом пока руководил Радаев. На первом же заседании ревком, выслушав рассказ Ятросова о гибели Дятлова и Яшкина, вынес смертный приговор предателю Белянкину. Но кто приведет его в исполнение? Радаев и Осокин по могли пока появляться в деревнях. Ятросов — из-за преклонного возраста, Семен — по здоровью не годился. А Илюша Чугунов осуществлял связь с Авандеевым. Пришлось повременить с исполнением приговора над Белянкиным до пополнения отряда.
Ятросов отправился в Самлей — там мужики, подобно чулзирминцам, не признавали власти Комвуча. Разведчик вернулся из Самлея быстро: он узнал, что именно там, в Самлее, в тридцати пяти верстах от Чулзирмы, объявился Вись-Ягур, успевший до прихода учителя восстановить там Советскую власть. Некоторые подробности, сообщенные Ятросовым, вызвали особенное недоумение.
Самлейцы арестовали сельского старосту и случайно прихватили члена уездного
— А как они собираются поступать с арестованными? — тревожно осведомился Радаев.
— Ягур настаивает на расстреле. Но его не все поддерживают — боятся ответной расправы. Среди моих спасителей мелькал один богатей. Он мне шепнул, что его единомышленники посылают человека в город за карателями.
— Вот уж не думал, что Ягур так нам навредит, — заметил Осокин. — Сам того не желая, — добавил он.
Было ясно, что надо срочно «ликвидировать» «Самлейскую республику», возникшую в опасной близости от лесного укрытия. Ятросов и Федотов должны были освободить арестованных. А усмирить «бунтарей» поручили Радаеву и Осокину. Так лесному ревкому пришлось нарушить наказ Авандеева о строжайшей конспирации. Все отправились в Самлей, в лесной сторожке остались больной Семен и Илюшка Чугунов.
Вись-Ягур, разобидевшись на самлейцев, не поддержавших его предложений о расправе над учителем и представителем Комвуча, уединился в доме сестры. Начался сенокос. Сестра Ягура с мужем отправились на луг, оставив гостя смотреть за детьми. Бунтарь приуныл: замучили его племянники-несмышленыши. Начал на них кричать — заревели. Попробовал развеселить — только сильней расплакались.
— Видал анархистов, сам был анархистом, — ворчал Вись-Ягур, — но таких анархистов впервые встречаю.
У открытой двери вдруг послышался густой бас:
— Что ты был анархистом — известно. А вот кем ты стал, пока еще не знаю. Здравствуй, Егор Егорович! Как поживаешь?
Вись-Ягур онемел — мальчуган, которого он держал на руках, упал бы на пол, если б его не подхватил пришелец.
— Не боишься, значит, белых. Открыто живешь, даже дверь распахнул настежь.
— Услышал господь молитву! — обрел дар речи Вись-Ягур. — Прислал ко мне самого главного нашего большевика.
— Анархист, глава Чулзирминской советской республики, восстановивший Советскую власть в Самлее, с богом беседует, — смеялся Радаев, — а в то же время чуть не арестовал коммуниста — члена ревкома.
Дети занялись земляникой, принесенной гостем, и умолкли.
— И анархистом ты себя назвал, Ягур, и большевиком, но ты ни тот, ни другой, — продолжал Радаев. — Ты с нами связан одной веревкой, несмотря на некоторые разногласия. Но мы тебя перевоспитаем. Пока же надо заняться предателем и коварным врагом Советской власти…
— Белянкиным? — Ягур привскочил.
— Именно, — удивленно подтвердил Радаев.
— Я его повесил в лесу на осине, — выпалил Вись-Ягур и замолчал в ожидании похвал.
— Ах. Ягур, Ягур, — Радаев укоризненно покачал головой, — Это самосуд, а надо было его живым, допросить.
— Живым я его и взял! — вскипел тут Вись-Ягур. — И допросил. Во всех своих злодействах признался — и про Дятлова, и про Яшкина. По-твоему, я его должен был после этого отпустить?